Звезда Голливуда

Думаю, что делать? Ведь нужно же с чего-то начинать. А тут ещё подходит один наш прихожанин и говорит: – Батюшка, вот здесь, – он показывает пальцем, – во время дождя по стене такие потоки воды хлещут, что ещё год – другой, и стена вообще рухнет.

Звоню своему знакомому москвичу, он человек деловой, и в своё время даже предлагал мне помощь, если придётся что-то восстанавливать. – Алексей Владимирович, дорогой, помощь нужна, приезжай, посоветуемся. И он приехал, что говорится, по первому зову.

Алексей кружил вокруг храма, забирался на колокольню, с которой соседний город был виден, как на ладошке. И всё восхищался его огромностью. – Батюшка, а у вас в епархии ещё есть подобные громадины, или тебе одному такое наследство досталось? Да-а-а, красотища.

– Алексей, лучше скажи, чем сможешь помочь? – Отче, какой же ты, всё-таки, счастливый человек, – продолжает мой знакомец, словно, и не слышит моего вопроса, – ну, где ещё сегодня найдёшь такой чистый воздух? Ой, смотри! Вон, внизу коровки пасутся, хорошо-то как. Господи, как же у вас хорошо! – Алексей, ты мне так и не ответил.

Он резко повернулся в мою сторону и чуть было не закричал: – Да, ты в своём уме, батя?! Разве это можно восстановить?! Здесь никакими шабашниками не обойдёшься, здесь целое строительное управление подключать нужно. И тут же снова вернулся в благостное настроение.

– Нет, ну воздух у вас здесь, – и он сделал рукой жест восхищения, – слов не подобрать. Ты, вот чего, лучше помоги мне здесь кусок земли купить. Я дом себе мечтаю построить. Понимаешь, у каждого человека должен быть свой дом, или тёплая дача, на худой конец.

Уже садясь в машину, мой приятель доверительно взял меня за пуговицу: – Батюшка, совет тебе дам. Ты для начала копи стройматериалы, кирпич там, цемент, металл. И всё, что выпросишь, свози к церкви. Организуй площадку и складируй. Понятное дело, что все эти москвичи, что понастроили здесь свои дачи, будут в течение лета твои кирпичи и доски воровать, но ты не переживай. Ведь они живут здесь только летом, а зима вся твоя. Заранее подбери надёжных православных ребят, зимой создашь из них бригаду и – вперёд по дачам. И всё, что твои соседи утащат у вас за лето, ты вернёшь. Пожалуй, ещё и с процентами получится. Я так в своё время себе дом в Казахстане построил, методика проверенная. Так что, не унывай, батя, и, вот чего, ты молись о нас, не забывай.

Время шло. Как мы поднялись? До сих пор понять не могу. А ведь всё потихоньку сделалось. И, что интересно, никто из дачников у нас за все годы строительства ничего не украл. Наоборот, помогали, особенно те, кто победнее. Так что бригада из надёжных православных ребят, которая бы грабила окружающие дачи, нам не понадобилась. Всё как-то Хозяйка нашего храма Сама управила. Началась молитва, и люди пришли, и средства нашлись.

А вот, если про внутреннее убранство говорить, то здесь я историю каждой иконы, каждой дощечки рассказать могу. Началось с того, как одна женщина предложила нам пожертвовать что-нибудь для храма в память о своём муже. – Что вам купить, батюшка? Как раз наступала Пасха, а у нас ещё даже фонаря для крестного хода не было. – Купи,– говорю ей, – фонарь, да попроси гравёра, пусть напишет на нём, что подарен в храм в память о твоём близком человеке.

Идея народу понравилась, и вскоре у нас появились подсвечники, выносные крест и икона, хоругви, и всё, что должно быть в церкви. Люди сами собирали средства, чтобы заказывать иконы в память о тех, кто уже ушёл, или в благодарность за чудесное избавление от беды.

