Образ Наполеона-антихриста в русском общественном сознании первой трети XIX века. Часть 1

Образ Наполеона-антихриста в русском общественном сознании, в том числе и в литературе, уже рассматривался в целом ряде исследований историков и филологов[1], но все же некоторые аспекты этой темы нуждаются в дальнейшей разработке. При этом весьма перспективным представляется использование новых методов – «метода библейских семантических ключей»[2] и «центонно-парафразного метода»[3], успешно применяемых в других областях научного знания, прежде всего в изучении древнерусских памятников.

Мазуровский. Пожар Москвы

«Неистовый враг мира и благословенной тишины, Наполеон Бонапарте, самовластно присвоивший себе царственный венец Франции и силою оружия, а более коварством распространивший власть свою на многие соседственные с нею государства, опустошивший мечом и пламенем их грады и селы, дерзает в исступлении злобы своей угрожать свыше покровительствуемой России вторжением в ее пределы… и потрясением православной грекороссийской Церкви во всей чистоте ее и святости…

Всему миру известны богопротивные его [Наполеона] замыслы и деяния, коими он попирал законы и правду. Еще во времена народного возмущения, свирепствовавшего во Франции во время богопротивной революции, бедственной для человечества и навлекшей небесное проклятие на виновников ее, отложился он от христианской веры, на сходбищах народных торжествовал учрежденные лжеумствующими богоотступниками идолопоклоннические празднества и в сонме нечестивых сообщников своих воздал поклонение, единому Всевышнему Божеству подобающее, истуканам, человеческим тварям и блудницам, идольским изображениям для них служившим.

В Египте приобщился он гонителям Церкви Христовой, проповедовал Алкоран Магометов, объявил себя защитником исповедания неверных последователей сего лжепророка мусульман и торжественно показывал презрение свое к пастырям святой Церкви Христовой. Наконец, к вящему посрамлению оной, созвал во Франции иудейские синагоги, повелел явно воздавать раввинам их почести и установил новый великий сангедрин еврейский, сей самый богопротивный собор, который некогда дерзнул осудить на распятие Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа и теперь помышляет соединить иудеев, гневом Божиим рассыпанных по всему лицу земли, и устроить их на испровержение Церкви Христовой и (о, дерзость ужасная, превосходящая меру всех злодеяний!) на провозглашение лжемессии в лице Наполеона»[4].

Объявление Святейшего Синода составлялось при непосредственном участии знаменитого церковного оратора митрополита Платона (Левшина). Оно сопровождалось выдержанным в аналогичных выражениях объявлением митрополита Римских церквей в России Станислава Богуша, где Наполеон также определялся как враг рода человеческого, а его цель понималась так: «на бедствиях всего света основать славу свою, стать в виде божества на гробе Вселенной». Именно это воззвание Синода, вероятно, имел в виду Ф.Н. Глинка, когда вспоминал в «Письмах к другу»: «Перед войною 1807 года при вызове народного ополчения (милиции) издан был краткий манифест, из которого явно выглядывал “Наполеон-антихрист”»[5].

Возникает вопрос: насколько это объявление Синода связано с аналогичными западными католическими образцами? В 1808 году в Севилье появился так называемый «Гражданский катехизис», переведенный на русский язык и опубликованный в журнале «Сын Отечества» в 1812 году, в котором содержалась следующая характеристика врага благополучия – императора французов: «Вопрос: Сколько он имеет естеств? Ответ: Два: сатанинское и человеческое. Вопрос: От чего происходит Наполеон? Ответ: От ада и греха». Вряд ли неизвестный испанский автор читал синодальное обращение. Скорее всего, можно говорить о независимых друг от друга течениях мысли, связанных с общехристианским восприятием правителя, претендующего на мировое господство.

Но насколько вышеприведенное объявление Синода соответствовало историческим фактам? Разве Наполеон не покончил с антирелигиозной политикой Конвента и Директории, не подписал в 1801 году конкордат с папой Пием VII, по которому отменялось отделение Церкви от государства, ей возвращались неотчужденные церковные здания, а священнослужители стали получать жалование от правительства? Разве Наполеон не проводил последовательной политики на примирение с духовенством, несмотря на сопротивление части армии и старых якобинцев?[6] За что, казалось бы, рядить его в ризы антихриста?

