Прошло немногим больше года с тех пор,
как две части Русской Православной Церкви
воссоединились. За это время в жизни Зарубежной
Церкви произошли драматические события. Первоиерарх
РПЦЗ Митрополит Лавр (Шкурла), бывший горячим
сторонником воссоединения, отошел в мир иной. Ему на
смену Архиерейский Собор РПЦЗ избрал архиепископа
Илариона (Капрала). На том же заседании Собора первым
заместителем Первоиерарха был избран архиепископ
Берлинский и Германский Марк (Арндт).
Архиепископ прекрасно знаком нашим читателям. Он довольно часто выступает на страницах «НГР» с комментариями по тем или иным событиям церковной жизни. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей беседу с этим известным церковным деятелем русского зарубежья, которую провел с ним ответственный редактор «НГР» Марк Смирнов. В этой беседе архиепископ очень подробно и интересно рассказал о своей жизни, о переходе в православие, о проблемах, существующих во взаимоотношениях Православных Церквей, и прежде всего Москвы и Константинополя.
– Ваше Высокопреосвященство, мы встречаемся с вами ежегодно для того, чтобы поговорить о церковной жизни в России и за рубежом. На этот раз мне хотелось бы задать вам вопросы, касающиеся вашей жизни, судьбы и биографии как одного из иерархов Русской Зарубежной Церкви. Не могли бы вы коротко рассказать о себе, ведь многие даже не знают, что вы природный немец.
– Родился я в военное время в 1941 году, в январе, в городе Хемнице. Мои первые детские впечатления были связаны с войной. Бомбежки, голод, бегство от Красной армии, устройство на новом месте и полная неопределенность во всем. Послевоенные годы тоже были нелегкие. Родители работали в консерватории и приезжали домой только по выходным. Все эти годы жизнь нашей семьи была связана с противостоянием той или иной власти. Моих родителей преследовали сначала нацисты, из-за того, что они не принимали их идеологию, а потом коммунисты.
В 1953 году, когда в Восточной Германии произошло антикоммунистическое восстание, отцу пришлось бежать в Западную Германию. Позднее и мы перебрались к нему. В Восточной Германии мы жили в городе Галле. Там мои родители преподавали музыку в университете. Спустя несколько лет наша семья обосновалась во Франкфурте, где я посещал гимназию, а затем поступил в университет. В этом городе я познакомился с русской эмигрантской молодежью. Многие из них были православными, и я вместе с ними стал посещать местную церковь, куда меня что-то влекло. Я на практике стал изучать русский язык, который нам преподавали в школе еще в Восточной Германии. Но там я его не любил, потому что нам было противно все, что было связано с советской властью. Впоследствии, когда я уже попал на Запад и поступил в университет, то решил использовать знания русского языка, чтобы бороться с властью коммунистов.
Мои знания русского языка основывались на творениях Достоевского и Толстого. Мои первые деньги, которые я получил в армии, были потрачены на собрание сочинений Достоевского, произведения которого я читал каждое утро до подъема, в то время как другие спали. После армии я поступил на кафедру славистики филологического факультета, где изучал также английскую литературу.
Через год я перешел в Гейдельбергский университет, потому что там преподавал лучший по тем временам славист Германии. Это был Дмитрий Чижевский, автор многих книг о древнерусской литературе. Под его влиянием я тоже стал заниматься древнерусской литературой, а именно – литературным творчеством Тверского княжества. В связи с этими занятиями я, естественно, не мог обойти и духовную литературу, особенно памятники церковной письменности. Наиболее сильное впечатление на меня произвели труды преподобного Нила Сорского. Когда я с ними познакомился, то понял, что должен стать монахом, избрать путь церковного служения.
– Получали ли вы религиозное воспитание в семье?