Помню, как пришли к нам бабушка с внуком: – Батюшка, мы тоже хотим что-нибудь пожертвовать, правда, денег у нас совсем мало, вот только тысяча рублей. Нет ли у вас в храме какой-нибудь маленькой иконочки, которую мы бы теперь стали считать своей? Малыш будет расти, и будет знать, что у него есть храм, а в нём – его икона. Мы поговорили с мальчиком и решили, что вот этот ангел, с царских врат и будет его ангелом хранителем. И наш храм станет для него частью его родины, домом его души. Ведь, правда, хорошо, когда у тебя есть родина?

А потом, у одной знакомой умер отец. Он всю свою жизнь провёл в местах заключения. Периодически его выпускали на свободу, и он выходил, но только для того, чтобы украсть у кого-нибудь курицу, или подраться с соседями, и снова вернуться на прежнее место жительства. Может там ему больше нравилось? Зато дочка провела своё детство в школе интернате, но на отца обиду не таила. Родителей не выбирают. Папа, сидючи на нарах, состарился и вышел на пенсию, а родное государство заботливо откладывала ему её на сберкнижку. Но пропить деньги папашка не успел, умерев в заключении. Вот с ними и пришла к нам его дочь. – Батюшка, человек он был негодный, и жизнь провёл никчемно, но он мой отец, и мне всё равно его жалко. Приобретите на эти деньги что-нибудь для церкви, может его душе там полегче станет.

Приближался наш храмовый праздник, и мы решили на пожертвованные деньги купить две металлические хоругви. Поехали в Москву на Кропоткинскую, и там, в софринском магазине нам повезло найти хоругвь прямо с нашей храмовой иконой. Понятное дело, что одними хоругвями мы не ограничились, ещё чего-то прикупили, и хотя авосек было несколько, но все они были не тяжёлые. До автобуса ещё оставалось время, и я неожиданно для самого себя предложил матушке заехать в Донской монастырь.

Для меня это место было особым. Ещё до того, как завести семью, я любил ездить в столицу и гулять по старой Москве, и, как правило, посещал монастырский некрополь. Если кто не знает, то на этом старинном, чудом сохранившемся кладбище, похоронены известнейшие поэты моего любимого 18 века, Сумароков, Херасков, Дмитриев. Сколько здесь известнейший имён из старинных дворянских родов. Меня тянуло сюда, гуляя между этих могил, я словно общался с людьми, уже давно минувшей, но продолжающей очаровывать меня эпохи.

Кстати, здесь же вдоль стен стояли сохранившиеся части фриза, перевезённые от прежнего храма Христа Спасителя. А ещё, меня озадачивало, зачем перед малым Донским собором прямо на входе находится могила монаха? Что, больше человека похоронить было негде? Для того, чтобы зайти в храм, нужно обязательно на неё наступить. Только со временем я понял, что подвижник, погребённый на этом месте, специально завещал похоронить его так, чтобы потомки попирали его прах, как грешника и человека недостойного. Вот такое поразительное посмертное смирение.

А потом, когда были обретены мощи святителя Тихона, патриарха Российского, то здесь мне, впоследствии студенту Свято-Тихоновского института, приходилось бывать каждый год. Всякий раз перед началом сессии, я старался приехать и поклониться великому святителю.

Однажды мы приехали в монастырь с одной девушкой, сейчас она уже матушка, а тогда – ещё только выпускница медицинского училища при Градской больнице. Её послушанием было ухаживать за протоиереем Александром Киселёвым. Они вместе с супругой доживали в монастыре свои последние дни. Отец Александр был тем самым священником, у которого начинал алтарничать будущий святейший патриарх Алексий II. Эта девушка и представила меня тогда известному священнику. Он был стар и немощен, и ему хотелось посидеть на солнышке, посмотреть на зелёную травку, послушать щебетание птичек. Помню, как я выносил его из квартиры со второго этажа на улицу, и, таким образом, фактически прикасался к истории нашей церкви.

