Православная Европа. Статья 7
Венгрия: радость миссионерских приходов и плач покинутых церквей. Часть 3

Части 1, 2

Румынское Православие: взгляд изнутри

Лик мироточащей Пресвятой Богородицы из храма святых Стефана и Иерофея

К сожалению, история румынской диаспоры в Венгрии не лишена противоречий: разногласия встречаются даже в терминологии. Например, не всех устраивает термин «диаспора», так как он в некоторой степени отчуждает, отгораживает румын от венгерской земли и венгерского государства. Конечно, история румын в Венгрии, а также венгров в Румынии вряд ли может быть полностью свободна от политических нюансов и даже спекуляций. Слишком много было проблем между двумя странами и народами в прошлом. Слишком много, чтобы все в одночасье забыть… Тем более сложно формировать гармонизированный или унифицированный взгляд на историю. Хотя сейчас национальное и этническое играет меньшую роль: Будапешт и Бухарест добровольно передали часть своего суверенитета Брюсселю – чиновникам Евросоюза, в состав которого обе страны так настойчиво стремились войти.

Интерьер румынской церкви святого Иоанна Крестителя

– Что поделаешь – прихожанам нужно быть на работе, – объяснил мне отец Давид. – Все торжества по случаю престольного праздника мы перенесли на воскресенье. По-другому, увы, никак не получается.

Иеромонах Давид (Поп)

– Вначале я работал секретарем епархии (в Дьюле), а потом меня направили в Будапешт, чтобы руководить здесь религиозно-пастырским центром, – говорит отец Давид. – Епархии принадлежит в столице большой комплекс по улице Холло. Впрочем, это лишь часть того, что было до конфискации в конце 1930-х, при режиме Миклоша Хорти. Нам вернули часть зданий. Здесь мы живем, здесь же совершаем богослужения.

– Служить стараемся каждый день, хотя и не при большом стечении людей, – улыбается батюшка. – Но на воскресных литургиях в храме бывает 50–60 человек. Подавляющее большинство – румыны. Хотя есть и несколько венгров.

Аппетитно уплетая предложенный мне за обедом салат из кальмаров и овощей, я постепенно втягиваюсь в непростой разговор румынско-венгерских отношений. Для меня эта тема покрыта завесой неизвестности: слишком непростой и специфический вопрос. Но я с интересом прислушиваюсь к точке зрения своего собеседника.

– Возможно, венгры не особо уважают нас как нацию, так как исторически мы шли разными путями, – утверждает отец Давид. – Но зато они с уважением относятся к нам, как к православным. К тому же, после многих десятилетий коммунизма в Венгрии ощущается духовная пустота. Среди подданных Будапешта было немало искренних сторонников коммунистической идеологии. Иное дело румыны. Коммунизм был нам навязан, но даже его идеологи не очень-то верили в то, что говорили.

Впрочем, эта посткоммунистическая пустота, по мнению моего собеседника, может благоприятствовать миссии Православной Церкви. Далеко не все венгры находят спокойствие и духовный мир у католиков и протестантов – конфессий, которые государство признало «историческими».

– Наверное, не все могут толком объяснить, что же такое «историческая» конфессия и почему был сделан именно такой выбор, – улыбается отец Давид. – Но дело не в этом. Проблема в том, что здесь, в Венгрии, католические священники – люди довольно холодные и не всегда открытые для прихожан. А протестанты вообще не могут предложить ничего, кроме рассуждений и советов. И поэтому венгры (особенно из числа знакомых с Православием, например, бывшие жители Трансильвании) идут к нам. Венгры-протестанты просят освятить их жилища, помолиться за них. Потому как таинства, увы, ушли из протестантских общин.

Развивая свою мысль о протестантах, батюшка вспоминает о богословских собеседованиях во время межконфессиональных встреч. Тогда у него зашел разговор с молодыми протестантскими богословами о «Лествице» святого Иоанна Лествичника. Но для последователей Лютера, Кальвина и Цвингли мысли, высказанные святым, показались «странными» и «не имеющими смысла». Увы, но они так и не смогли до конца их понять.

– Что поделаешь: у протестантов (да и у католиков) немного другой менталитет, – замечает отец Давид. – Им бывает непросто понять и принять Православие. Но, приходя на наши службы, многие из них меняются. Не понимая языка богослужения, венгры восхищаются православными гимнами и, конечно, нашими иконами. Чувства, переживаемые во время православной службы, а также осязаемое присутствие невидимого мира зовут их на каждую воскресную литургию. Тем, кому интересно, мы можем предложить литературу на венгерском. Благо, у нас хорошие отношения с Венгерской епархией Московского патриархата.

