Архиерейское служение в Симбирской (Ульяновской) епархии в 1832–1989 годах. Часть 8

Часть 1  Часть 2  Часть 3  Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7

Управление Ульяновской епархией в 1941–1959 годах

Ульяновская кафедра при митрополите Сергии (Страгородском)

Митрополит Сергий (Страгородский) за работой

Сделано это было, конечно, не для того чтобы уберечь церковных иерархов. Этим власти как раз наоборот выражали свое недоверие митрополиту Сергию, боясь, что, попав на оккупированные территории, он займет лояльную позицию по отношению к немцам. При огромном авторитете митрополита, как считали власти, это могло иметь негативные последствия.

В Берлине же к митрополиту Сергию отношение было недвусмысленное, ведь в своих патриотических воззваниях он сравнивал Гитлера с Иродом. Согласно приказу обергруппенфюрера СС Гейдриха от 16 августа 1941 года, при захвате Москвы митрополит Сергий подлежал немедленному аресту[2].

Итак, было принято решение об эвакуации всех религиозных лидеров в г. Чкалов.

13 октября 1941 года «к запасным путям Казанского вокзала подъехал автомобиль, из которого вышел элегантный, взволнованный, интеллигентный человек с внешностью киноактера, в модном осеннем пальто и мягкой шляпе, а с ним, седобородый, высокий, богатырского вида старик: А.И. Введенский и митрополит Виталий»[3]. Вслед за ними на посадку прошли старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Иринарх и несколько руководителей баптистской общины.

«Едва уселись по местам – в дверях суматоха, внесли чьи-то вещи, почтительно раскрылись двери вагона и в вагон вошел среднего роста старичок с седой окладистой бородой, в золотом пенсне, с подергивающимся от нервного тика лицом, одетый в рясу и монашескую скуфейку. “Какая встреча!” – бросился к нему А.И. Введенский. Улыбнувшись, старичок дружески с ним облобызался. “Да, да, какая встреча!” – сказал пожилой блондин профессорского вида, сопровождавший старичка, и тоже троекратно облобызался с А.И. Введенским». Все они были знакомы много лет, когда А.И. Введенский был еще молодым преуспевающим протоиереем, заместителем председателя ВЦУ, а «старичок в скуфейке» – членом ВЦУ. Однако теперь Введенский, уже немолодой и не преуспевающий, был обновленческим первоиерархом, а «старичок» – Патриаршим местоблюстителем Сергием, митрополитом Московским и Коломенским. С ним был товарищ юношеских лет Введенского – митрополит Николай (Ярушевич). Вместе с митрополитом Сергием в Чкалов ехали архиепископ Сергий (Гришин), архиепископ Иоанн (Соколов), управляющий делами Московской Патриархии протоиерей Николай Колчицкий, протоиерей Александр Смирнов (уроженец Симбирска, бывший преподаватель латинского языка в Симбирской духовной семинарии), протодиакон Г. Антоненко, келейник митрополита Сергия иеродиакон Иоанн (Разумов), врачи и обслуживающий персонал.

За посадкой с ироничной улыбкой внимательно наблюдал человек в форме генерала МГБ, именно он и руководил этой операцией.

По дороге в Чкалов, на станции Рузаевка, митрополит Сергий почувствовал себя плохо. От его имени в Москву была послана телеграмма с просьбой отправить поезд в более близкий Ульяновск.

Поезд прибыл в Ульяновск через две недели. В это время город был районным центром Куйбышевской области, а теперь он становился на ближайшие два года «русским Ватиканом» – церковной столицей, местопребыванием всего церковного руководства.

Как ни странно, именно война положила начало возрождения церковной жизни в Ульяновске. На протяжении целого десятилетия Церковь в Ульяновске уничтожалась жестоко и последовательно, а ульяновские преосвященные были лишены всякой реальной возможности управлять епархией. К 1940-м годам в епархии вообще не было ни одного архиерея. Однако теперь, с прибытием поезда на перрон города Ульяновска, пришло в епархию новое время – время заступничества в ней за Церковь будущего патриарха. Собственно он епархией и управлял на протяжении двух лет. Ульяновским преосвященным с ноября 1941 года по 1 августа 1942 года был архиепископ Иоанн (Соколов), а вот с августа 1942 по август 1943 года архиерея на кафедре не было. Все указы относительно Ульяновской епархии в этот период подписаны именем митрополита Сергия, что и позволяет судить о его единоличном управлении епархией.