– Дедушка был пастором Евангелическо-Лютеранской Церкви. Бабушка была очень набожной, она плохо видела, поэтому в длинные зимние вечера, когда мы жили в горах Восточной Германии, я читал ей вслух Библию и другую духовную литературу, книги по истории религии, например, по библейской археологии. Таким образом, поле интересов у нас в семье было очень широкое. И все эти знания я так или иначе, как говорится, мотал на ус.
– Пригодилось ли вам это все в дальнейшем, когда вы, будучи взрослым человеком, проявили интерес к религии, христианству и православию?
– Да, все эти знания мне очень пригодились. Они позволили мне лучше понимать суть западного христианства и видеть его отличия от восточного. Я находился под сильным впечатлением от русской православной духовности и аскетизма. И потом, когда я приобрел необходимые навыки русского языка, я стал готовить свою докторскую диссертацию на тему древнерусской литературы.
После окончания Гейдельбергского университета я преподавал там, а потом поступил в один американский университет, имевший свои филиалы в Европе. Сначала я преподавал там немецкий, а затем русский язык. Потом стал заведующим языкового отделения этого университета. Однако вскоре я заметил, что мой немецкий язык ухудшается, ведь я общался только по-русски и по-английски.
Тогда я нашел работу в немецком университете. Я не хотел жить в самой Америке, потому что меня тянуло в Грецию, на Афон, где сохранялись древние монашеские уставы и традиции. Естественно, что Германия намного ближе к Греции, чем США, а мне хотелось жить поближе к монашеской республике. У меня, как преподавателя, были длинные каникулы по три месяца. Бывало так, что я все это время проводил на Афоне и жил в наших русских монастырях. Таким образом, я унаследовал то, что передали афонские старцы, которые никогда не жили под советской властью. Многие из них, будучи солдатами царской армии, сразу же после октябрьского переворота отправились на Афон и провели там всю оставшуюся жизнь. Это были мои наставники.
– К тому времени вы уже приняли православие?
– Да, к тому времени я уже был православным. Я принял православие, когда мне было 22 года. Это произошло в приходе Святого Александра Невского в городе Мангейме. Впоследствии я окончательно решил принять монашество и священный сан и готовился к этому на протяжении восьми лет. Исходя из этих соображений, я выбрал Эрлангенский университет, где мне предложили место ассистента профессора славистики. Там я проработал последние три года своей научной и преподавательской карьеры. В 1975 году, Великим постом, я стал дьяконом, в конце июля того же года ушел с преподавательской работы, а в августе был пострижен в монахи и рукоположен в сан иеромонаха.
В те годы в Греции правила военная хунта – «черные полковники», и правительство этой страны не пускало иностранцев на Афон. У меня был знакомый православный монах, датчанин, который добивался разрешения поселиться на Афоне, но его постоянно высылали из страны, давали разрешение жить на Святой Горе лишь пару месяцев, но постоянного вида на жительство не предоставляли. Исходя из этого, я понял, что мое поселение на Афоне вряд ли возможно. Тогда я попросил епископа Штутгартского и Южно-Германского Павла, иерарха Зарубежной Церкви, чтобы мне нашли подходящий приход в Германии. Чтобы я, как немец, мог служить своей Церкви у себя на родине. Мне предлагали место преподавателя в Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле. Однако я решил остаться в Германии.
Меня направили в маленький приход в городе Висбадене, где есть русский православный храм XIX века. Там ко мне присоединились несколько молодых людей, и мы организовали монашескую общину, в которой жили по афонскому уставу. С Божьей помощью наша община просуществовала пять лет. Впоследствии, когда меня посвятили в сан епископа, я с двумя послушниками переехал в Мюнхен, в монастырь преподобного Иова Почаевского.
Синод Русской Зарубежной Церкви предлагал мне перевод на другую епископскую кафедру в США, с тем чтобы я исполнял там должность секретаря Синода. Но я решил, что для этого найдутся другие люди, которые прекрасно владеют английским языком, в то время как в Германии архиерей должен хорошо знать язык страны пребывания, чтобы осуществлять в должной мере внешние церковные связи. При этом надо сказать, что здесь ощущалась большая нехватка священников, знающих немецкий язык. Я считал, что нет смысла отправлять немца в Америку, а американца в Германию. Я добился этого. Совместно с правящим архиереем Германской епархии, архиепископом Филофеем, и викарным епископом Павлом мы попросили, чтобы Синод оставил меня в Германии. На что Синод согласился.