– К слову, с католиками у нас все-таки сложились неплохие отношения, – подчеркивает батюшка. – Нынешний кардинал в Будапеште, на мой взгляд, хорошо образованный и открытый человек. К нам очень позитивно относятся монахи-бенедектинцы из двух древних монастырей. Наконец, неплохие отношения сложились у нас с епископом Греко-Католической Церкви. И вообще, мы стараемся поддерживать хорошие отношения со всеми.

Наверное, эти хорошие отношения важны в тех случаях, когда приходится совместно отвечать на вызовы секулярного, а то и агрессивно-безбожного общества. Но во многих вопросах трудно (да и не нужно) отказываться от своего принципиального мнения. Например, отец Давид убежден, что венгры-униаты – «это нонсенс».

– В свое время на юго-востоке Венгрии располагалась многочисленная румынская община. Православная, конечно, – подчеркивает отец Давид. – Потом они были обращены в униатство и сейчас называют себя «венграми греко-католиками». Какой в этом смысл? Ведь венгры – это римо-католики или протестанты. Концепция венгерского греко-католицизма – это нонсенс!

Батюшка даже вспоминает о том, как отдельные униатские богословы переходили в Православие. Правда, пока это единичные случаи. Не так легко стать православным в стране, где доминирует инославие и где православность зачастую увязывается с национально-этнической принадлежностью.

– Все-таки в стране, где большинство – православные, даже атмосфера иная, – убежден отец Давид. – Там католикам и протестантам легче присоединиться к Православной Церкви, чем в протестантском или католическом государстве. Лично я очень скучаю по своей родине. Когда я жил в Дьюле, было проще. Садишься на машину – и уже через 10 километров Румыния. Все родное… Из Будапешта выбраться сложнее.

– Конечно, главная проблема – проблема греха – одинакова для румын и в Румынии, и в Венгрии, – говорит батюшка. – И священник везде должен достойно нести миссию врача душ человеческих. Румынам в Венгрии бывает сложнее, потому что они все-таки живут в чужой стране, где их не всегда принимают и понимают. Иногда даже унижают.

«Впрочем, румынам есть куда пойти», – не мог не заметить я. И не только на юго-востоке Венгрии, но и в столице страны. Их могут выслушать на родном языке, что-то посоветовать, чем-то помочь. Ведь даже слово, сказанное с любовью и сочувствием, пробуждает дремлющую в апатии и безразличии человеческую душу. Наверное, отец Давид, не понаслышке знакомый с чувством ностальгии, хорошо понимает своих соотечественников, для которых комплекс зданий на будапештской улице Холло становится приютом отрады и утешения на чужой и не всегда ласковой земле.

Православные сербы: плач былого величия

Сербов в Венгрии осталось немного. Не более трех тысяч человек. Это раньше, особенно в XVII–XIX веках, сербы составляли значительную и влиятельную прослойку населения страны. С тех пор многое изменилось. Особенно в XX веке, когда Венгрия и Сербия, будучи вовлечены в трагедии двух мировых войн, оказывались по разные стороны баррикад.

О былом сербском присутствии в Венгрии напоминают только храмы. Величественные православные церкви, когда-то слышавшие голоса сотен прихожан, сегодня пустуют. Или почти пустуют. Церкви без прихожан: что может быть печальнее? Мне всегда казалось, что это удел протестантско-католического мира: пустеющие храмы, гнетущая тишина в воскресные дни, обветшание, а порой – превращение в рестораны, кафе и офисы. Мне думалось, что Православие после эпохи безбожного гнета только созидается и процветает.

В принципе, это так. Но не везде. Венгрия – одно из явных исключений. Здесь есть храмы, но нет прихожан. И сердце невольно сжимается от тоски, когда на двери православного храма даже в воскресный день продолжает висеть поржавевший, долго никем не открываемый замок.

Будапешт: храм святого великомученика Георгия Победоносца

Еще в первой половине XX века в венгерской столице было два сербских православных храма. Огромный кафедральный собор великомученика Дмитрия Солунского и прилегающая к нему резиденция епископа Будимского были взорваны коммунистами в 1949 году. Сейчас город украшает только один православный храм. В Пеште, на улице Сербской. Дивный храм с древней историей, одним своим обликом свидетельствующий о величии православной веры.

