Наш
собеседник — отец Дмитрий Василенков, священник
Русской Православной Церкви, заместитель председателя
отдела по взаимодействию с Вооружёнными силами и
Правоохранительными учреждениями Санкт-Петербургской
епархии. В дни, когда в России наблюдается обострение
ситуации на Кавказе, отец Дмитрий поделился своим
опытом частых командировок в зоны боевых
действий.
«Приход к Богу … это как любовь»
– Отец Дмитрий, расскажите о том, как Вы пришли к своему служению?
Человек приходит к Богу… это как любовь. Трудно объяснить словами. К примеру, как Вы полюбили жену? Это трудно выразить в каких-либо мыслимых структурах. Могу лишь сказать, что Господь по милости своей избрал меня на путь священства. И после обучения в Санкт-Петербургской духовной семинарии я был рукоположен в диаконы, потом в сан священника, и как-то сразу сложилось, что буквально через год моего священнического служения пришлось подружиться с нашими силовыми структурами и работать с ними. Предпосылки к этому были. Я сам из семьи военного и в советской армии служил. И всегда любовь к нашим вооруженным силам присутствовала во мне. И сейчас уже в качестве военного священника тружусь с 2005, с момента образования в Санкт-Петербургской епархии отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами.
Капелланы, традиции и кадры
– В свое время появление в Церкви отделов по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами вызвало неоднозначную реакцию со стороны светской прессы. Хотелось бы узнать, как смотрит государство сегодня на планы Церкви по развитию взаимоотношений с армией?
– Последнее заявление нашего президента Д. Медведева говорит о том, что в России будет создаваться институт военного духовенства. В синодальном отделе уже ведется работа по формированию этой структуры. И думаю, что в ближайшее время институт военного духовенства появится в армии. Принципиальный вопрос об этом уже принят нашим президентом и патриархом. Сейчас идет конкретная работа над тем, как это все будет реализовываться.
– Каковы традиции военного духовенства?
– Если мы внимательно изучим нашу историю, то увидим, что институт военного духовенства всегда пребывал в императорской армии. Есть масса свидетельств о роли военных священников в армии. Священники всегда участвовали в войнах, которые вела Россия, духовно поддерживали армию, окормляли воинов, да и немало героев было среди них, есть и те, кто души свои положил за ближних. Мы ничего нового не строим, мы опираемся на старый опыт.
– Отделы по взаимодействию с вооруженными силами существуют во всех епархиях?
– Отделы существуют практически во всех епархиях, и все они подчиняются епископам. Наш отдел подчиняется митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Владимиру. К тому же мы активно сотрудничаем и также починяемся синодальному отделу по взаимодействию с вооруженными силами, руководитель которого протоиерей Дмитрий Смирнов.
– Проблемы с кадрами существуют в работе отдела?
– Я бы удивился, если бы после 70 лет страшных событий, которые происходили с нашей Церковью, у нас бы не было кадровых проблем. Существует вообще священнический кадровый голод, и не только в сфере отношений с вооруженными силами. Возьмите любое направление – молодежное, миссионерское, какие-то социальные проекты Церкви, везде существуют кадровые проблемы. Эти проблемы уже решаются. А пока нам необходимо работать за троих-четверых человек. Господь дает силы. И это самое главное. Не надо стенать, и ссылаться на существующие проблемы. Дорогу осилит идущий. Ты работой, трудись, а Господь все устроит. Так и здесь. Думаю что, если вопрос о воссоздании института военных священников поставлен, то Русская Православная Церковь с ним справится. Военное духовенство будет.
Православные – это воины
– До недавнего времени для выпускников духовных академий существовало обязательство прохождения службы в армии, теперь его нет. Это как-то влияет на качество священнослужителей?