Как я уже сказал, в 1980 году я переехал в Мюнхен, потому что именно здесь с 1945 года находился центр нашей епархии. Напомню, что Восточный Берлин в то время был столицей ГДР, и мы не могли там не то что служить, но даже появляться. В Мюнхене мы стали обустраивать монастырь и развивать монашескую жизнь. До моего приезда здесь было несколько монахов, которые в свое время жили в Почаевской лавре и в православных монастырях в Карпатах. Именно оттуда был выходцем и наш ныне покойный митрополит Лавр.
Бывшие насельники Почаевской лавры назвали свой монастырь в честь преподобного Иова. Отличительной особенностью этого монастыря, продолжавшего старые традиции, было типографское дело, издание богослужебных книг и духовной литературы. И эту традицию наш монастырь в полной мере продолжил. Мы издавали книги на русском и немецком языках. Сейчас мы издаем раз в два месяца журнал «Вестник Германской епархии» на двух языках.
Теперь, в связи с тем, что в России издается гигантское количество книг и периодических изданий, мы несколько сократили свою издательскую деятельность на русском языке.
В настоящее время в числе братии нашего монастыря около 10 человек, а когда я сюда приехал, здесь жил один престарелый и совсем больной архиепископ, владыка Нафанаил, и один чтец. Так что мы полностью обновили монастырскую жизнь и приняли новый устав по образцу афонских монастырей. Сам я, как рядовой монах, живу в монастыре. У меня нет других резиденций. В своей жизни и деятельности я опираюсь на свою братию, поскольку они самые лучшие критики. От них легко принимать замечания. Это может быть строгая критика, но, во всяком случае, я понимаю, что она непредвзята. У других критиков, как вы сами знаете, может быть предвзятость и свои интересы.
– Считаете ли вы нужным, чтобы современный православный монах был образованным человеком?
– Я даже на этом настаиваю – у монахов по возможности должно быть хорошее богословское образование. Трое из числа братии нашего монастыря в настоящее время учатся. Один обучается в Москве при Сретенском монастыре и двое на православном богословском факультете Мюнхенского университета. Кстати, должен отметить, что это единственный православный факультет в университетах Германии. Два года назад в нашей епархии под Мюнхеном был основан женский монастырь. Две сестры оттуда также учатся – одна в Мюнхене, другая в России. Это для нас очень важно, потому что мы должны подготовить необходимое число преподавателей Закона Божия для общеобразовательных школ. Для православных детей в Баварии Закон Божий является школьным обязательным предметом. Для этого нужны и соответствующие кадры – вот мы их и готовим. И, слава Богу, они постепенно создаются!
– Сколько лет вы находитесь на Берлинской и Германской кафедре?
– Я возглавляю эту епархию уже 28 лет. Именно столько лет я совершаю свое епископское служение, и в этом году исполняется 33 года моего священства.
– Вы проделали большой жизненный путь и половину своей жизни посвятили служению Церкви. В этом году вы стали заместителем Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви. Это, несомненно, еще более утяжеляет ваши труды. Это дополнительные заботы о всей Церкви в целом, о взаимоотношениях с Московским Патриархатом и другими Церквами. Это новое для вас служение или ваш предыдущий опыт уже дал вам необходимую подготовку?
– Я уже много лет являюсь членом Синода Русской Зарубежной Церкви. Это, конечно, большая нагрузка, поэтому я благодарен Синоду, что по моей просьбе мне дали викарного епископа. Уже с того момента, когда мы стали вести переговоры с Московским Патриархатом, мои обязанности умножились. Тогда я руководил переговорной комиссией со стороны Зарубежной Церкви.