Тем не менее, стоит признать, что объявление Синода основывалось на обширном фактическом материале. Во-первых, до конца жизни Бонапарт искренне считал величайшим событием своей жизни революцию. Во-вторых, во время египетского похода Бонапарт, судя по всему, действительно готов был принять ислам. Более того, он уверял, что вслед за ним и вся его армия шутя переменила бы веру. «А между тем подумайте только, что бы из этого вышло, – рассуждал французский полководец далее. – Я захватил бы Европу с другого конца; старая европейская цивилизация была бы окружена, и кто тогда посмел бы противиться судьбам Франции и обновлению века?» Как тут не согласиться с утверждением К. Меттерниха, что жажда всемирного владычества заложена в природе Наполеона? Австрийский министр был уверен в том, что чудовищным планом французского императора всегда было и есть порабощение человечества под властью одного. В целом же Наполеон полагал, что «цель века была достигнута, совершилась революция». Сам же он «делался ковчегом Ветхого и Нового Заветов, естественным между ними посредником». Вероятно, подобное ощущение и сделало возможным встречу Наполеона с ведущими раввинами во Франции в 1803 году, на которой был поставлен вопрос о полном равноправии евреев и создан Синедрион из еврейских депутатов[7].

На этом фоне конкордат Наполеона с папой выглядел – а по большому счету, таким и был – циничной попыткой прагматического манипулирования Церковью, ее использования в своих политических целях: «Общество не может существовать без неравенства состояний, говорил он Редереру, а неравенство состояний не может существовать без религии. Когда один человек умирает с голоду рядом с другим, у которого всего в избытке, он не может согласиться с этим различием, если нет власти, которая говорит ему: “Этого хочет Бог”… Только это мешает тому, чтобы богач не оказался зарезанным бедняком»[8].

Верещагин. В Успенском соборе

После заключения Тильзитского мира манифест Синода посчитали неудобным и постарались о нем побыстрее забыть. Однако о нем не забыл народ. Характерен следующий эпизод, о котором сообщает П.А. Вяземский в своей «Старой записной книжке»: «Когда узнали в России о свидании императоров, зашла о том речь у двух мужичков. “Как же это, – говорит один, – наш батюшка православный царь мог решиться сойтись с этим окаянным, с этим нехристем? Ведь это страшный грех!” “Да как же ты, братец, – отвечает другой, – не разумеешь и не смекаешь дела? Наш батюшка именно с тем и велел приготовить плот, чтобы сперва окрестить Бонапартия в реке, а потом уж допустить его пред свои светлые царские очи”».

При начале войны 1812 года идеи прежнего синодального объявления оказались востребованными и воспроизведенными. В церковных обращениях к народу, в молитвах к Наполеону применяются библейские образы нечестивых и безбожных правителей и героев, типологически связанных с антихристом: Каина, Фараона, Амалика, Голиафа.

Приведем фрагмент из письма митрополита Платона императору Александру I: «Покусится алчный враг простереть за Днепр злобное оружие – и этот Фараон погрязнет здесь с полчищем своим, яко в Чермном море… Он пришел к берегам Двины и Днепра провести третью новую реку – страшно выговорить – реку крови человеческой… Крови брата твоего взыщу от руки твоей»[10].

А вот какие прошения содержатся в молитве о нашествии супостатов: «Подай ему (то есть императору Александру I. – д.В.) победу на врага, якоже Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа». В той же молитве о нашествии супостатов Церковь исчерпывающе высказалась об антихристианских и антихристовых целях Наполеона и его сателлитов: «Сей враг смущает землю Твою и хочет положить Вселенную в пустоту; ее люди собрались, чтобы погубить достояние Твое, разорить честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию»[11].

Не только православные и католические иерархи и богословы воспринимали Наполеона как антихриста; в известной степени это было характерно также и для протестантов, в особенности живших в России. В письме от 11 июня 1812 года (то есть дня вторжения наполеоновской армии в Россию) на имя военного министра М.Б. Барклая-де-Толли дерптский профессор библейской экзегетики и восточных языков Вильгельм Гецель приводил свои исчисления, согласно которым в имени императора Наполеона (по-французски – L'empereur Napoleon) содержалось число 666 – число зверя из Апокалипсиса: «Здесь премудрость. Кто имеет ум, сочти число зверя, ибо число это человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13: 18)[12].