Никто точно не знает, сколько лет назад на этом месте был построен храм. Зато исторические хроники донесли до нас сведения о разрушении древней сербской церкви в конце периода турецкой оккупации. Турки ушли из Буды и Пешта в 1686 году. В том же году к чудесно уцелевшему алтарю были пристроены средняя часть храма и притвор. А в 1731 году храм был значительно расширен. По сути, он был капитально переделан: притвор и средняя часть храма разобраны, а на их месте выстроены новые. Наконец, в 1752 году была построена колокольня. С тех пор внешний вид церкви практически не менялся.

Самое интересное, что сербский храм великомученика Георгия Победоносца не закрывался даже в самые трудные времена. Здесь служили во время революции 1848 года, во время первой и второй мировой войны, в годы коммунистического правления. С мая 2009 года настоятелем церкви является иерей Зоран Остоич, до этого шесть лет прослуживший в том же храме диаконом.

Священник Зоран Остоич

– Да, я служу в Венгрии уже больше шести лет, но, к счастью, не испытывал оскорблений из-за своей национальности или религии, – подчеркивает отец Зоран. – Разве что у некоторых горожан вызывает недоумение или удивление то, что я хожу по городу в подряснике. Но никто из-за этого меня не унижал.

Отец Зоран, показывая интерьер храма, рассказывает о том, что здесь находится частица мощей святого Георгия Победоносца. Затем батюшка выносит для поклонения икону преподобного Моисея Угрина, одного из почитаемых в Венгрии святых. В день его памяти (26 июля / 8 августа) литургия в сербском храме служится на венгерском языке. В остальные дни язык богослужений сербский, хотя церковные песнопения исполняются на славянском. Конечно, большинство прихожан – сербы, но на службах бывают румыны, украинцы, русские и венгры. Обычно на воскресную литургию приходит около 50 человек. Немного. Храм мог бы вместить гораздо большее число молящихся. Но это – из области надежд. Которые, возможно, никогда не станут реальностью.

Рацкеве. «Невозможно поверить, что нечто подобное может быть в центре Венгрии»

Рацкеве. Фрески в интерьере Успенского храма

Рацкеве. Успенский храм

Рацкеве. У входа в Успенский монастырь

– Откровенно говоря, при первой встрече с монастырем я был немного удивлен, – говорит отец Андрей. – Дело в том, что до этого я никогда не видел монастырей в неправославных странах. Поэтому готическая архитектура храма, а также колокольня с элементами барокко были для меня несколько непривычны. Зато фрески очень впечатлили.

Мы беседуем с отцом Андреем в его приходском доме, что находится на территории монастыря. Батюшка угощает гостей ракией и лукумом. Совсем как на Афоне. Еще бы: отец Андрей принимал монашество на Святой горе, в Хиландаре.

Справка. Иеромонах Андрей (Пандурович) родился в 1939 году в г. Нови Сад (Сербия). Окончил Новисадский университет. Вплоть до выхода на пенсию (в 1999 году) преподавал в школе английский язык. Монашеский постриг принял в мае 2001 года. Рукоположен в иеромонаха в августе 2003 года. В Рацкеве – с октября того же года.

– Наверное, идея стать монахом у меня появилась еще в 70-е годы, – вспоминает отец Андрей. – В 1975 году я впервые посетил Хиландар. С тех пор я приезжал на Святую гору два-три раза в год. До тех пор, пока не решил там остаться.

Иеромонах Андрей (Пандурович)

– Возможно, если бы я был более решительным, то смог бы найти подобающий выход из этой ситуации, – говорит настоятель. – Но я, по всей видимости, был ленив, колебался. Вы понимаете: искушения – лукавый ведь не дремлет. Слава Богу, что я все-таки стал монахом!

– В 1993 году, еще будучи учителем в школе, я ушел в отпуск на целый год. И поехал в Хиландар. Провел там восемь месяцев. Но вернулся обратно. К сожалению, различные искушения, а также моя собственная немощь не позволили мне остаться на Святой горе.

– Второй раз, уже с твердым намерением остаться, я приехал в 2000 году, после выхода на пенсию, – продолжает свой рассказ отец Андрей. – К тому времени в Хиландаре жило около 40 монахов. Большинство – молодые люди. Конечно, молодость иногда приносит несовершенства. С другой стороны, она дарит воодушевление, энтузиазм, желание делать все для блага монастыря. Для меня стало проще, потому что в храме появилось электричество. Раньше, когда я читал и пел при свете масляных ламп, у меня начинались проблемы с глазами (я страдал из-за болезни глаз с самого рождения).