–
Я могу высказать здесь лишь свое мнение. Будущий
священник должен быть человеком духовно опытным. Ведь
священник это врач духовной. И конечно когда молодой
юноша, не имея никакого жизненного опыта, только
отучившись в семинарии, становится священником, то
ему, конечно, бывает трудно. Приходится духовно
возрастать и свой жизненный опыт нарабатывать. Это
тяжело на самом деле. Есть такая поговорка, что у
каждого из врачей есть свое кладбище. У священника же
на этом кладбище первая могила его. Недаром ведь в
древние времена в священники рукополагали только по
прошествии определенного возраста. Недаром ведь все
это существовало. Сейчас правда не о возрасте идет
речь, потому что и в 20 лет можно быть духовно
опытным человеком, сегодня время такое. Но речь идет
о том, что такой опыт должен быть, и армия дает
неплохой жизненный опыт. Может быть, выпускник
семинарии никогда и не будет работать с военными, но
вот опыт пребывания в военной среде, умение и
подчиняться в том числе – все это сами по себе
ценные моменты, которые могут помочь в будущем
духовном пастырстве.
Мне самому приходилось учиться в семинарии и наблюдать изнутри процесс духовного становления юноши, поступающего в духовное училище. Могу смело сказать, что те, кто приходили на обучение после армии были гораздо зрелее, нежели те молодые ребята, которые окончили школу, послужили в алтаре и поступили в семинарию.
– Известно, что в армии существуют православные части, где служат в основном семинаристы, православная молодежь, и соответственно руководство таких частей в большинстве своем православное. Как много таких частей?
– Мне о таких частях вообще мало известно. Возможно, такие части имеют смысл, для каких-то определенных целей. Взять хотя бы Валаам. Там служат монастырские послушники, те люди, которые избрали монашеский путь. Но вообще, мягко говоря, вопрос не однозначный. Если мы сейчас начнем создавать православные части, то кто же тогда пойдет служить в других частях? А как же «идите, и научите все языцы»? Кто будет учить? Предоставим этим заниматься сектантам? Стяжи дух мирен, иди и служи…
Опять же, что меня удивляет. К нам в военный отдел часто приходят родители призывников, и, как правило (иного я не встречал) начинают, что вот «мол, хотим послужить в православных частях, там где поспокойней». Мы немножко пошутить любим, и предлагаем сделать родителям выбор в пользу спецназа… Хотя это и не шутка вовсе на самом деле. Такое вот отношение, что мы православные должны быть в неких резервациях, а вот спецназ, который родину защищает, это нет, это для обычных людей. Такое отношение удивительно. Все должно быть наоборот. Вот если был бы создан православный отряд в спецназе, или в ГРУ, или во внутренних войсках, который выезжал бы в горячие точки, решал боевые задачи, показывал бы как Родину любить, вот это да, вот это бы я поприветствовал. Православные всегда должны быть на острие огня. Это и пример другим, что мы православные не на словах, а на деле. У нас же бегают толпы родителей, старающиеся пристроить своих детей. На мой взгляд, это вырождение.
Большая беда в том, что традиционное понятие мужчины как воина, мужа, защитника отечества, у нас куда-то совсем пропадает. В результате нашего воспитания, все больше какие-то женоподобные юноши вырастают, неспособные ни за отечество постоять, ни себя защитить. Совсем не обязательно кулаками махать. В воинских частях на случай возникновения каких-то проблем, военная прокуратура, поверьте мне, днюет и ночует. Так многие неспособны даже заявление в прокуратуру написать. Вот что удивительно. Настолько дух отсутствует. И когда ко мне приходят молодые мамы, я им советую детей не только в Церкви водить, но и мужчин из них воспитывать. Ведь как у нас к православному ребенку часто относятся – это нечто забитое, – то ему нельзя, это нельзя, все над ним потешаются. А когда наоборот, православный ребенок в школе и на турнике первый, и за друга своего постоит, и если надо то и леща даст доброго, то и остальные дети вокруг за ним начинают тянуться.
Личность определяет многое. Коммунисты были не правы. Ведь православие это не только бабушки в платочках. Ведь это еще и воины. У нас все герои нашего Отечества православные верующие люди. Мы об этом забываем. И в результате у нас нет лидеров, способных повести за собой. Сектанты только что на ушах не ходят, а со стороны православных молчание. Надо с этим бороться. И как раз через воспитание воинов. При нашем отделе ведется большая работа по военно-патриотическому воспитанию детей. Создан координационный совет из 16 православных клубов, проводятся различные мероприятия. Поодиночке сложно выживать, а вместе мы сила.
