В Дивеево живет родственница Тимофея Михайловича Жеданина, расстрелянного за службу в Царском штабе.
– Будете в Дивеево, обязательно
зайдите к Екатерине Ивановне! – напутствовала
меня раба Божия Нина, с которой мы познакомились в
Крестном ходе. Нина – библиотекарь в самарском
храме Царственных Страстотерпцев, и все, что связано
с Царской темой, ей особенно дорого и близко. И когда
сама она несколько денечков пожила в Дивеево у бабы
Кати, порадовалась тому, как много в ее маленьком
домике портретов Царя и членов Царской Семьи, их
икон. А Екатерина Ивановна сказала ей просто:
– Да как же, у меня ведь свекор был писарем при Царском штабе, близко видал Государя, и Царь-батюшка его знал и ценил…
Что удивительно, в Христорождественском храме Большой Царевщины (не лежит сердце называть этот поселок невзрачным именем Волжский, как переименовали его в советские годы!..) мы как-то не выбирали места, где примоститься, чтобы Нина могла записать мне адрес и телефон Екатерины Ивановны. А когда я подняла взгляд, то увидела, что прямо над нами с ласковой улыбкой смотрит на нас с большой иконы Батюшка Серафим. Саровский старец, прославленный последним российским Царем… Видимо, есть воля Божия на эту встречу.
Как во славном Нижнем Новгороде…
Паломническая группа с теплохода «Алексей Толстой» отправилась в Дивеево намного позже, чем планировалось. С утра задержал густой туман, и теплоход несколько часов простоял на якоре – немного не дойдя до Нижнего Новгорода, а потом наши автобусы долго продирались сквозь городские пробки – и, наконец, вырвались на дорогу, бегущую к Арзамасу и дальше, к селению с дивным именем Дивеево. А пока колесили по нижегородским улицам, я вглядывалась в мелькающие за окнами картины. Вот выплывает справа стоящий на Стрелке – слиянии Волги и Оки – золотисто-желтый храм во имя святого благоверного князя Александра Невского. Улица забирает вверх, и уже где-то в стороне остаются Иоанно-Предтеченская церковь на Нижепосадском торгу, где князь Димитрий Пожарский и Козьма Минин собирали Нижегородское ополчение, и возрожденный Крестовоздвиженский монастырь. Когда в безбожные годы монастырь был закрыт и обезглавлен, а старинные фрески и иконы расстреляны из большевистских наганов, на колокольне не раз видели появлявшуюся неизвестно откуда женщину в монашеском облачении. Женщина эта, в которой кто-то увидел давно почившую первую игумению монастыря, наводила ужас на безбожников…
– …А в этом здании находилась богадельня, – доносится с переднего сидения рассказ экскурсовода. – Здесь жил Петр Заломов, прообраз горьковского Павла Власова, и его мать, та самая Ниловна из романа «Мать».
Вот ведь как – вырос рабочий паренек в богадельне, на готовых хлебах, да и подался в революционеры. «Отплатил» за все доброе…
Через два дня уже, в Свияжске, молоденькая паломница спросит: «А что это такое – богадельня?» И правда, несколько странное слово, если не знать, что составлено оно из сочетания двух слов: «Бога для» (а между «д» и «л» последнего слова в церковнославянском языке был еще и неполногласный звук «ерь», впоследствии утраченный или, как здесь, перешедший в звук «е»). То есть богадельня – это дом, где ради Христа призреваются нищие и сирые. В наше время все чаще – одинокие старики и старушки, ставшие ненужными выросшим детям…
Арзамасский крест
Арзамас! С нетерпением жду, когда появятся величественные храмы Соборной площади. Как люблю тишину Никольского монастыря, где охватывает ощущение, будто так оно всегда и было, и молитва никогда не прерывалась в этом не таком и большом храме… Где я однажды поинтересовалась у немолодой монахини в стареньком подрясничке, усердно начищающей подсвечник, как найти игумению Георгию, и та, помедлив, спросила, зачем мне нужно видеть настоятельницу. И, узнав, что я из Православной газеты «Благовест», с едва заметным легким вздохом выпростала из-под теплого жилета игуменский крест… Сколько уж лет прошло, а и сейчас все так же греет душу воспоминание о той давней встрече.