Существует опасность, что нагрузка снижаться не будет. Тем более что моя деятельность распространяется еще на Святую Землю. С 1997 года, когда я принял на себя обязанности по управлению Духовной миссией РПЦЗ на Святой Земле, я бываю там раз в два месяца. Мое присутствие там необходимо. Я надеюсь, что в будущем объем работы может отчасти и сократиться, хотя лично я очень привязан к Святой Земле, к тому, что там происходит, и к людям, которые там живут.
– В этой связи я хотел бы задать следующий вопрос: как вы оцениваете последние заявления Иерусалимского Патриарха Феофила III, которые он сделал во время пресс-конференции в Иерусалиме для российских журналистов? Для многих русских православных людей это явилось настоящим шоком. В своем выступлении Патриарх обвинил в исторических грехах членов Русской Духовной миссии, которые поддерживали православие на Святой Земле в XIX веке, во времена Османской империи…
– Что касается взаимоотношений Русской Церкви с Иерусалимским Патриархатом, то они явно ухудшились. Все прежние Иерусалимские Патриархи интересовались Россией, даже в какой-то мере говорили по-русски, любили русский народ и его благочестие, были благодарны за огромный вклад Русской Церкви в укрепление православия на Ближнем Востоке, ценили присутствие русских монашествующих в Святой Земле… Нынешняя политика для меня непонятна. Она резко отличается от политики всех предшественников нынешнего Патриарха Иеруcалимcкого.
– Сейчас Русская Церковь объединилась и стала единым организмом. Как будут взаимодействовать в дальнейшем структуры Русской Зарубежной Церкви и Московского Патриархата, особенно в Западной Европе, где часть епархий дублирует ся. Яркий пример тому – Берлинская епархия. Как в этой ситуации Церковь думает координировать свое служение на местах?
– Когда мы вели переговоры с Московским Патриархатом, мы фактически эту тему оставили на будущее, зная, что сейчас есть опасность сломать какие-то устои, которые существуют многие десятилетия. Мы должны относиться к Церкви как к живому организму. Я понимаю, что есть священники Московского Патриархата, которые меня не очень хотят видеть на пороге своих приходов, и наоборот. В прошлом были разные трудности, мы долгие годы жили в ситуации противостояния. И, конечно, последствия этой борьбы не сразу исчезают. Мы должны по-человечески считаться с этим.
Я думаю, что проблема дублирующихся епархий и приходов – вопрос времени. Уже в прошлом году мы сделали удачный эксперимент. Это было совместное пастырское совещание священнослужителей двух наших епархий в Германии. И оно прошло, по моим ощущениям и по мнению наших священников, очень удачно. Все довольны и ждут следующего совещания. Мы видим, что у нас общие проблемы. Нас фактически ничего не разделяет. Священники нашей епархии видели, как мы общаемся с архиепископом Феофаном, управляющим Берлинской епархией Московского Патриархата, что это – естественное общение. Нам надо совместно сконцентрировать наши силы. Пусть один священник идет в тюрьму, а другой в больницу. Какой смысл, когда священники двух юрисдикций будут конкурировать друг с другом? Сейчас в Германии проживает очень много русскоязычных и православных граждан, и силами двух епархий мы сможем охватить всех. Для каждого дело найдется.
– Подобная ситуация, насколько я понимаю, складывается и в Великобритании. Там тоже эта параллельность, видимо, будет какое-то время сохраняться. Возможны ли какие-то контакты не только с Сурожской епархией, но и с той церковной группировкой, которая отошла под юрисдикцию Константинопольского Патриархата, во главе с епископом Василием (Осборном)? Здесь возможен какой-то братский диалог?
– Я думаю, в Англии эти раны пока еще слишком свежие. Здесь, в континентальной Европе, ситуация несколько мягче и легче, хотя трудности все равно имеют место. В Великобритании налицо сочетание старой русской эмиграции, которая стремится к Русской Православной Церкви, и европейцев, принявших православие, людей новообращенных, которые мечтают о так называемом европейском православии в юрисдикции Константинополя.
