«На страже духа». Письма и дневники. Ч. 7

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архиепископа Никона (Рождественского) "На страже духа". Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из этой работы.

Архиепископ Никон (Рождественский)

Дневники 1872–1874 гг.

3 декабря 1874. Один из товарищей, к которому я больше других расположен и который года два жаловался на грудную боль, подобно мне, узнал сегодня, что он болен туберкулезом (чахотка). Давно предполагал он в себе эту болезнь, наконец уверился. Боюсь и я, чтобы не открыть в себе самом страшного врага жизни! Другой год болит грудь и бока… Почему знать? Доктор молчит… Может быть, и началось?.. Некоторые признаки есть… А думал ли я о вечности? Ах, какое бесконечное, необъятное это слово – вечность!..

Господи! Даждь ми умиление и память смертную! Даждь ми слезы покаяния и сокрушения сердечного!..

6 декабря. Сколько мучений испытал я вчера от самолюбия! Мы сдали проповедь только вечером. Весь день я мучился от своего безумия: хотелось сегодня проповедовать. Ах, как силен у меня ветхий человек! И зачем я его не умерщвляю? Зачем я даю ему жить? И сегодня дал ему пищу: сказал слово почти на память, что у нас редко бывает… И доволен, весел сегодня… Что мне делать, Господи мой! Заключаю я покаянную заметку воззванием к Богу и тотчас о том забываю… Не призывание ли это имени Святейшего всуе? О, грешник!..

15 декабря. Лампада догорает… Все тише, все тусклее ее свет… Еще минута, и она погаснет, и все погрузится во мрак. Не то же ли и в моей душе? То же самое. Светоч совести все гаснет и гаснет… Все хуже и хуже различаю свои поступки, все меньше и меньше обращаю на них внимание. Пять дней не написал здесь ни одной строки. Отчего? Заленился, вовсе не слежу за самим собою. Не чувствую, не страшно даже того, что Господь вразумляет меня болезнями. Третьего дня я очень нехорошо себя чувствовал, и все чаще и чаще болезнь дает себя знать. Господи! Знаю, что недостоин, однако же, уповая на благость Твою, дерзаю просить у Тебя, Жизнодавца, милости: сподоби меня неосужденно послужить святой Церкви Твоей. Обаче не якоже аз хочу, но якоже Ты. Соделай со мною то, еже полезно окаянной и грешной душе моей!

Сегодня и вчера я особенно настроен^[1]. Сердце горит. Радость изнутри, жажда мира со всеми, расположение ко всем. Что это, как не дар Божий? Но за что? Господи! Не стою я сих милостей!.. Боюсь, чтобы это не вменилось мне в вину… я недостаточно внимателен к себе [повреждение текста].

«[…] Но Бог не совершил казни тотчас после того, как тварь пала, преступив заповедь Творца. Сугубая благодать Божия дала ему возможность покаяться. Она же дала возможность размножаться роду сего преступника, чтобы и потомки его имели ту же возможность получить вечное блаженство. И каждый из нас грешит, но благий Бог не казнит его тотчас, а долготерпит… Для чего? В казни грешных, непрестанно досаждающих Ему, нуждается Он – Вседовольный и Всеблаженный? Конечно, нет. Итак, если я существую, живу еще, не умираю, не гибну, то причина тому – благость Божия. Стою ли я такой милости? Бог ждет моего покаяния, обращения к Нему, ждет, стоит у дверей сердца моего и стучит… Что же я, ослепший, оглохший нравственно, не отверзаю Ему дверь? Чего медлю? Заставляю Бога ожидать моего обращения. Доколе же продлится сие пагубное ослепление? Трепещи, грешник!.. Меры долготерпения истощаются…»

Но на этом и останавливаюсь. Надеюсь на благость, желаю исправления, по временам прилагаю ухо к внутренней совести… и только. Нет сокрушения о грехах прошедших!.. Ни одной слезы раскаяния, ни одного вздоха покаяния!.. Что сие значит?

«Грешник, дерзающий молиться! Помни: тебя [бы] не было давно на свете, ты не смел бы произнести святейшее, с трепетом произносимое Херувимами и Серафимами имя Божие, если бы не заслуги Искупителя твоего!»