Об Афоне отец Андрей говорит с воодушевлением. Тем более, что он нес послушание в храме. Хотя, по словам настоятеля, монахи, служащие в храме, «работают восемь дней в неделю, даже тогда, когда остальные отдыхают».

Сейчас батюшка служит в монастыре. Один. Служит на церковнославянском – сербский богослужебный язык он знает не так хорошо. Ведь и в Хиландаре служат на славянском, сохраняя древнюю традицию Сербской Церкви.

– Все-таки служба на славянском звучит как-то иначе, – признается настоятель. – Да и я знаком с этим языком с самого детства.

Около пяти вечера отец Андрей пригласил меня на вечерню. На этот раз батюшка служил с гостем – священником Кириллом Татаркой. На клиросе пел Миклош Комороци – православный венгр. А в просторе огромного, блистающего храма стоял всего один молящийся. Автор этих строк. Больше прихожан или даже «захожан» не было.

– Что поделаешь: в самом Рацкеве живет всего несколько смешанных сербско-венгерских семей и одна греко-венгерская семья, – объясняет отец Андрей. – Увы, но в Церковь они не ходят. Их дети уже не говорят по-сербски. Иногда к нам приезжают православные из окрестных селений. Но редко на воскресной службе бывает больше 10 человек.

К сожалению, положение в монастыре в Рацкеве – отнюдь не исключение из печального правила венгерской реальности. По всей Венгрии стоят закрытые сербские церкви. В некоторых из них богослужения совершаются всего раз в год. Прихожан не осталось. Кто-то покинул Венгрию, кто-то ассимилировался, перейдя при этом в протестантство или католицизм. Часть храмов пришлось продать. Некоторые из них сдаются в аренду. Униатам. Горько, но факт. Неужели у православных сербов совсем не осталось сил для миссии и для проповеди?

– Не все так просто, – отвечает иеромонах Андрей. – Отчасти это зависит от подготовки священников. Мы, в отличие от Русской Церкви, не имеем столь явно выраженной традиции миссионерской работы. Может быть, для нас даже политически не совсем приемлемо миссионерствовать в другой стране. А если инославные приедут в Сербию и начнут агитировать? Как мы на это посмотрим?

– Не очень я доволен и отношениями между православными различных юрисдикций, – говорит батюшка. – Да, они более-менее соответствуют протоколу. Но я полагаю, что отношения должны быть гораздо ближе. Все-таки мы в Венгрии в меньшинстве.

– Но в чем же проблемы?

– В менталитете. Приведу пример. Иерей (неважно, какой церкви и какой юрисдикции) говорит: «До тех пор, пока я здесь священник, в моем приходе ни одна молитва не будет звучать на венгерском. Мы – не венгерская церковь». К сожалению, не все открыты общению.

Печально. В какой-то мере это видение ситуации дополняет Миклош Комороци (с ним я смог поговорить уже после вечерни). Этнический венгр, родившийся в Будапеште в 1973 году, он познакомился с Православием в Праге. Дело в том, что чешской столице (в торгпредстве Венгрии) работали его родители. Сам Миклош учился в русской школе при посольстве СССР.

– Нет у меня рационального объяснения тому, почему я стал православным, – сказал мне Миклош. – Бывал я и в католических, и в протестантских храмах. Не понравилось. А в православные церкви меня тянуло.

Сегодня Миклош не только поет и читает в Успенской церкви Рацкеве (он один из немногих православных жителей этого городка), но и руководит хором в Сергиевском храме в Будапеште. Славянский язык в богослужении для него более привычен, чем венгерский.

– Венграм, перешедшим в Православие, непросто, – утверждает Миклош. – Да, многих привлекает православное богослужение и православные богословские труды. Но в сознании человека нередко формируется образ какого-то «книжного» Православия. Встретившись с Православием реальным, люди могут разочароваться. Потому что от их внимания не ускользают церковные нестроения и судебные тяжбы. К тому же в Венгрии, в отличие от России, нет того пласта православной культуры, который способен помочь воцерковлению новообращенных.

– Думаю, мы не должны создавать некий идеализированный, далекий от реальности образ Православной Церкви, – подчеркивает Миклош.