Между тем, когда поезд прибыл, то выяснилось, что для эвакуированных места в городе нет. Несколько дней они продолжали жить в вагоне на запасном пути. Вскоре отыскалось место для местоблюстителя – небольшой дом на окраине города. А вот обновленческий «первоиерарх» настолько был поражен «красотами» Ульяновска, что несколько дней не мог заставить себя выйти из вагона. Тем не менее и для него нашелся дом – по улице Радищева, 103, куда он переехал со своим семейством и, надо заметить, жил весьма неплохо.

В это время в городе действовал с некоторой периодичностью единственный храм – на старом кладбище. В нем служил «молодой иеромонах, с весьма сомнительной репутацией, много кочевавший по различным течениям, в прошлом григорьевец, потом – обновленец, ныне и сам хорошо не знавший, кто он такой». На этот раз он оказался «сергиевским», выразив митрополиту Сергию свою преданность. Однако долго митрополит в этом храме не прослужил – храм был в ужаснейшем состоянии, фактически не пригодным для служения, да и место расположения было совсем неудобным. Еще одна причина, по которой местоблюститель не хотел более служить в этом храме, – его желание открыть в городе другие церкви.

Поисками нового помещения занялся протоиерей Николай Колчицкий. Бывший Германовский собор, занятый теперь под архив, а также бывшая Ильинская церковь – красильный цех, были изуродованы до такой степени, что привести их хоть в какой-то порядок, тем более в условиях военного времени, не представлялось возможным. Вскоре отец Николай обнаружил другое здание по улице Водников – бывший католический польский костел с примыкающим подсобным помещением – небольшим двухэтажным домиком ксендза. В этом здании находилось общежитие завода Володарского. После совещаний в горсовете общежитие было переведено, а здание передано под новый кафедральный собор, который был освящен в честь Казанской иконы Божией Матери. Народ стал приносить иконы… Хотя и с трудом, но все же храм удалось обустроить.

У Александра Введенского дела обстояли хуже. Ему для храма помещений не находилось, хотя в горсовете его заверили, что он получит любое помещение, которое ему понравится. Во время одной из прогулок он набрел на деревянное здание, отдаленно напоминающее храм. «Бабушка, что здесь раньше было?» – спросил он у первой попавшейся старушки. «Церква, церква здесь была, гражданин. Неопалимая Купина», – ответила бабушка».

Но когда Александр Васильевич узнал, как использовалось это здание, его энтузиазм поостыл. К тому времени храм стал складом обмундирования МГБ. После закрытия храм предполагалось переоборудовать под кинозал, но в конечном счете там устроили склад. С приходом войны на этот склад свозили обмундирование, снятое с погибших солдат. Здесь его отстирывали, зашивали и отправляли обратно на фронт. Во время стирки из храма вытекали ручейки красной воды, которые стекали в специальную канаву, а по ней – через весь город в еще не зарытую речку Симбирку. От кровавых потоков река стала красной, а в городе царил трупный смрад. Более того, образовалось красное озеро, фактически в центре города. Впоследствии озеро, как и реку, зарыли, а на месте озера построили стадион.

Тем не менее, власти свое слово сдержали – склад был переведен, а здание храма передано под обновленческий собор. Вскоре храм был освящен. Довольно большой храм не отапливался совершенно – святые дары замерзали в чаше, а на стенах и на полу лежал иней. Обязанности псаломщика исполнял митрополит Виталий Введенский, поскольку он не догадался захватить с собой в эвакуацию облачение.

Поначалу ошарашенный местом своего нового обитания, Александр Введенский вполне прижился уже через несколько недель. В Ульяновске он не изменял обычного образа жизни: «рояль был главным украшением скромной комнатки. День начинался с Шопена, вечером обычно вступал в свои права Лист».

Митрополит Сергий, тем временем, поселился в отремонтированном доме при Казанском соборе. Сам он занял верхний этаж, где раньше была квартира ксендза, на нижнем этаже разместилась Патриархия.