Сейчас был у меня друг Богданов и дал мне хороший урок. Бывает со мной, и очень часто, когда я чувствую себя одиноким, недовольным, разочарованным: я ищу друга, ищу участия и любви другого, который облегчил бы мое горе «утешения елеем». Федор Мих[айлови]ч рассказал мне, что сказал ему по поводу этого недовольства и искания участия другого один из знакомых его, ищущий иноческого уединения после тревог душевных:

«– Ты христианин? – спросил он меня (слова Ф[едора] М[ихайлови]ча).

– Да, – отвечал я.

– И тебе, юноша, не стыдно жаловаться на одиночество, на беспомощность, на то, что никто не разделяет твоих невзгод житейских, некому подать тебе доброго совета? А ты забыл, что у тебя есть лучший и единственный друг, советник и молитвенник за тебя – твой Ангел Хранитель?»

19 августа. Вчера же я назвал одну девушку, совершенно мне неизвестную, коровой, – только потому, что она не была красавица, судя по карточкам. Язык мой – враг мой! Сходящее с него сквернит меня. Сделает ли это просто честный человек, не говорю уже христиа[нин.]

Это сказано из-за угождения своему чреву, ибо хотя я и опасаюсь за свое здоровье, но думаю, как-нибудь прожил бы при Божией помощи до Рождества Христова.

– Я, если бы считал нужным, прописал бы Вам, – отвечал доктор, – а впрочем, как Ваши убеждения…

– Позвольте, если можно.

– Я не позволяю, хотя и не против. Это дело Вашей совести.

А ты что скажешь, бедная моя совесть?

Она колеблется…

Однако один шаг уже сделан: молоко стал пить с 20 числа. Господи! Приди на помощь моей бедной совести!

Я извинился пред М., что ему завидую, что сержусь против воли на него, но не на словах, на лоскутах бумаги. Так-то я и всегда делаю. Смешно: точно я нем для того, чтобы словесно объясниться. Духу не хватает.

На добро духу недостает!

12 сен[тября]. От корыстолюбия – шаг до гнева и злопомнения к ближнему.

После всенощной. Враг стал приближаться [...]. Во время Евангелия два товарища о чем-то говорили – может, и необходимое: пономари. У меня мелькнуло в голове: «Скоро же Дары забыли!» Но я тотчас отрекся от этой мысли.

Потом, во время, кажется, шестопсалмия, замечтался о.., отсюда перешел к газете и наткнулся на свою писательскую мечту. Но, слава Богу, скоро опомнился.

За ужином позволил себе неуместную шутку: ибо сказано: всяко слово праздное… и пр[очее]^[2].

Вот это что значит: Я не считаю […] сегодня искушений важными?.. Это недобро, это мне глаза застилать начинает враг… Господи! Помилуй! Дай дух смирения и сокрушения.

Забыл отметить: на минутку забудешь следить за собой, и – пал! Сейчас, рассматривая при товарище «Миссионер»^[3], заметил подпись: «А. Никольский». И сейчас же с языка сорвалось: «Мне нужно к нему сходить завтра: брат пишет и пр[очее]…» Кто столкнул эти слова с языка? Отвечаю: самолюбие. А смысл слов таков: вот каков я – хожу к сотрудникам «Миссионера». И сказал это тоном откровенности самой невинной, самой простодушной.

Какие мы счастливцы, духовные воспитанники! Сказано: блажени слышащии слово Божие^[4]… А мы каждый день не только слышим, но читаем, изучаем слово Божие… Но… мы не любим его… Мы не храним его, как драгоценное семя, в сердце своем, и потому оно не приносит плода. Наше сердце – большая дорога, отверстые врата без страж[и] – проходит чрез них всякий вор и разбойник и уносит святое семя… И выход[ит,] что мы при всем счастье несчастны, у го[р] золота бедны, потому что сказано: блажени не только слышащии, но и хранящии слово Божие.