В той же главе Апокалипсиса, стих 5, сказано: «И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца». Под последним числом иногда подразумевали возраст Наполеона (в 1812 году ему уже было 43, и отсюда выводили неминуемость его скорого падения), другие толкователи исчисляли 42 месяцами время его военных успехов, намекая на безуспешную войну с Испанией. Слова Апокалипсиса о звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами, толковали как указание на семь королей, поставленных Наполеоном (неаполитанский, вестфальский, вюртембергский, саксонский, голландский, испанский, баварский). Под десятью рогами, согласно этому же толкованию, подразумевались народы, попавшие под власть Наполеона и перечисленные в царском манифесте от 3 ноября 1812 года: австрийский, прусский, саксонский, баварский, вюртембергский, вестфальский, итальянский, испанский, португальский, польский.

Подобные настроения были распространены и в действующей армии. В своих записках, которые читал и рецензировал Н.В. Гоголь, полковник И.Л. Радожицкий вспоминал об одном из нестроевых офицеров, знатоке Священного Писания, который в начале войны проповедовал: Наполеон есть «антихрист, сиречь Аполлион», предрекал занятие французами Москвы и т. п.[13].

Официальная пропаганда умело пользовалась подобными настроениями. Хотя то, что Наполеон – антихрист, теперь и не объявлялось с амвонов, однако до духовенства этот взгляд в той или иной форме доводился, а оно его применяло в своей проповеднической практике, особенно в действующей армии. Так, согласно рапорту полевого обер-священника Алексия Торопогрицкого, письмо профессора Гецеля было доставлено ему генерал-майором Ставицким по приказу главнокомандующего и военного министра Барклая-де-Толли, а уже Торопогрицкий оповестил о нем полковое духовенство русской 1-й Западной армии[14].

Как считает Е.В. Каменев, анализ официальной российской пропаганды позволяет установить, что в основу идеологического противостояния, начавшегося в 1806–1807 годах и нараставшего в 1812–1815 годах, было положено обвинение Наполеона в безбожии, выдвинутое российскими идеологами и принятое Русской Православной Церковью. Производным от этого стал тезис о том, что Наполеон и есть воплощение сил зла, антихрист. Противостояние России и Франции официальная пропаганда трактовала как «священную войну», как борьбу против врага христиан и имени Христова. Официальная мотивация войны оказала определенное влияние на сознание офицерства. Это подтверждается тем, что Наполеон-антихрист официальных документов и образ Наполеона, сложившийся в сознании офицеров, наделены сходными характеристиками. Не называя французского императора антихристом, мемуаристы фактически подводят к этому, определяя Наполеона через дела его. Была воспринята и религиозная трактовка войны как события, в ходе которого должен свершиться приговор божественных сил над их противником[15].

Источники, содержавшие идеологические конструкции (высочайшие манифесты, приказы военного командования, листовки, публицистические сочинения), были доступны офицерам. В тексты офицерских мемуаров о войне 1812 года переносятся прямые или скрытые цитаты из официальных документов. Основанием уверенности офицеров в действенности молитвы, уверенности в божественной помощи стала идея «праведной» войны, которую ведут русские, – потому-то и Бог на стороне русских.

Следует сказать, что пропагандистский топос «Наполеон-антихрист, Наполеон-демон» присутствовал не только на «высоком уровне» официальной пропаганды, но и на низовом – например, в ростопчинских «афишках»: «Московский мещанин, бывший в ратниках, Карпушка Чихирин, выйдя из питейного дома, заговорил под орлом так: “Полно демоном наряжаться; молитву сотворим – так до петухов сгинет”»[16].

Особой действенностью обладала «поэтическая пропаганда», которая зачастую велась на очень высоком поэтическом уровне. Стоит вспомнить хотя бы знаменитое стихотворение В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812). А в стихотворении Н.М. Карамзина «Освобождение Европы и слава Александра I» (1814) мы встречаем уже знакомые нам по официальной пропаганде образы и обороты:

Конец победам! Богу слава!
Низверглась адская держава:
Сражен, сражен Наполеон!..
Есть правды Бог: тирана нет!
Преходит тьма, но вечен свет.
Сокрылось нощи привиденье.
Се утро, жизни пробужденье!..
Злодей торжествовал: где он?
Исчез, как безобразный сон.

Итак, империя Наполеона в этом стихотворении сравнивается с адской державой, то есть с царством антихриста. Апокалиптические мотивы, присутствующие в этом прекрасном стихотворении, очевидны. Прежде всего, это низвержение адской державы: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Откр. 12: 9). Следующий мотив – наступление утра; cтоит вспомнить слова Христа в Апокалипсисе: «Аз есмь звезда светлая и утренняя» (Откр. 22: 16). Еще одна новозаветная аллюзия – из Послания апостола Иоанна Богослова: «Тьма проходит и истинный свет уже светит» (1 Ин. 2: 8). А для дальнейшего развития наполеоновской темы большое значение имеет сюжет исчезновения тирана как «безобразного сна», к которому мы еще вернемся.