Мой собеседник также считает, что в Венгрии должен быть постоянный епископ, понимающий мышление коренной нации и способный говорить с венграми на их родном языке. Архиереи, приезжающие на несколько лет (или всего несколько раз в году), – не самый лучший вариант. Хотя другой возможности сейчас, видимо, нет. Постоянное присутствие священноначалия позволило бы создать более благоприятную обстановку для развития Венгерской Православной Церкви и православной миссии.

«Что ж, решение – за Московским патриархатом, – подумал я. – Тем более, именно о Русской Церкви здесь говорят как о миссионерски ориентированной и открытой. Не случайно такую мысль выражал иеромонах Андрей».

После беседы и вечернего чаепития настоятель проводил гостей до ворот монастыря. Пожелав нам счастливого пути, батюшка снова остался один. В большом комплексе, где, наверное, могли бы жить десятки монахов. Но их нет.

Пройдя несколько десятков метров, я обернулся. Облака немного рассеялись и заходящее солнце осветило верхнюю часть колокольни. Красиво. Как жаль, что эта красота, созданная для прославления Всевышнего, сегодня лишь ублажает взор многоликих туристов. Порой далеких не только от Православия, но и от религии вообще.

Грустно, когда Церковь превращается в памятник. Ухоженный и красивый, но неживой. Сегодня такими «памятниками» стали многие сербские храмы в Венгрии. Очень хочется молиться о том, чтобы чудесный монастырь в Рацкеве, вновь открытый более шести лет назад, не постигла их нерадостная, горькая и немного трагичная судьба.

Вселенский патриархат в Венгрии. Почему плачет икона у отца Иосифа?

Мироточащая икона Богородицы в храме святых Стефана и Иерофея

Церковь здесь совсем маленькая. Даже 25–30 человек в ней помещаются с трудом. В общем, обычный храм – с престолом, жертвенником, иконостасом, подсвечниками… Но с января 2009 года здесь происходит маленькое чудо. Мироточит икона Пресвятой Богородицы.

– Более того, во время молитвы лицо Богородицы оживляется. Думаю, это естественно. Мы все православные люди. И знаем о том, что с нами Господь, Богородица и святые, – говорит отец Иосиф.

– А может быть, в этом есть какое-то предупреждение для меня лично… Какой-то знак, – с долей грусти и сомнения в голосе замечает батюшка.

Протоиерей Иосиф Калота

Батюшка, предложив мне рюмку кагора, начинает подробный рассказ о послевоенной истории Церкви в Венгрии, с которой переплелась его личная жизнь и судьба его семьи. Отец благочинного (тоже Иосиф) стал священником в 1960 году. И был вынужден сочетать церковное служение с работой сортировщика писем на почте. Самого отца Иосифа долго не рукополагали. В беседе со мной батюшка утверждал, что протоиерей Фериз Берки (возглавлявший Венгерское благочиние Московского патриархата с 1954 года) не очень благоволил молодым и образованным кандидатам во священники (напомню, что отец Кирилл Татарка выражал несколько иную точку зрения на сей счет). В общем, выпускник Ленинградской духовной академии принял священный сан только в сорокалетнем возрасте.

– Меня рукополагал митрополит Западноевропейский Симеон (Болгарская Православная Церковь), – говорит отец Иосиф. – Хиротония совершалась уже после падения коммунистического режима. Владыке тоже надоели все эти унижения. Он видел мою судьбу, судьбу моего отца. Митрополит сказал: «Теперь пришло время демократии и законности». Он меня к себе призвал и рукоположил. Добавив при этом: «Если другие священники не согласны, служи за границей».

– Так я попал в Италию, – замечает отец Иосиф. – Служил в качестве миссионера, недалеко от Тревизо. Организовывал церковную жизнь, занимался созданием маленького монастыря. Помогал епископу Клаудио (он находился в юрисдикции Польской Православной Церкви).

В Италии батюшка провел около года. В 91-м, по пути в Будапешт, он познакомился в Вене с новым митрополитом Австрийским Михаилом, экзархом Венгрии (Вселенский патриархат). Владыка, выслушав миссионера-венгра, прибывшего из Италии, с удивлением спросил: «А почему ты не хочешь миссионерствовать в родной стране?»

– Я бы с удовольствием, но нет возможности, – ответил отец Иосиф.