Вот и предлагаю моей матушке: – Давай заедем в Донской монастырь, приложимся к мощам патриарха Тихона, и пробежим по знаменитому кладбищу. Оказалось, что моя половина, и это притом, что она училась в Москве, ни разу не удосужилась побывать в таком замечательном месте. Это обстоятельство меня ещё только более раззадорило: – Едем, и немедленно, я расскажу тебе об удивительных людях.

Трамвайчик в момент доставил нас по нужному адресу. И мы со своими котомками, благо, что не тяжёлыми, уже спешили вдоль кирпичных стен. У самого входа в монастырь я увидел две представительские машины чёрного цвета, Мерседес и БМВ. Возле машин скучали четверо молодых людей в чёрных костюмах и белых рубашках с галстуками. На глазах у всех четырёх были чёрные же очки. А в ухе каждого из них торчали по наушнику с идущей к нему кручёной проволочкой. – Кого-то ждут, – подумал я. И точно, входим в ворота, а в храм никого не пускают.

Вдоль дорожки, ведущей в большой Донской собор, по обеим сторонам скопилось много людей. По большей части это были такие же паломники, что и мы с матушкой. Женщины, чаще уже немолодые, в платочках и с сумками в руках, пожилой ветеран, с планками от медалей, дети с учительницей. Все стояли и ждали. Храм был открыт, но в него никого не пускали. Я даже видел раку с мощами, но при попытке пройти мне немедленно преградил путь молодой здоровый парень в оранжевой робе и с метёлкой в руках: – Не благословляется. – Мил человек, – начинаю упрашивать парня, – мы народ нездешний, вот выбрались в столицу, хоругви для храма купили. У нас автобус скоро, к мощам бы приложиться.

Парень в робе, человек, видать, сердечный, отвечает: – Простите, но мы важного гостя ждём. Велено пока все проходы перекрыть. Он хочет к мощам святителя Тихона пройти, а потом ему покажут некрополь, а уж затем и вас в храм пустят. – А к могилкам можно будет пройти? – Нет, сегодня никак, у нас на кладбище благословляется только по выходным, а сегодня, никак. – Слушай, а как нам быть? Я священник и по субботам и воскресеньям мы с матушкой всегда на службах, сам понимаешь. Вот, оказия выдалась, так хотелось поэтам нашим древним поклониться. Значит, не пустите?

– Это надо у отца N благословение брать. – А где он, как его можно найти? – Да вон он, в-о-о– н, за теми кустами его видно. – А можно мне к нему подойти, благословиться. – Нет, нельзя, туда вам уже нельзя. – А тебе можно спросить от моего имени, мол, священник с матушкой просят, может, разрешит? – Мне отсюда уходить никак нельзя, отец N строго настрого не велел, мы большого человека ждём. Нам за порядком следить нужно, чтобы народ у него под ногами не крутился.

Понятно, наверно, президент какой-нибудь хочет посмотреть историческую Москву. Ничего не поделаешь. Не повезло. Смотрю, парень в робе вроде как в сторону того батюшки, что в кустах, посматривает. – Ладно, – говорит, – подержи, отец, метлу, я всё-таки подбегу к нему, спрошу о тебе. И он побежал мелкими перебежками между кустов, словно боясь, что по нему сейчас же начнут стрелять. Вижу, настиг он ответственного монаха и говорит с ним, указывая на нас рукою. Потом вернувшись, парень радостно доложил: – Отец N, в виде исключения, разрешил вам с матушкой посетить кладбище, но только после того, как по нему проведут гостя.

А кого вы ждёте, президента, что ли, какого? – Нет, не президента, приезжает известный голливудский актёр, можно сказать, звезда. Велено встретить его по высшему разряду. Мы из-за него с утра тут дорожки метём.