– А как обстоят дела во Франции? Сталкиваетесь ли вы с какой-то конкуренцией со стороны Экзархата русских приходов с центром в Париже, который подчиняется непосредственно Константинопольскому Патриарху?
– Я бы так не сказал. За последние десятилетия выработался определенный modus vivendi в наших отношениях, и сейчас складывается вполне благоприятная ситуация, при которой мы довольно спокойно сосуществуем. Я знаю, что внутри Экзархата, среди русской части верующих и духовенства, есть сильное стремление к сближению с Русской Церковью, причем скорее с зарубежной ее частью. Это объясняется тем, что они опасаются за свою национальную и православную идентичность. Их тянут в сторону Константинополя или в сторону какого-то местного, европейского православия. Такого православия еще нет, это только дело будущего.
Во многих приходах, во всяком случае, я так слышал, насильственно насаждается французский язык как язык богослужения и проповеди, который приезжим из России совершенно не нужен. Конечно, французам или голландцам, принявшим православие, легче понять богослужение на своем родном языке. Но необходимо поддерживать разумное равновесие между русскими верующими, которых сейчас полно в Европе, и аборигенами. В Германии мы во всех приходах пользуемся не только славянским, но и местным языком. И в Англии так же. И даже на Святой Земле иногда стараемся служить на арабском. Но в любом случае это должно быть разумно, должно соответствовать пастырской необходимости. А не так, будто кто-то спустил эту инициативу свыше.
– Такое ощущение, что сейчас взаимоотношения двух великих Церквей – Московского и Константинопольского Патриархатов – приобретают очень сложный характер. Что вы думаете по этому поводу?
– Мне кажется, что здесь Константинополь ведет какую-то борьбу, которая является нездоровой и не соответствует духу православия. Они только позорят православие перед лицом инославного мира. И это никому не на пользу. Они это делают по своим соображениям.
В Европе, как и в Америке, и на Ближнем Востоке, только Русская Церковь вела активную пастырскую работу. С самого начала эта деятельность не была миссионерской, она превратилась в нее позже и далеко не повсеместно. Созданные русскими пастырями общины невольно обратили на себя взоры живущих вокруг неправославных людей и привлекли их к православию. Претензии юрисдикционного характера со стороны Константинополя (подчеркну – юрисдикционного, а не церковного), стоило бы обсудить на Всеправославном Соборе. Необходимо выяснить, есть ли у Константинополя какие-то особые права в Церкви, на чем основаны его претензии управлять всей православной диаспорой, играть роль Восточного Папы в православном мире?
Но пока такой Собор не состоялся, мы должны идти по тем рельсам, которые были проложены нашими предками. Русская Православная Церковь, на мой взгляд, заняла четкую позицию: Константинополь абсолютно вопреки всем каноническим правилам принял в свою юрисдикцию епископа Василия (Осборна), бывшего епископа Московского Патриархата. Это вопиющее беззаконие! И мы можем только сожалеть об этом решении Константинополя, потому что оно отравляет атмосферу церковной жизни. Ведь до этого момента в Великобритании отношения двух Церквей были всегда очень благожелательны. Ради одного человека они это все опрокинули и создали совершенно непонятную систему. Это открытая и кровоточащая рана… Понадобится очень много времени, чтобы ее залечить.
– Сейчас есть еще одна болевая точка в Европе, где сталкиваются интересы Москвы и Константинополя, – это Украина. В ближайшее время Киев планирует посетить Патриарх Алексий II, который не был там с 1990 года. За это время там созданы так называемая Украинская Автокефальная Православная Церковь и Киевский Патриархат во главе с Филаретом (Денисенко). В этой связи любопытна политика Константинополя, который готов односторонне признать Киевский Патриархат и принять его в свою юрисдикцию, не спрашивая Церкви-матери, то есть Русской Православной Церкви. Мне кажется, что здесь мы имеем явные признаки борьбы за влияние в мировом масштабе. Здесь, в Германии, вам приходится испытывать похожие сложные ситуации во взаимоотношениях с Константинополем?