«Мы живем за счет жизней нашей молодежи»
– Из Ваших слов можно понять, что ситуация в целом плачевная, каково же тогда будущее?
– Конечно, из года в год качество призывников хуже. Даже если сравнить время моей службы – конец 80-х и современных призывников, то это небо и земля. Просто в мое время еще не было компьютеров, у молодежи были иные забавы, молодежь спортивная была. У нас турник, штанга, груша были неотъемлемы. Сейчас я наблюдаю молодежь, так у них какое-то все убогое, фантазии ноль. Плюс ко всему здоровье. Воспитание родителей «доброе». И воспитание школьное. Все сказывается… Если раньше в 18 лет люди полками командовали, то сейчас при виде молодого человека хочется ему мишку что ли плюшевого подарить, но ни в коем случае не автомат дать.
Это что касается физических данных. Но духовно молодежь нормальная на самом деле. Я часто по военным частям езжу. Миссионерская работа в армии самая благодатная. Многие то и священника впервые в жизни видят, и интерес всегда есть. Активность очень высокая. Все в наших руках. Многое можно изменить. Взять хотя бы Чечню. Молодежь, сколько ее не ругали, но ведь и первую и вторую чеченскую войны вытянули именно призывники. Достойно ребята воевали. Конечно, в другие периоды нашей истории их сверстникам было легче, – они всем своим воспитанием, физической подготовкой были готовы к трудностям. Но, не смотря ни на что, они выдержали. Не бросили ведь, автоматы, а стали воевать в тех страшных условиях. Россия благодаря им не развалилась до сих пор. Мы живем за счет жизней нашей молодежи, за счет того, что они в это страшное время души свои за нас положили. Если бы не они, оболганные, преданные, брошенные на произвол судьбы, то кровь из Чечни вылилась бы на всю Россию. И ведь до сих пор их подвиг не оценен. Вторая чеченская война заслонила собой первую. А ведь воины первой чеченской и есть сейчас забытые герои. И с 31-го на 1-я января мы молимся о них в нашем храме.
Наша молодежь тянется к Богу.Она замечательная несмотря ни на что, просто с ней работать нужно. И многое из того, что в ней есть наносное. Сколько раз приходилось с ребятами встречаться, и «я атеист» и прочее, а как поговоришь, так все это отбрасывается, все это наносное и сразу уходит. И видишь просто хорошего чистого парня, который ищет, искренне. Другое дело, что мы должны им явить свет Христов в себе. А если мы будем тьму являть, то мы молодежь потеряем.
На войне как на войне
– Расскажите, как часто приходиться ездить в командировки в горячие точки?
– Мы едем в командировки по послушанию. Со мной еще ездит мой помощник Александр Назаров. Ездим с 2005 года. С тех пор уже со счету сбились. Мы были в Чечне, Дагестане, Ингушетии, были в Южной Осетии, в которой застали уже концовку известных событий. Были этим летом в Чечне. Надо кому-то это делать. Нашим воинам требуется духовная поддержка. А когда Русская Православная Церковь оставляла своих духовных чад? Особенно во время духовных испытаний.
– Отец Дмитрий, я слышал о Вашем ранении во время последней командировки… Как часто священники попадают непосредственно в зону боевых действий?
– Мы ведь знаем, на что мы идем. Скажем так, за битого двух небитых дают… (смеется)… Все что Господь не делает, ко благу. Но с другой стороны, а что мы хотим? Если там идет война. А она идет там. Как бы ее не называли, – большая, малая, террористическая… на ней гибнут наши воины, защищая нас. Чтобы не происходило этих бесчинств, которые мы наблюдали и в Беслане и в Норд Осте. Я видел в Беслане детское кладбище. Это страшно. И эти звери готовы на все, их ведь нужно как-то останавливать. Мы сейчас сидим здесь, разговариваем. А ведь там кто-то душу свою сейчас отдает за нас… Служат там молодые ребята, мальчишки. Ведь что такое контрактник? Один-два года в армии и потом контракт, 20 лет. И они там реально работают, и выполняют боевые задачи.