Думаю, вот здорово, сейчас ещё и звезду Голливуда увижу, ну, когда бы ещё так подфартило? Только, к сожалению, никого я из их актёров по именам не знаю. Крепкого Орешка и Терминатора могу назвать, а остальных, увы. Нужно у парня расспросить и имя этой звезды заранее на бумажку записать. – Слышь, друг, а ты не мог бы мне его имя назвать, я потом перед дочкой похвастаюсь, что видел, мол, такого известного человека. – Пиши, отец, его зовут – Джим Кэрри, он в «Маске» снимался. Я записал – Джим Кэрри. Надо, думаю, запомнить, а то вдруг бумажку потеряю. Стою, и всё про себя его имя проговариваю, и он, словно, услышал. Смотрим, ребята секьюрити засуетились, забегали, и под арку к началу дорожки въехал большой шикарный лимузин, и из него вышел сам Джим Кэрри и две его спутницы.

Парни в оранжевых робах, немедленно перехватив мётлы, словно щитами согнали всех нас с дорожки на газон, освобождая место для прохода гостей. Впереди шёл сам актёр, приятный мужчина высокого роста и худощавый. На нём были джинсы и рубашка с коротким рукавом, а на ногах мокасины. За звездой следовали две молодые женщины, очень ухоженные и очень красивые. Впервые я понял, что означает слово «гламурный». На одной, помню, был наряд из ткани с леопардовой раскраской. Мы стояли и смотрели на них во все глаза, такие они были красивые. И по сравнению с нашими тётками в платочках с их грубыми изработанными руками и этим стариком ветераном, да и со мной, одетым в военную зелёную рубашку с карманами на груди, чтобы в метро деньги не стащили, они казались, просто, небожителями.

Четверка охранников в чёрных костюмах, наслаждаясь чувством собственной значимости, сопровождала великого артиста. Я взглянул на часы и понял, что к могилкам поэтов 18 века нам уже не успеть, хорошо бы к мощам приложиться и нужно спешить на вокзал. Поэтому я и зашагал в храм, со своими хоругвями, пристроившись сразу же за охраной, за мной матушка с авоськами, а за ней уже и все остальные: тётки в платочках, дети с учительницей, и ветеран с планками от медалей. Нам никто не препятствовал. И Джим Кэрри шёл впереди всех, словно Данко, только без факела в руках.

Он подошёл к раке Святителя и долго стоял. Мы, все остальные, остановились поодаль и не мешали гостю. О чём он думал? Я не знаю. Может он специально приехал к святому человеку, потому, что будущий патриарх в начале прошлого века трудился на американском континенте. Вдруг в их семье кто-нибудь с ним пересекался, ещё в те годы, а внуку захотелось поклониться этому великому человеку? Не станешь же выспрашивать, правда?

Кэрри к мощам не прикладывался, он только поклонился в пояс и отошёл. Я стоял немного сбоку и видел в этот момент выражение его глаз, и мне эти глаза очень понравились.

Приехав домой, я с порога похвастал перед дочкой, что видел, можно сказать, классика американского кинематографа, по имени, я подсмотрел по бумажке, Джим Кэрри. Говорят, великий актёр. Дочь, молча, слушала и смотрела на меня, с каким-то, как мне показалось, сочувствием, и только уточнила: – Папа, а ты видел что-нибудь с участием этого великого актёра? Я честно сознался, что нет.

До сих пор, она бывает, звонит мне по телефону и предупреждает: – Папочка, сегодня по ТНТ будут показывать твоего классика, так что можешь насладиться. Иногда я действительно пытаюсь посмотреть какой-нибудь фильм с его участием, но больше чем на десять минут меня не хватает. И всякий раз стараюсь снова разглядеть в глазах актёра тот мудрый свет, что однажды я уже видел. И всё жду, ну, когда-то это настоящее должно же себя проявить. Ведь не просто так приезжал он поклониться святыне.

На кладбище Донского монастыря, к могилам дорогих мне поэтов, я больше так и не собрался. По выходным мы с матушкой служим, а на буднях, чтобы пройти нужно иметь благословение, а кто мне его даст? Тот парнишка в оранжевой робе, мог бы конечно помочь, да только где его теперь искать?