После того как все было готово к работе, митрополит Сергий принялся за восстановление епархии. Помощником в этом деле ему стал протоиерей Александр Смирнов, хорошо знавший епархию. Ему местоблюститель поручил посетить все близлежащие села, с тем чтобы в скором времени ходатайствовать об открытии храмов. В одном из командировочных писем митрополит Сергий пишет: «Протоиерею г. Москвы А.П. Смирнову. Поручаю Вам отправиться в село Полдомасово принять ключи от местного храма, составить двадцатку и приступить к исполнению священнических обязанностей впредь до усмотрения. Митрополит Сергий».

За годы войны в епархии вновь открылись около полутора десятка храмов. В это время в Москву отправляются митрополит Николай и архиепископ Сергий.

Митрополит Николай (Ярушевич) управлял Московской епархией в отсутствие митрополита Сергия. Он постоянно был вынужден ездить в Ульяновск. Жизнь в Москве и в Ульяновске сильно разнилась. Владыка был удивительно скромным человеком. Однажды, когда его расспрашивали о жизни в Ульяновске, он поведал, что у него «нет кровати, но я покупаю много газет, стелю их на пол и сплю». На вопрос о питании он ответил: «Я покупаю пять картошек: две картошки – утром, две – в обед и одну – на ужин». А снимал владыка квартиру у столь бедных людей, что те «смотрят, чтобы я от пяти картошек одну дал им. Работы мне никакой нет: на кладбище два священника. Я иногда выхожу на базар и что-нибудь продаю. Когда я уезжал из Киева во время эвакуации, мне одна монахиня в вагон подала пакетик, там оказались носовые батистовые платки. Вот я их и продал»[4].

В ноябре 1941 года, после четырех лет отсутствия на Ульяновской кафедре архиерея, епархия вновь обрела своего преосвященного. Им стал прибывший в эвакуацию вместе с местоблюстителем архиепископ Иоанн (Соколов).

Владыка Иоанн родился в 1877 году в семье диакона в г. Дмитрове. Богословское образование получил в Перервинском духовном училище и в Московской духовной семинарии. Преподавал в начальной школе при Николо-Угрешском монастыре. В 1901 году принял священство, а в 1912 году заочно окончил Институт археологии, защитив диссертацию на тему «Об особенностях богослужебных чинов Русской Церкви до XVII в. по крюковым и нотным книгам». В 1915 году отец Иоанн овдовел, а в 1928 году принял монашеский постриг и тогда же был хиротонисан в викарного епископа Московской епархии. Впоследствии он занимал Брянскую, Вологодскую и Архангельскую кафедры. С 1939 по 1941 год кафедры не имел. С приходом войны владыка Иоанн оказался в эвакуации в Ульяновске вместе с митрополитом Сергием, а в ноябре был назначен Ульяновским преосвященным[5].

Находясь в Ульяновске, митрополит Сергий продолжал обращаться с воззваниями к пастве. 24 ноября 1941 года Патриарший местоблюститель издал новое обращение. Это обращение было призвано укрепить в народе веру в близкую победу русского народа. «Премудрый же и всеблагий Вершитель судеб человеческих да увенчает наши усилия конечной победой и да ниспошлет успехи воинству русскому, залог нравственного и культурного преуспеяния человечества»[6].

Из Ульяновска прозвучал и призыв митрополита о сборе пожертвований в фонд обороны и помощи Красной армии. Еще из Москвы, а теперь и из Ульяновска, местоблюститель внимательно следил за ходом событий на фронте. За первые два года войны он написал свыше 20 воззваний, каждое из которых находило живой отклик в сердцах верующих[7].

30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился ко всем архипастырям, пастырям и приходским общинам с призывом жертвовать средства на сооружение танковой колонны имени Димитрия Донского[8].

На собранные Русской Церковью средства было изготовлено 40 танков Т-34 и создана эскадрилья самолетов имени Александра Невского. Верующие передали в фонд обороны страны более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов.