Самолюбие, гордость одолевают меня. Я падаю все ниже и ниже в глубину адову. Господи! поддержи, не дай погибнуть! Моя воля ко злу наклонна, я злоупотребляю Твоим даром – свободой, отними его, только спаси, спаси меня!..

2 февраля. Почти весь первый месяц строки не написал. Способность самонаблюдения утратил от невнимания. Я все хуже и хуже делаюсь. В церкви мечтал о самых непозволительных предметах. Не трогают меня и умилительные песни церковные. Холодно на сердце даже и тогда, когда поют: «На реках вавилонских…», «Помощник и Покровитель…». Поскорее, поскорее бы пост, говение, св[ятые] таинства Церкви!.. Поскорее бы во врачебницу духовную… о, если бы меня Господь удостоил!.. Исцели меня, Господи, яко смятошася кости моя. И душа моя смятеся зело! Не вниди, Милосердый, не вниди в суд с рабом Твоим, яко не оправдится пред Тобой всяк живый^[5]…

Вчера после всенощной суб[ботней]. Записывать ли? Ведь это мечта, которую едва ли увижу я в действительности… Сегодня я думал: «Как бы хорошо, ежели бы найти в среде товарищей спутника жизни с тем же идеалом, с теми же стремлениями, что и во мне… и стали бы мы жить вместе, трудиться на одном святом поприще, на ниве Господней: и стали бы ободрять друг друга в горестях, в унынии, в искушениях, потянули бы мы одно ярмо, как два вола сопряжена… Одному тяжело: боюсь – не вынесешь, упадешь под тяжестью! И Господь послал учеников своих по два. Значит, и при благодатной помощи двоим легче трудиться, чем одному».

Но не смею много мечтать. Прости, Господи, мечту сию: Ты видишь сердце мое, Всеведущий!..

8 февраля. Опять жалоба на скоточеловека моего! Доколе же он не усмирится? Дотоле, говорят люди опыта, пока будешь в теле. Сегодня я пришел обедать в столовую. Пришлось сидеть вдвоем и, следов[ательно], пользоваться двойной порцией. Ах! Если бы люди в состоянии были посмотреть в эту минуту на моего скота – внутреннего человека!.. Они наверное отвернулись бы от меня… Я был в восторге от двойной порции оладий! Разумеется – молчал, ел и оглядывался на каждый шорох – не идет ли сосед?..

Я был очень самолюбив и отдавал преимущество только образованию, потому что на оное человек употребляет труд, а уважение к высоким званиям и богатству я всегда почитал пошлостью, потому что какого может быть достоин уважения болван, осыпанный золотом, или которого слепила рука какого-нибудь вельможи? С такими мыслями мне случилось некогда сидеть у себя в квартире и к этим мыслям присовокупить следующие: Господи! Научи меня, Милосердый Отец, чего мне недостает? мне кажется, я уже все знаю! Умилосердился надо мною, вразумил меня! Я сидел на диване, возле меня лежала Библия: я вдруг нечаянно развернул [ее], и мне открылся стих: се, благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла есть [бого]ведение (Иов 28, 28). Это меня как громом поразило – и уничтожило в прах – подкопало все столпы здания моей самодельной премудрости. Потом я опять бессознательно открыл Библию, и что ж опять открылось… Яко в злохудожну душу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси повиннем греху (Прем. 1, 4). Этими словами меня Господь образумил так, что я с этого времени бросил все свои ученые занятия и до сих пор за них не принимался, а главное – вразумил меня Господь в том, что все, еже есть в человецех высокого, мерзость есть пред Богом. Лука [16, 15], что в очах Божиих ни многие знания, ни многие богатства, ни великие звания не имеют никакого достоинства, что одни чистии сердцем… Бога узрят^[6]. Вышеописанные два изречения меня посадили, как рака на мели, тут-то я усмотрел, что за премудрость настоящую, существенную, истинную я еще и не принимался. С этого времени я положил себе намерение сколько было сил удерживаться от плотских грехов и от сквернословия: и так, что меня товарищи всегда звали монахом, архимандритом и пр[очее], пр[очее].

Купить эту книгу можно будет в розничном магазине «Сретение»   в оптовом интернет магазине