– Я должен сказать, что у нас в диаспоре пока все спокойно. И в Западной Европе, и в Америке мы живем в мире с Константинополем. Я надеюсь, что эта тенденция сохранится. Например, в Великобритании правящий архиерей Константинопольского Патриархата как раз держал себя очень корректно в истории с расколом в Сурожской епархии. Когда некоторая часть духовенства и прихожан Московского Патриархата во главе с епископом Василием (Осборном) решила перейти в юрисдикцию Константинополя, то их подчинили не представителю Константинополя в Великобритании, а архиепископу русских приходов во Франции, создав в Великобритании какое-то викариатство. Что, впрочем, тоже абсолютно антиканонично. Каноны нарушались просто на каждом шагу.
Если мы говорим об Украине, о Филарете (Денисенко) и о созданной им Церкви, которую поддерживает украинское государство, то там налицо самые вопиющие нарушения церковных канонов. Но Константинополь в своих политических устремлениях с этим нисколько не считается. Тут, даже если ничего не понимать в церковной политике, можно легко прийти к выводу: идет явная борьба за власть.
– Можно ли думать, что политические интересы в этой ситуации перевешивают задачи церковной жизни?
– Вполне возможно.
– Вы упомянули о своей пастырской деятельности на Святой Земле. У читателей нашей газеты в памяти еще недавний конфликт Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви на Святой Земле из-за двух монастырей – в Хевроне и на Иерихоне, когда палестинская полиция штурмовала монастыри и, захватив их, изгнала монахинь и духовенство РПЦЗ, а затем передала монастыри в управление представителям Московского Патриархата. Неприятная и трагическая страница в нашей церковной истории. Она сильно отозвалась на сознании верующих. Как сейчас складывается ситуация там, как будет распределяться имущество двух Духовных миссий Русской Церкви в Иерусалиме, как они будут координировать свои действия?
– В ответ на ваш вопрос я приведу, как мне кажется, яркий пример. Сегодня утром паломники Зарубежной Церкви, с которыми я должен был поехать на Святую Землю, вместе с протоиереем нашего собора в Мюнхене Николаем Артемовым совершали литургию как раз в Хевроне. Полагаю, что этим фактом уже многое сказано…
Есть, конечно, люди, которые вспоминают то, что было. От этого не уйдешь. У нас это в основном пожилые монахини, насельницы наших монастырей в Святой Земле. Они помнят еще события 1948 года, когда правительство Израиля выгоняло наших монахов и монахинь из здания Духовной миссии в угоду советскому правительству. Это еще очень свежая рана. Однако сейчас жизнь более или менее нормализуется. Мы постоянно встречаемся и советуемся с начальником другой миссии Русской Церкви в Иерусалиме, и наши миссии плодотворно взаимодействуют. Мы будем вместе сослужить на праздник Вознесения Господня в нашем Вознесенском, Елеонском монастыре (интервью было проведено 29 мая 2008 года. – Прим. ред.). Монахини двух миссий посещают друг друга, например, в минувшем году на Рождество они собирались вместе и пели колядки – рождественские песнопения. Так что теперь у нас складываются братские и сестринские отношения, чему мы очень рады.
– Когда мы с вами беседовали год назад, вы говорили о монахинях Леснинского монастыря во Франции, которые попали под влияние радикальных представителей Русской Зарубежной Церкви, не признали воссоединение Церквей и предпочли самостоятельный путь в церковной жизни, что, безусловно, неканонично. Что сегодня можно сказать об этой церковной группировке, не признавшей церковного объединения, и им подобных?