Обновленцы также занимались сбором пожертвований. «Первоиерарх» слал из Ульяновска послания подобного содержания: «Ваше Преосвященство Преосвященнейший Владыко Сергий. Мой адрес: Ульяновск, главная почта, востребования Ал[ександру] Ив[ановичу] Введенскому. Ни от Вас, ни от кого нет известий. Шлите срочно молнией, деньги от Ваганькова, Пимена, Сокольников и т.д. Мой адрес сообщите всем. Поминайте по формуле: Вел[икого] госп[одина] и отца, Святейшего и Блаженнейшего Первоиерарха Александра, Патриарха Московского и православных церквей Богохранимой страны нашей. Ваш богомолец Первоиерарх – Патриарх Александр. Ульяновск 4/XI-41»[9]. Или же что-то вроде этого: «Посылаю Вам мое обращение к московской пастве, размножьте его и распорядитесь, чтобы оно было прочтено по всем храмам Москвы и пригородов. Предполагаю возможно скорее вернуться в Москву, поэтому прошу Вас, приготовьте мне патриарший куколь (размер головы 59 см) и зеленую бархатную рясу патриаршую, о которой я Вам уже писал. Деньги на расход возьмите от Пимена. К слову: от Пимена я получил только один взнос, Наумова высылает аккуратно. Присмотрите мне: заведывающего канцелярией (со знанием машинописи), бухгалтера, лучше обоих мужчин, все для Патриархии. Желательно подыскать обслуживающий персонал для Патриархии: шофера, дворника, горничную, камердинера (Поля пусть остается работать). С кандидатами на указанные места договорюсь я лично, при моем возвращении, срок которого я сейчас определить не могу, но предполагаю, что он будет быстрее, чем был раньше. Ваши письма и телеграммы я получаю, они доставляют мне удовольствие. Благодарю Вас за все хлопоты, в особенности о моей квартире… Желаю Вам, Владыко, всего доброго. п/п Первоиерарх – Патриарх Профессор Александр»[10].

Как видно из вышесказанного, Александр Иванович был занят подготовкой собственной интронизации, которую он и провел в Ульяновске 4 декабря 1941 года. Состоялась она на квартире «первоиерарха». «Настолование патриарха» митрополит Виталий и Андрей Введенский – сын Александра Ивановича провели, усадив Введенского на разложенный на обеденном столе антиминс и провозгласив «Аксиос» Блаженнейшему Первоиерарху – Патриарху. Большая часть обновленческого духовенства восприняла факт интронизации негативно[11].

Что касается пожертвований на оборону, то обновленцы сумели собрать 3 тысячи рублей, в то время как на содержание Введенского в Ульяновск со всей страны было прислано 627 тысяч рублей. От Казанского патриаршего собора в фонд обороны было внесено порядка 100 тысяч рублей.

Не оставались без внимания и внутрецерковные дела. 28 марта в Ульяновске состоялся Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, осудивший украинских автокефалистов[12].

1 августа 1942 года в Ярославль был переведен Ульяновский архиепископ Иоанн (Соколов). Вскоре он был возведен в сан митрополита и назначен экзархом Украины. На этом посту он находился вплоть до 1964 года[13]. В течение года (с августа 1942 по август 1943 года) Ульяновским преосвященным был митрополит Сергий (Страгородский).

Находясь в Ульяновске, митрополит Сергий много времени уделял молитве. Молился он о победе русского народа. По воспоминаниям его келейника архимандрита Иоанна (Разумова), как-то раз митрополит Сергий сильно заболел и слег в постель. В эти дни происходили решающие бои под Сталинградом. В ночь на 2 февраля 1943 года митрополит вдруг поднялся с постели и с трудом положил три поклона, воссылая благодарения Богу. Когда владыка ложился в постель, он вдруг произнес: «Господь воинств, сильный в брани, низложил восставших против нас. Да благословит Господь людей своих миром! Может быть, это начало будет счастливым концом»[14]. Действительно, наутро по радио все услышали весть о разгроме фашистских войск под Сталинградом.

В июле 1943 года состоялось предсоборное совещание иерархов Московской Патриархии. На этом совещании митрополит Сергий (Страгородский) был рекомендован к избранию Патриархом Московским и всея Руси[15]. 31 августа митрополит Сергий возвратился в Москву.

В это время была вновь образована самостоятельная Ульяновская область. Ульяновским преосвященным был определен епископ Дмитрий (Градусов).