– Как это нет? – переспросил преосвященный. – Я – экзарх Венгрии. И могу дать тебе юрисдикцию, задачи, антиминс… Главное – начинай служить!

Белоянис. Храм великомученика Димитрия и равноапостольных Константина и Елены

Справка. Помимо прихода в Белоянисе (во имя святого Димитрия и святых Константина и Елены) и домовой церкви в Будапеште, Константинопольскому патриархату принадлежат церкви в Сентеше, Карцаге и Кечкемете. По словам отца Иосифа, три этих прихода «до войны входили в состав Вселенского патриархата, после войны – Московского, а потом вернулись к нам». В Московском патриархате все три храма считают «незаконно захваченными» Константинополем.

– Да, есть спорные приходы. Например, в Будапеште, – говорит отец Иосиф, имея в виду Успенский собор. – Поэтому мы начали миссию с Белояниса, но потом решили открыть представительство в столице. Ведь без Будапешта нет Венгрии. Думаю, что в Будапеште несколько тысяч наших верующих. Вообще, вопрос о том, кто принадлежит нашей юрисдикции – греки, венгры и так далее, довольно непростой. Но Вселенский патриархат не делает различий из-за национальности.

Успенский собор в Будапеште. Фото 2-й пол. XIX в.

– О будущем говорить непросто. Но я вижу, что православных венгров не становится меньше. Многие приходят в Православие. Но это не означает, что мы должны забывать о других. Законы Евросоюза демократичны. Греческое меньшинство тоже имеет право на существование. Хотя, по сути, у них сейчас в Будапеште нет своей церкви. Но они не могут примириться с такой ситуацией.

– Вселенский патриархат во всемирном масштабе борется за решение проблемы диаспоры, борется за то, чтобы не было трений между национальностями и юрисдикциями, – подчеркнул отец Иосиф. – Хотя нас порой обвиняют на Западе в национализме. Но эти обвинения не соответствуют действительности. Думаю, что и с Московским патриархатом, который последние 10 лет играет активную роль в Венгрии, надо многое обсудить. Я очень надеюсь, в этой связи, на патриарха Кирилла, как человека знающего и энергичного. Думаю, он много может сделать.

Что ж, худой мир лучше доброй ссоры, а диалог полезнее демонстративного молчания или обмена взаимными упреками. Мнение отца Иосифа можно понять. У него сложилась определенная, четко оформленная позиция как у клирика Вселенского патриархата. Отрадно, что отец благочинный прекрасно осознает, что с представителями других юрисдикций, включая Москву, многое надо обсуждать. Возможно, обсуждение будет болезненным. Но избегать его совсем – не очень корректно. И, наверное, бесперспективно.

А пока в домовом храме на улице Ваци плачет икона Богородицы. Плачет из-за жалости ко всем нам. Обычным людям, никак не могущим умерить свои амбиции и страсти даже в тот момент, когда мы входим под своды святой церкви. Что поможет прекратить этот плач?

***

Беседа с отцом Иосифом была последней из серии моих венгерских встреч. На следующее утро я уже готовился покинуть страну. В аэропорт ехал на поезде. Остановки почему-то не объявляли, поэтому я едва не пропустил станцию Ферихедь. К выходу из вагона пробирался в спешке, почти бегом.

Точно по расписанию наш аэробус покинул Ферихедь и взял курс на север-запад. Я летел в Берлин. А внизу оставались Будапешт, Сегед, Ирем, Рацкеве, Дьюла, Белоянис… Миссионерские, крепко стоящие на ногах приходы и умирающие, покинутые храмы – свидетели былой славы и величия православных народов на венгерской земле. Там, внизу, оставались добрые дела и злые козни, мир и желание раздора. Там оставались кропотливый труд и служение православных священников и мирян.

Отвернувшись от иллюминатора и откинувшись на спинку кресла, я погрузился в размышления и мечты. Мечты о том, чтобы на венгерской земле как можно реже был слышен плач заброшенных церквей и было меньше горя юрисдикционных раздоров. Мечты о том, чтобы пустующие церкви снова наполнились голосом сотен и тысяч прихожан. Мечты о том, чтобы дивная радость многоязыких приходов стала реальностью во всех уголках небольшой придунайской страны, а не только в ее столице и юго-восточных областях.

Хочется верить, что именно об этом усердно ходатайствуют у престола Всевышнего святой король Стефан и преподобный Моисей Угрин, соединяя свои молитвы с тысячами молитвочек православных жителей венгерской земли.