«Когда начнешь искать свои корни, то обязательно дойдешь до России»

– Отец Кирилл, когда в Венесуэле появились русские эмигранты?

– Эмигранты из России в Венесуэлу начали приезжать приблизительно в 1948–1949 годах. Тогда приехало около двух тысяч человек, которые обосновались в Каракасе, в районе Альтависта. Конечно, прежде всего, русские строили храмы, хотя многие еще не имели крыши над головой. Вот почему в этом маленьком районе три церкви.

– Чем занимались русские на новом месте?

– Приезжали, главным образом, профессионалы – среднего и высшего класса. В Венесуэле было мало докторов, инженеров. Когда стали возводить небоскребы, то их проектировали и строили русские инженеры. Мой брат еще студентом начал подрабатывать на этих стройках: он делал расчеты. И мой дядя, инженер-строитель, тоже на них работал. В Каракасе есть очень интересное в архитектурном отношении сооружение – здание Центрального университета; там тоже русские расчеты делали. Русские работали в госпиталях, прокладывали дороги, вели геологоразведку. Когда строили метро и пробивали тоннели, то сначала необходимые познания были только у русских. Русские профессионалы, благодаря своей работе, достигли хорошего материального положения. В медицине было то же самое. Русских докторов посылали в провинцию; они не знали испанского языка, но их все равно посылали, чтобы они работали, как смогут. Давали «открытую карту», мол, делайте там, что хотите, только лечите.

И все русские эмигранты постарались своим детям дать университетское образование. При этом старались дать и какое-то духовное образование. Поэтому новое поколение, в общем-то, не потерянные души, а живые. И это самое главное.

– Сколько приходов, русских общин в стране?

– Приходы есть в Баркисимето, в Маракае, в Валенсии и в Каракасе. Их мы и окормляем по мере сил своих. Есть украинский храм в Каракасе, но для меня он не украинский, а просто русский православный. Мой прадед по отцовской линии был украинец. Но он даже перед своей смертью по-украински не говорил, говорил только по-русски. Для меня это дико – делить украинцев и русских. Поэтому в Баркисимето мы уже слились. Теперь еще в Каракасе предстоит работа – присоединить украинцев. Хотя они и так на Пасху и на Рождество к нам ходят. Еще есть сербские общины, их тоже я окормляю. Наша Церковь служит по-церковнославянски, и Сербская Церковь тоже по-церковнославянски служит, поэтому никаких сложностей не возникает. Что-то я стараюсь по-испански им дать, потому что у них та же проблема, что и у нас: молодежь сербский язык уже не знает, и совсем не знает церковнославянского.

– Русских ведь не так много осталось. Почему?

– Старики отошли ко Господу, а молодежь смешалась с венесуэльцами. Многие уехали. Главным образом потому, что у нас в государстве беспорядок. Никто не уверен в экономическом положении, не знает, что будет завтра. И это, конечно, всех смущает. Русская эмиграция – она с травмой насчет коммунизма. Боятся, что все опять отберут, будут преследовать. Конечно, молодые несколько иначе ко всему относятся, но старое поколение «выталкивает» детей за границу. Многие эмигрировали в Соединенные Штаты или Канаду. В Европу раньше мало уезжали, но в последнее время, при Чавесе, началась эмиграция русских из Венесуэлы в Европу, главным образом, в Испанию. И, конечно, многие едут за образованием – в Соединенные Штаты, Канаду, Европу. А там создают семьи и остаются.

– Как русские эмигранты относятся к политике Уго Чавеса?

– У Уго Чавеса нет глубоких оценок, нет знания людей. Но простой народ ему верит, к сожалению: не понимает реальности.

И еще у Чавеса очень воинственное отношение ко всему: он ищет, где и с кем можно сцепиться. А венесуэльцы ведь народ не воинственный. Но Чавес угрожает Америке: «Это дьявол! Пусть он к нам только сунется – вот мы ему покажем!» Грозит, что потопит флот американский. Но это все фантазии! А народ страдает. Здесь никакой не социализм – здесь на самом деле капитализм, и, к сожалению, капитализм дикий.

– Бедные любят Чавеса за то, что он выдает им пособия и строит поликлиники?

– Это всего лишь хорошая пропаганда. Возьмем хотя бы программу «Barrio adentro», в рамках которой строятся поликлиники. Строятся маленькие конурки, в которых лечат из рук вон плохо. Горе-стоматологи таких чудес понаделают, что потом люди приходят в наш госпиталь – и спасай ситуацию. Конечно, неплохая идея – устроить бесплатные клиники, но в них работают в основном кубинские врачи, которые получают прекрасное жалование – большее, чем местные доктора, – но лечат непрофессионально. А ведь в Венесуэле своих докторов достаточно, но у них практически нет работы. Однажды ко мне в кабинет зашла молодая девушка с предложением купить энциклопедию «Британика». Я стал расспрашивать ее – оказалось, она доктор. Но работы нет, берется, за что есть.

– Выходит, при Чавесе лучше с медицинской помощью не стало?

– Нет, не стало. Стало только хуже. Раньше можно было обратиться в медучреждения Красного Креста, там оказывали любую помощь; сейчас присутствие Красного Креста сильно сокращено, и теперь там ты должен платить. Немного, но все же получаешь помощь уже не даром. Все доктора-специалисты из государственных клиник ушли, потому что там жалование маленькое платят. Я не ухожу, потому что я скоро на пенсию выхожу: терять 30 лет стажа не хочется. А у молодых нет никаких перспектив. Все бесплатно, но это все фальшиво. Почему все, кто могут, идут в частную клинику? Потому что государственное лечение никуда не годится.

– От Церкви духовенство почти никаких денег не получает: Церковь экономически не в состоянии содержать духовенство. Мой отец был по специальности инженером, и он ни копейки от храма не брал. Я живу на свой доход от зубоврачебной практики: полдня работаю в государственной клинике, полдня – в частной. В церкви только в пятницу, субботу и воскресенье могу послужить – в другие дни это почти невозможно. Только если есть требы – похороны или другое срочное что-нибудь.

– Каковы, на ваш взгляд, перспективы русской диаспоры в Венесуэле?

– Я все время говорю, что самое главное для меня не «русское», а «православное». Православие никогда никто не сможет уничтожить. Оно может сократиться до минимума: как свечка почти угасает, но не гаснет, так и Православие может уменьшиться, но не может совсем уничтожиться. В наше время не только в Венесуэле, а во всем почти мире люди охладели к религии. Но постепенно можно это изменить. Надо спасать главное – веру. Если ты будешь иметь веру, ты будешь искать истину. Если ты будешь искать истину, ты будешь задавать себе вопросы: кто я и откуда? Мы пришли из России, сюда Православие принесли из России. Молодежь все равно – рано или поздно – начинает искать свои корни. А когда ты корни свои начнешь искать, то обязательно дойдешь до России.

– Но кому окормлять молодежь, если сейчас в Венесуэле на несколько русских приходов всего два священника и новоназначенный епископ?

– Да, это так. Поэтому, если у кого-нибудь возникнет желание приехать в Венесуэлу, – милости просим!