Клар. Пожар в Москве

Где ты, любимый сын и счастья, и Беллоны,
Презревший правды глас, и веру, и закон,
В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны?
Исчез, как утром страшный сон!

Тему сна Пушкин разовьет позже как в стихотворениях, посвященных Наполеону, – «Наполеон» (1821), «Недвижный страж дремал…» (1824), так и в трагедии «Борис Годунов».

В начале Ста дней Пушкин пишет антибонапартистское стихотворение «Наполеон на Эльбе» (1815), в котором Наполеон предстает как «угрюмый губитель», кующий «новую цепь Европе», хищник, мечтающий видеть «мир в оковах». В том, каким предстает в этом стихотворении Наполеон, явно проглядывается образ антихриста.

Образ Наполеона-антихриста присутствовал не только в высокой одической поэзии Карамзина и Пушкина, но и в сатирической. И здесь нельзя не вспомнить стихотворение В.Л. Пушкина «Завещание Н. Бонапарте», пожалуй, одно из самых замечательных из тех, что были посвящены или обращены к Наполеону.

Предчувствуя мою кончину,
Законным королям я уступаю трон,
Чтобы из милости производили сыну
Хотя сиротской пансион.

От братьев не видал я никакой заслуги,
Пускай живут их, чем хотят,
Пускай из королей пойдут они хоть в слуги,
Сестер же в госпиталь под старость поместят.

Остатки гвардии и войска распускаю,
И благодарность им мою
За службы, раны их и голод объявляю,
Но жалованья не даю:

Где взять его, когда я сделался банкрутом,
Все знают, что война была без барыша.
(Обманут жестоко я Коленкуром-плутом).
Вся собственность моя теперь – одна душа,

Один мой только гений!
Отказываю их я князю сатане,
Который сочинял со мною бюллетени
И помогал во многом мне.

Пред смертию моей прошу у вас прощенья,
Не требую себе богатых похорон;
Я даже обойтись могу без погребенья;
Прощайте; помните, что был Наполеон[18].

В этом ядовитом, но изящном стихотворении весьма точно отражены отношения между членами семьи Наполеона: вечные склоки, компрометирующее поведение братьев и сестер диктатора[19] и их полная ничтожность без него[20]. Великолепно показано и банкротство Наполеона, а также и его постоянное стремление переложить вину за свои ошибки и провалы на подчиненных[21]. Выбор в качестве «козла отпущения» Коленкура тем забавнее, что Арман де Коленкур, посол в России перед войной 1812 года, всегда был против войны с Российской империей[22]. Не упустил В.Л. Пушкин и истерического театрального позерства Наполеона – восклицания после полного и позорного провала: «Прощайте; помните, что был Наполеон».

Однако главное для нас здесь другое – тема антихриста. Сатана представлен здесь в виде мелкого беса – наполеоновского секретаря-сочинителя заведомо лживых либо неполных бюллетеней, шедевром из которых по праву может считаться бюллетень после переправы через Березину, когда Великой армии уже почти не существовало: «Здоровье Его императорского величества в полном порядке». В Священном Писании и Предании сатана выступает как отец лжи: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи», – говорит Христос фарисеям (Ин. 8: 44). Излишне напоминать, что образ человекоубийцы и лжеца в высшей степени подходит Наполеону.

Образу «мелкого беса», казалось бы, противоречит в стихотворении слово «князь», однако стоит вспомнить, что маршалы и помощники императора Наполеона получали пышные титулы герцогов и князей[23], так что сатана вполне может быть представлен и как секретарь, и как маршал Наполеона.

Но антихрист действует не один: ему поспешествует лжепророк (см.: Откр. 13: 1–4, 11–14). Против Бога и святых в Апокалипсисе воюет двоица зверей, так и в стихотворении В.Л. Пушкина против России воюют Наполеон и сатана. И, наконец, слова «Я даже обойтись могу без погребенья» могут относиться не только к нечестивому правителю, недостойному даже похорон[24], но и к антихристу, который живым будет брошен в озеро огненное: «А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» (Откр. 20: 10).