Архипастыри в свете новых церковно-государственных отношений

Архиепископ Димитрий (в миру Градусов Владимир Валерианович, в схиме – Лазарь) родился 14 июня 1881 года в семье преподавателя ярославской мужской гимназии. Окончил ярославскую гимназию, а в 1909 году – Демидовский юридический лицей. С 1909 по 1919 год состоял на гражданской службе по ведомству министерства юстиции в Ярославле и Вологде. С 1912 года начал административно-хозяйственную и литературно-церковную деятельность. В 1917 году был избран членом Поместного Собора от Вологодской епархии. 8 декабря 1919 года рукоположен в диакона, а 9 декабря 1919 года – в пресвитера московского Большого Успенского собора Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Тихоном. С 1919 по 1942 год священствовал в городе Ярославле. В 1938 году овдовел. В 1942 году Патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием был призван к епископскому служению. 9 января 1943 года пострижен в монашество с именем Димитрий. 24 января 1943 года хиротонисан в Москве во епископа Можайского, викария Московской епархии. С 24 августа 1943 года – епископ Ульяновский. 8 сентября 1943 года был участником Собора, избравшего патриарха и отлучившего от Церкви и лишившего сана священнослужителей за измену и переход к фашистам.

Владыка Димитрий въехал в бывшие покои митрополита Сергия, а в помещении Патриархии поместилось епархиальное управление.

В то время в кафедральный собор пришла правительственная телеграмма: «Ульяновск. Епископу Димитрию. Областному благочинному протоиерею Цветкову. Прошу передать духовенству верующим Казанского патриаршего собора города Ульяновска, собравшим шестьдесят пять тысяч рублей облигациями гос. Займа в фонд обороны Союза ССР мой привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин».

В 1943 году епископ Димитрий был командирован в Орловскую епархию для ее временного управления. В 1944 году владыку перевели на Ярославскую кафедру. Будучи Ярославским преосвященным, владыка постриг в монашество, а затем и рукоположил в священный сан будущего митрополита Ленинградского Никодима (Ротова).

После того как из Ульяновска уехал заступник Церкви – митрополит Сергий (Страгородский), ульяновские безбожники вновь начали активную борьбу против верующих, результатом которой стало закрытие епархии в 1959 году.

В первой половине 1940-х годов в Ульяновске еще продолжали существовать две легальные епархии – патриаршая и обновленческая. Осенью 1943 года в Москву перебрался Александр Введенский, оставив в Ульяновске свою семью и митрополита Виталия (Введенского). Последним обновленческим «преосвященным» для епархии стал архиепископ Андрей Расторгуев (с 7 января по 5 апреля 1943 года). В том же году он принес покаяние и был принят в патриаршую Церковь в сане протоиерея с назначением на должность настоятеля Воскресенского храма в Сокольниках[16].

Ранней весной 1944 года в Ульяновске у Александра Введенского родилась дочь Ольга. По словам А.Э. Левитина-Краснова, день рождения Ольги стал днем смерти обновленчества. Когда Александр Иванович узнал о рождении дочери, то сразу отправился в Ульяновск, однако обратно в Москву власти отпускать его не спешили. Его пропуск в Москву был забракован на вокзале сотрудниками МГБ, и Введенский был вынужден остаться в городе еще на неделю, в течение которой обновленчество рассыпалось в прах. Каждый день он узнавал о переходах в патриаршую Церковь своих приходов и целых епархий.

Таким образом, через неделю в его ведении остался один Пименовский храм в Москве и два епископа – митрополит Виталий в Ульяновске и митрополит Северно-Уральский Филарет. Агония обновленчества продолжалась до 1946 года. 25 июля, так и не примирившись с Церковью, «романтик в рясе» Александр Введенский умер, а 9 октября 1946 года в Пименовском храме была отслужена последняя обновленческая литургия[17].

В Ульяновске история раскола закончилась вместе с отъездом весной 1944 года из города митрополита Виталия (Введенского).

После епископа Димитрия (Градусова) Ульяновскую епархию возглавил епископ Иларий (Ильин). Ему же временно была подчинена и Казанская епархия. Время его управления епархией ознаменовалось волной закрытия храмов. Однако это спровоцировало активизацию церковного «подполья». Чтобы противостоять распространению деятельности незарегистрированных священнослужителей, начальник областного управления НКГБ лично выдвигал предложения об открытии храмов[18]. Однако власти не вняли этим предложениям, и как следствие – количество храмов и духовенства сокращалось все сильнее, а количество нелегального духовенства увеличивалось с каждым днем. Среди таких «нелегалов» был и мелекесский архимандрит преподобноисповедник Гавриил (Игошкин). Он много потрудился для сохранения Церкви, за что и был осужден судебной коллегией по уголовным делам ульяновского областного суда на десять лет лишения свободы с конфискацией имущества[19].