А в громадном Воскресенском соборе, что через площадь смотрит прямо на монастырь, хранится необычный крест. Рассказывали, что не одну сотню лет назад где-то в этих местах был у купца сынок блаженненький. Старшие – хозяйственные, помощники отцу в делах, а этот – молитвенник… Однажды отец послал сыновей с товаром на ярмарку, приплыли они на лодке, пристали к берегу. Братья старшие пошли к торговым рядам, а меньшого оставили посторожить лодку. Вдруг к нему подошел прекрасный ликом юноша и дал ему большой деревянный крест: «Отнеси в Арзамас!». Тот, не раздумывая, взял крест на плечо – и пошел. И за три часа проделал путь, который с братьями на лодке преодолели за несколько дней. Хотел внести крест в свой дом, но крест неожиданно вырос, так что не мог пройти в двери. И юноша понял: надо нести этот крест в храм… Так ли или иначе все это было – мне так поведала одна попутчица до Дивеево, Галина, летом 2001 года…
Чугунок Батюшки Серафима
В Дивеево въехали на закате, над высокой колокольней и среброглавыми соборами разливалась малиновая заря. В Троицком соборе уже началось вечернее Богослужение, паломники выстроились в очередь к святым мощам Батюшки Серафима… Сегодня вечером отъезжаем.А мне-то надо успеть еще к Екатерине Ивановне! И не просто посидеть-почаевничать, а расспросить для газеты.
– Не подскажете, как пройти на Покровскую улицу? – спросила я у женщины, вышедшей вместе со мной из собора.
– Лучше, пожалуй, я вас немного провожу, сколько по пути, до Заречной, а там – сами найдете, – ответила она. И мы скоренько зашагали по совсем уже темным улицам.
По дороге Зинаида поделилась со мной удивительной историей. Недавно жила у нее на квартире женщина из Красноярска, врач («ухо-горло-нос», – назвала ее Зинаида). Она всего год как пришла к вере. Теперь вот приехала в Дивеево – шесть суток мучилась в поезде, – чтобы какой-то «чепчик» на голову надеть. Уж очень сильно голова у нее болела, никакое лечение не помогало.
– Я-то, – говорит Зинаида, – удивилась: какой такой чепчик, что за чепчик? Никогда о таком не слышала. А постоялица рассказала, что у них в Красноярске приносили в больницу трехлетнего мальчика очень тяжело больного, с опухолью головного мозга. И еще что-то было у него очень серьезное. В общем, врачи его родителям сказали, что нет ни малейшей надежды, не жилец он! А они взяли сыночка и поехали с ним в Дивеево. Там они молились о нем, подносили к святым мощам и купали его в источниках, а еще, как поняла эта женщина из их рассказа, на голову ему надевали какой-то «чепчик». И когда вернулись в Красноярск, пришли с малышом в больницу. Медики смотрят и не верят: здоровенький мальчик, никаких следов страшного недуга! «Да вы, говорят, не того ребенка привели!» – «Как не того – тот самый, другого у нас нет!» – «Ну значит, это у нас аппаратура неисправна была, вот и показала опухоль, где ее не было!» Не поверили в чудо.
А та женщина-врач, увидев, что мальчик чудесно исцелился (ведь вот только недавно, на ее глазах, мальчик просто умирал!), уверовала и решила тоже поехать в Дивеево. И тоже надеть на голову «чепчик», как ему надевали.
Здесь-то и выяснилось, что это был не чепчик, а чугунок Батюшки Серафима. И вот стоим мы с ней в Троицком соборе, и она говорит:
– Представляешь, мне уже за эти дни два раза надевали на голову чугунок! И сколько здесь живу, у меня голова совсем не болит!
Я, конечно, отвечаю:
– Ну так тебе еще раз – третий – обязательно надо надеть чугунок!
Да ведь это сказать легко, а чугунок не всегда выносят к паломникам. Как подгадать, чтобы именно в этот момент оказаться в храме?
Стоим мы, только об этом поговорили, и в это самое время идет группа паломников во главе со священником, и для них выносят чугунок. И этой красноярской паломнице тоже его на голову надели! В третий раз…
– Смотрю я на нее, – закончила рассказ Зинаида, – а у нее глаза такие счастливые, такая радость в глазах! Ничего ей, кажется, в жизни не надо, кроме этой дивеевской радости…
Старая фотография
– Она мне так помогает, – сказала Екатерина Ивановна. – И помыла все, и столько всего переделала за эти дни! Такая хорошая, роднее родных! Да сейчас у меня больше и нет родства по крови, есть только по духу!..
Таня споро вскипятила чай, и наскоро потрапезничав, я приступила к расспросам:
– У вас ведь кто-то в роду служил при Царском штабе?
– Он мне свекор приходится, Тимофей Михайлович Жеданин. Я его в живых уже не застала, только по рассказам золовок знаю. Служил в Царской армии, был он грамотный – род их был дворянский, вот он и закончил гимназию. Ну и значит, был он офицером, служил писарем в штабе при Царе, и Царь его возлюбил, свекор мой был спокойный такой, работу очень четко выполнял. У него была рюмка – подарок Императрицы Марии Федоровны, матери Царя Николая Второго, в награду за непорочную службу. На этой рюмке надпись и Царский герб. Ценили моего свекра очень…
Ему в молодости старец один предсказал: «Тимофей, у тебя не будет наследника, фамилия твоя прекратится».