Отгремели бои наполеоновских войн, но тема Наполеона из русской литературы не исчезла. Для А.С. Пушкина она оставалась актуальной и в 1820-е годы. В стихотворениях «Наполеон» (1821), «Зачем ты послан был…» (1824) дается амбивалентная, внутренне противоречивая оценка Наполеона:

Зачем ты послан был и кто тебя послал?
Чего, добра иль зла, ты верный был свершитель?
Зачем потух, зачем блистал,
Земли чудесный посетитель?..

(«Зачем ты послан был…»)

Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Его развенчанную тень!
Хвала! Он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал

(Наполеон)

Смерть Наполеона воспринимается как некое мученичество, а скала острова Святой Елены едва ли не уподобляется Голгофе[25]:

Одна скала, обличье славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Там он почил среди мучений[26].

(К морю)

Однако даже в, казалось, самый пронаполеоновский период южной ссылки образ Наполеона-антихриста не исчезает из пушкинских стихов. Во-первых, Наполеон – презритель человечества и его враг:

Тогда в волненьи бурь народных
Провидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел…

(Наполеон)

Во-вторых, в стихотворении «Наполеон» Пушкин продолжает карамзинскую тему гибельного сна, связанного с «адской державой» Наполеона:

Ты вел мечи на пир обильный;
Все пало с шумом пред тобой:
Европа гибла – сон могильный
Носился над ее главой.

В третьих, падение Наполеона рисуется подобным низвержению сатаны:

Оцепенелыми руками
Схватив железный свой венец,
Он бездну видит пред очами,
Он гибнет, гибнет наконец.

Пушкин, конечно, здесь исторически точен: Наполеона папа в Париже действительно венчал железной короной итальянских государей и римских императоров. Но, с другой стороны, железная корона – известная иконографическая деталь: в религиозной живописи XVIII–XIX века сатану и антихриста часто изображали именно в железной короне, в том числе и в момент низвержения в бездну. На апокалиптическую природу мотива низвержения в бездну мы уже указывали выше.

(Окончание следует.)

[1] Среди них – классические труды, такие как: Грунский А.К. Наполеон в русской художественной литературе // Русский филологический вестник. 1898. Т. 40. С. 100–120; Sorokin D. Napoléon dans la littérature russe. Paris, 1974. P. 145–173; Эткинд Е.Г. «Сей ратник, вольностью венчанный» // Revue des tudes slaves. Paris, 1971. P. 40. Из более новых работ следует выделить диссертацию Е.В. Каменева «Категории мировоззрения русского офицерства эпохи наполеоновских войн» (Петрозаводск, 2007), книгу Л.И. Вольперт «Пушкинская Франция» (СПб, 2007), статью В.М. Гуминского «Гоголь, Александр I и Наполеон», опубликованную в журнале «Наш современник» (2002. № 3).

[2] См. о нем: Пиккио Р. Функция библейских тематических ключей в литературном коде православного славянства / Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М., 2003. С. 431–466.

[3] См., в частности: Данилевский И.Н. Повесть временных лет. Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004.

[4] Полное собрание законов Российской империи. СПб, 1830. Т. 29: C 1806 по 1807 год. С. 928.

[5] См.: Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М., 1991.

[6] См., в частности: Ревуненков В.Г. Взлет и падение Наполеона Бонапарта. СПб., 2001. С. 91–92.

[7] См.: Солженицын А.И. Двести лет вместе. М., 2001. Ч. 1. С. 63. Впрочем, всего через три года Наполеон высказывается о евреях весьма резко и принимает целый ряд ограничительных мер в законе от 30 мая 1806 года (см.: Шафаревич И.Р. Тысячелетняя загадка. СПб., 2002. С. 97–98). В результате во время войны 1812 года еврейское население западных губерний России не вступало в наполеоновские войска и в основном тайно поддерживало русскую армию и правительство. Великий князь, будущий император, Николай написал в своем дневнике: «Удивительно, что евреи в 1812 году отменно верны нам были и даже помогали, где только могли, с опасностью для жизни» (Краткая еврейская энциклопедия. Т. 7. Иерусалим, 1994. С. 311).

[8] Ревуненков В.Г. Взлет и падение Наполеона Бонапарта. С. 90.

[9] См., в частности: Ефрем Сирин. Слово об антихристе и о Втором пришествии // Ефрем Сирин. Творения. Т. 3. М., 1991. С. 37.

[10] Снегирев А. Жизнь Московского митрополита Платона. М., 1890. С. 43.