– Все эти группировки и дальше раскалываются, это очень печальная картина. Жалко тех людей, которые по непониманию, по незнанию попали туда. Например, простых мирян, которых очень много в Южной Америке. Они просто не знают, о чем идет речь. А безумные священники завели их в какое-то болото. Только сейчас, постепенно, эти люди начинают что-то понимать, но у них нет альтернативы, ведь часто ближайший православный храм и священник находятся от них где-то за тридевять земель. Это очень печально. Действия их пастырей абсолютно безответственны.
– Давайте вспомним бывшего одесского епископа РПЦЗ Агафангела (Пашковского). Что известно о его судьбе, он продолжает свою раскольническую деятельность?
– Агафангел (Пашковский) продолжает действовать и по сей день. Он с греческими старостильниками рукоположил новых так называемых епископов. И они где-то теперь дальше плодятся. Насколько я слышал, с ним связаны отдельные приходы из Северной Америки… Жаль тех людей, которые в этом задействованы.
– Теперь поговорим о тех представителях Русской Зарубежной Церкви, которые имели свои приходы и даже епархии на территории России, в частности в Сибири. Существует ли какая-то договоренность между Патриархатом и Синодом Зарубежной Церкви о субординации этих церковных структур? Кому они теперь будут подчиняться?
– Эти взаимоотношения были зафиксированы в Акте о каноническом общении двух частей Русской Церкви, там сказано, что эти приходы подчиняются своему архиерею, это епископ нашей Церкви, владыка Евтихий (Курочкин), который теперь является викарием Святейшего Патриарха Алексия II. Он будет руководить этими приходами до тех пор, пока они не будут готовы перейти в состав местных епархий Московского Патриархата и подчиняться своим правящим епархиальным архиереям. Это задумано, чтобы безболезненно и спокойно решить вопрос об объединении.
– Владыка, мы очертили круг церковных проблем и, поскольку мы начали нашу беседу с вашей биографии и судьбы, давайте этим и закончим. Вы, епископ и монах, воспитанный в духовных традициях афонских монастырей, кто были ваши учителя в церковной жизни и в монашестве?
– На Афоне это был старец Никодим, к которому я ездил постоянно. Несмотря на то что он не был священником, он учил меня молитвенной жизни. Недавно мы опубликовали книгу о его жизни, деятельности и окружении. Другой старец из Пантелеимонова монастыря, иеромонах Серафим, который оказал на меня наибольшее влияние примером своей ежедневной жизни. Не могу не помянуть добрым словом архимандрита Авеля, настоятеля Пантелеимонова монастыря – я у него исповедовался, и он фактически меня направил к монашеству. К сожалению, он недавно скончался в одном из монастырей под Рязанью, но я успел его навестить. Был еще старец отец Николай, настоятель Ильинского скита. Он приехал на Афон в 1902 году и никогда его с тех пор не покидал, это был настоящий светоч русского православия.
– Несмотря на то что жизнь монаха – это жизнь аскета, и самое главное в ней – сохранение обетов послушания, целомудрия и нестяжания, у каждого человека, монаха и архиерея есть какие-то интересы в области литературы, музыки, искусства. Чем вы интересуетесь, что вы делаете на досуге?
– Увы, за последние годы я на все это просто не нахожу времени. Если у меня оно появляется, то я посвящаю его исключительно молитве. А так я очень люблю музыку. Если мне приходится бывать на каком-то мероприятии и там случается концерт, я этому очень радуюсь. Я люблю классическую музыку, не забывайте, что все мои родственники – музыканты.
– А изобразительное искусство вас интересует? Посещаете художественные галереи?
– Когда бываю, например, в Лондоне или Нью-Йорке, то при наличии свободного времени стараюсь посетить галереи. Но удается это очень редко. Времени настолько мало, что когда еду в автомобиле, успеваю только прослушать новости по радио. Все силы приходится отдавать пастырской работе.
– От имени читателей нашей газеты позвольте поблагодарить вас за интервью и пожелать вам здоровья!
Мюнхен–Москва