А его благословили поехать в деревню – жениться, и из деревни он привез себе жену Анну. И когда он приехал из деревни с женой, их встретили в Петербурге как родных, очень хорошо. Первая дочь-то Анна родилась у них в 1910 году. А в 1912 году народился сын Александр. Второй своей дочери они дали имя в честь Великой Княгини Елизаветы. И когда в 1917-м еще сын родился, Иван, Тимофей Михайлович и говорит: «Ну и кому верить – вот уж и два сына у меня, и дочери, как же не будет у меня наследника?..»
Но все сбылось! Старший, Александр, на войне был ранен так, что не мог жениться. Не осталось у него потомства. Иван Тимофеевич женился, и две дочки у него было, а наследника не было, фамилию свою передать некому было.
А последний сын, мой муж Василий, родился в 1924 году. Я с 1932 года, он был старше меня на восемь лет. Был он, как и отец, военный, двенадцать лет отдал этому ремеслу. А потом уехал в Архангельск, завербовались с двоюродным братом на сплав. Работал он механиком, получал неплохо. Ну а после получки рабочие загуляли, да мало им показалось. Пристали к нему: дай денег! Он им: «Какие у меня деньги? Вы же знаете, что я посылаю жене и двум детям». – «Ах, у тебя денег нет?!» Слово за слово, его и избили сильно. Он кровью истекает. В больницу доставили, стали операцию делать, он и помер на операционном столе.
У нас с Василием был сын, да не пожил. Шел по дороге, и его пьяный на машине сшиб. Прямо у людей на глазах… Почки ему отшибло, в больнице три часа помучился да и умер. Сына схоронила, ему было тридцать семь лет, а дочка вот на Рождество умерла – ей было сорок семь. И осталась я одна, с Божией помощью живу. Так вот и не осталось наследников фамилии после моего свекра. Как и предсказывал старец…
– Вы сами, говорите, свекра не застали. А что рассказывали его дочери – как сложилась его судьба после революции?
– Когда революция началась, в армии пошли всякие нестроения, и они уехали. У Жеданиных свое имение было, два дома двухэтажных в Бутурлинском районе Нижегородской губернии, и мельница, три лошади, тарантас и карета – все было свое. Тут на богатых гонение, у них отняли один дом и все хозяйство. Отняли бы и второй дом, да старший брат Алексей Михайлович работал учителем, директором школы, он и пришел ночью в тот дом со своей женой, так и остался им этот дом.
А Тимофей Михайлович, чтобы семью вызволить из лишений, пошел добровольцем в армию. Взяли его весной 1925 года, моему-то будущему мужу Василию был годик. И вот однажды в сентябре Тимофея поставили в наряд подметать тротуар. Товарища его послали за водой. Он принес воду, поставил ведра и отдал Тимофею Михайловичу честь. А у казармы стоял красный командир и увидел это. Подозвал к себе этого товарища и спрашивает: «С чего это ты отдаешь ему честь? Он такой же солдат, как и ты». Тот и скажи: «Нет, он не солдат, у Царя служил офицером».
Тут же Тимофея Михайловича спросили, правда ли это. Он ни от Бога, ни от Царя не отказался. И на другой день ему вынесли приговор, расстреляли его.
– Мне много раз снился Царь Николай и говорил, что во всем поможет, – закончила свой рассказ Екатерина Ивановна. – Я ведь теперь одна осталась, детей обоих похоронила, пенсия небольшая. Вот у меня кругом портреты Царя и его Семьи, иконы… И когда его прославили, поехали ко мне батюшки со всех сторон, из разных городов и сел. Помнят люди Государя, молятся ему. 17 июля, в день расстрела Царской Семьи, мне из Питера прислали 5 тысяч рублей, из Оренбурга 3 тысячи, из Волгограда 4 тысячи. Вот так помогает Государь.
А на прощание Екатерина Ивановна вынесла мне показать журнал «Русский дом» № 7 за 1998 год. Во всю обложку – фотография царских воинов, и в центре портрет Государя Императора Николая II. К сожалению, не удалось (может быть, не хватило времени) найти в журнале сведений о том, где, когда и при каких обстоятельствах была сделана эта фотография. Ведь на этом снимке вторым слева во втором ряду запечатлен свекор Екатерины Ивановны, Тимофей Михайлович Жеданин.
– Сверяли с его фотографиями, возили даже куда-то в Москву – признали, что это он… – сказала Екатерина Ивановна.
Прощаемся с гостеприимной хозяйкой, и я бегу теперь уже знакомой дорогой, к видной издалека колокольне монастыря.
Живет в Дивеево родственница расстрелянного за Царскую службу Тимофея Михайловича Жеданина. И хранит о нем память…