[11] Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны 1812 года // Михайловский-Данилевский А.И. Полное собрание сочинений. Т. 4. СПб., 1850. С. 186–187.

[12] В. Гецель пользовался системой, согласно которой каждой букве латинского алфавита присваивалось определенное цифровое значение: единицы – от а до k, десятки – от l до s, u соответствовало 110, v – 120 и т.д. Письмо профессора Гецеля М.Б. Барклаю-де-Толли см. в: Чимаров С.Ю. Русская Православная Церковь в войне 1812 года. СПб., 2004. С. 80–81.

[13] Вот откуда появился в 10-й главе гоголевского романа «Мертвые души», пришедший, правда, неизвестно откуда пророк «в лаптях и нагольном полушубке, страшно отдававшемся тухлой рыбой». Он, как известно, смутил сначала купцов, а затем и чиновников города N известиями о Наполеоне-антихристе, что привело их тоже к упражнениям с высчитыванием апокалиптического числа. Толстовский Пьер Безухов следовал в своих исчислениях этим же веяниям.

[14] Чимаров С.Ю. Русская Православная Церковь в войне 1812 года. С. 80–82.

[15] Каменев Е.В. Категории мировоззрения русского офицерства эпохи наполеоновских войн. С. 4.

[16] Богданович Е.В. 1812 год. СПб., 1912. С. 160.

[17] В стихотворении «Была пора, наш праздник молодой…» (1836) Пушкин описывает свои чувства и настроение своих однокашников: «Вы помните, текла за ратью рать, \ Со старшими мы братьями прощались \ И в сень наук с досадой возвращались, \ Завидуя тому, кто умирать \ Шел мимо нас…»

[18] Приведено в книге: Чимаров С.Ю. Русская Православная Церковь в войне 1812 года. С. 291.

[19] Братья Бонапарта Жером и Люсьен за мезальянсы были исключены из императорской семьи. Прочие братья – короли завоеванных Наполеоном государств – больше доставляли ему хлопоты, чем помогали в управлении империей. Сестры Наполеона скандализировали общественное мнение своим поведением. О взаимоотношениях при дворе Наполеона см., в частности: Zephinis Charles Otto. Court de Napoleon. Paris, 1970.

[20] Характерно восклицание Полины, сестры Наполеона, во время битвы при Ваграме, когда пронесся ложный слух о его гибели: «Без него нас всех перережут!»

[21] Характерно, как Наполеон объяснял Коленкуру провал своей испанской политики: «Меня обманули, или, вернее, события обманули всякую человеческую предусмотрительность. Можно ли предвидеть, что Мюрат будет делать только глупости, а Дюпон пойдет на подлость? Причиной восстания в Испании была жадность Дюпона, его корыстолюбие…» (Коленкур Арман де. Мемуары. Смоленск, 1991. С. 306).

[22] Вот характерный разговор между ним и императором. Коленкур: «Война и мир в ваших руках, государь. Я умоляю ваше величество подумать о счастье Франции, когда ваше величество будете выбирать между превратностями войны и хорошими выгодами скрытого мира». Наполеон: «Вы говорите как русский». Коленкур: «Скорее как добрый француз, как верный слуга вашего величества» (Там же. С. 47).

[23] Например, Л. Даву – князь Экмюльский; Л. Бертье – князь Невшательский и т.д.

[24] См. пророчество Иеремии о нечестивом иудейском царе Иоакиме, сыне Иосии: «Ослиным погребением будет он погребен; вытащат его и бросят далеко от Иерусалима» (Иер. 22: 19).

[25] Пушкин мог находиться под влиянием бонапартистского мифа о Наполеоне как о втором Христе, в том числе страждущем и воскресшем. Свидетели «второго пришествия» Наполеона: его высадки на французский берег, триумфальных столкновений с посланными против него войсками – в один голос говорят о вернувшемся императоре как о «воскресшем мессии». О том же рассказывает очевидец торжественного – на руках – внесения Наполеона в Тюльерийский дворец: «Те, кто нес его, были как сумасшедшие, и тысячи других были счастливы, когда и удавалось поцеловать одежды его или только прикоснуться к ней… Мне казалось, что я присутствую при воскресении Христа».

[26] С исторической точки зрения, конечно, подлинным мучеником явился Гудсон Лоу, тюремщик Наполеона, добросовестный служака, которого Бонапарт изводил своими капризами, а английская общественность обвинила… в убийстве экс-императора. Затравленный «общественным мнением», он умер в полном одиночестве.