Всякое бывало, конечно. Господь хранил. В последнюю мою поездку, получилось так, что мы попали в засаду. Зацепило немного… Но о себе то что рассказывать? Многое ли я могу? Где-то доброе слово сказать, раненых перевязать… А вот ребята герои, это был их первый бой и они достойно бились. Не испугались, и Бога вспоминали, не дали врагу сломить себя… Для меня вот это важно. Я вижу, что Бог дает ребятам дух. Я вижу, что Бог с нами. И крестились многие после этого. В последнюю командировку крестили около 60 человек. За все командировки, с 2005 года, приняли святое крещение около 800 человек.
Что такое священники на войне? Мы отбыли командировку и уезжаем. А ребята там по полгода живут, и практически каждый день выполняет боевые задачи. Им то и стоит поклониться.
– Какие случаи запомнились Вам на войне?
– Многие случаи можно рассказать. Допустим, ребята попадают в засаду, их в упор расстреливают, а пули мимо проходят, и все живыми остаются. И все реально отдают себе отчет, что это Бог помог. Или даже во время последних южноосетинских событий, наши воинские подразделения малым количеством, фактически в окружении выполняют свои боевые задачи… и фактически без потерь. И потом наши десантники, возвращаясь на место боевой дислокации, – вместе с женами и детьми, все в полном составе идут в храм. Вот это чудо. И таких чудес масса происходит. Было несколько лет назад, такое, что мина залетела в палатку к солдатам и разорвалась над банкой со святой водой, которая там стояла и все осколки ушли мимо, никого не задев. Или когда едет «таблетка» (БМП) освященная и в нее стреляют из гранатомета сверху… Это верная смерть. Граната пробивает крышу, втыкается в пол и не взрывается. Господь своих чад не оставляет.
Мы здесь, в миру привыкли к милостям Божьим, и их не замечаем. А когда ты постоянно находишься в соприкосновении с вечностью, то ощущаешь поддержку Божью явственно.
Есть такая партия!
– Прокомментируйте последние события в Ингушетии (теракт 18 августа в Назрани)? Каково развитие ситуации?
– Я скажу так. Нужно быть реалистами. Против России ведется война. Все происходит не просто так. Колоссальные средства выделяются для дестабилизации ситуации на Кавказе. Именно на Кавказе сейчас решается вопрос целостности России. Наши войска и правоохранительные органы там работают и ситуацию контролируют. Но на войне всего не предусмотришь. Враг тоже работает, он опытный и страшный. В любой момент можно ожидать дальнейшего развития событий. Там может быть что угодно. Нужно понять, – нас пытаются уничтожить. Кавказ это лишь один из аспектов. Наркомания, коррупция, секты… – это все единая линия фронта.
Мы еще не знаем, какие испытания ждут Россию. Да ситуация может быть переломлена. Но нужно работать. Прежде всего, духовно помогать нашим воинам. Сегодня решается, будет ли у наших детей будущее. Сейчас не время спать, кормить себя сказками… Я часто встречаю некое благодушие. Кризис кризисом, но вот вроде зарплату выплачивают, и некое светлое будущее вскоре настанет, и все мы заживем славно. Все как-то живут, не осознавая происходящего. Нужно трудиться. И священникам и мирянам. Очень сильно трудиться. Иначе беда будет.
Есть такой пример в истории. В предреволюционные годы была ситуация, когда встал вопрос о том, кто способен взять власть в России?.. Ленин встал тогда, и сказал: «есть такая партия!» Так вот, если мы православные, и это наша страна, то почему мы должны молчать? Мы должны заявлять: мы православные способны изменить ситуацию в стране, мы способны взять ответственность на себя за будущее страны. И не просто сказать, а сделать. Не нужно смотреть на далекие перспективы, нужно просто не спать, а работать.
– Когда Ваша следующая командировка в Чечню?
– Планируем на осень этого года. Но как получится. Все зависит от ситуации на самом Кавказе. Возможно, и завтра необходимо будет ехать.
Беседовал Виктор Васильев