Что же касается нелегальных общин, то в них на территории Ульяновской области в начале 1945 года насчитывалось до 50 церковнослужителей и монахов, возрастом от 50 до 70 лет. Некоторые из них работали, остальные кормились приношениями верующих «за нелегальное исполнение треб и церковных служб». В 1944 году в Ульяновской области осталось восемь действующих церквей: три из них – в Ульяновске и пять – в разных районах области, тогда как в 22 районах церквей не было совсем. Одному из нелегальных священников – Панормову, сын которого был генералом Красной армии, в апреле 1944 года горисполком «разрешил исполнять требы по просьбе верующих. Пользуясь этим Панормов в домах верующих совершал крещение младенцев, отпевание умерших и другие религиозные обряды»[20].

Такие священники часто организовывали ходатайства об открытии храмов. Сам владыка Иларий не терял связи с «нелегалами». Сразу после своего назначения на кафедру, он «послал в город Мелекесс заштатного священника Мартынова, для того чтобы он среди верующих провел работу по созданию группы верующих и оформлению ходатайства об открытии церкви». Когда владыке было указано на нарушение советского законодательства, он ответил, что носит титул «Ульяновский и Мелекесский» и собирается соответствовать своему титулу, в то время как в Мелекессе и прилегающих районах совсем нет храмов[21].

В то же время епископ Иларий прикладывал все усилия к легализации безместного духовенства. В мае 1944 года он разослал по епархии отношения с предложением имеющим сан выйти на открытое служение и зарегистрироваться. На этот призыв к июлю откликнулись шесть священников[22].

В конце декабря 1945 года владыка Иларий был перемещен в Чувашию, а на его место был назначен епископ Софроний (Иванцов). Этот архиерей не особенно радел о благополучии епархии. Это вполне объяснимо, если учитывать тот факт, что свою первую кафедру он получил от обновленцев, а с 1924 года и до конца своих дней он являлся добровольным сотрудником ОГПУ.

В октябре 1947 года епископа Софрония на кафедре сменил епископ Серафим (Шарапов)[23]. Он был ревностным служителем Церкви, смело противостоящим возрастающему давлению властей. После того как епископ Серафим прибыл на кафедру, к ульяновскому уполномоченному посыпались десятки ходатайств об открытии храмов. Тем не менее, ни одного храма владыке открыть так и не удалось. Напротив, все большее количество храмов стали закрывать под строительство клубов, которые никто не посещал[24]. Потерпев поражение на данном участке деятельности, преосвященный Серафим занялся епархиальными кадрами. Священников в Ульяновске катастрофически не хватало, поэтому приходилось рукополагать в священный сан сначала псаломщиков, а когда не осталось и тех, то рукополагали кандидатов из числа прихожан, зачастую не имеющих не только духовного образования, но даже базового школьного. С целью подготовки будущих священнослужителей при епархиальном управлении владыкой были открыты пастырские курсы. Владыка Серафим сам стал первым преподавателем на курсах, куда он также пригласил в качестве преподавателей священников, получивших духовное образование еще в дореволюционное время.

Осенью 1952 года на Ульяновскую кафедру был назначен новый преосвященный – епископ Паисий (Образцов), а владыка Серафим (Шарапов) был перемещен на Полтавскую кафедру. Через шесть лет он ушел на покой и умер в 1959 году в Загорске.

Через два месяца после вступления на Ульяновскую кафедру епископ Паисий подал прошение об увольнении на покой. В это время закрывались последние ульяновские храмы, а уполномоченный «закручивал гайки» все туже. Очередные архиерейские перемещения на кафедре не принесли епархии никакой пользы, а наоборот парализовали всю деятельность по сохранению епархии, которую власти уже давно планировали упразднить. Для ульяновских коммунистов ликвидация епархии на родине Ленина стала «делом чести».

Около месяца после увольнения на покой владыки Паисия управление Ульяновской епархией было в руках епископа Чебоксарского и Чувашского Иова. Преосвященный Иов в первую очередь организовал новый епархиальный совет в составе трех старших протоиереев (26 января 1953 года)[25].

В феврале на Ульяновскую кафедру прибыл новый преосвященный – архиепископ Иоанн (Братолюбов).

(Продолжение следует.)