Алексея Ивановича Сидорова – выдающегося патролога, историка, переводчика, профессора Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии – вспоминают друзья, коллеги и ученики.
Алексей Иванович Сидоров, патролог, историк, переводчик, профессор Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии
Как Господь продолжает дело катехизации Алексея Ивановича
Иеросхимонах Валентин (Гуревич), духовник московского Донского монастыря:
– Алексей Иванович был очень простой человек. Родился в войну, в 1944-м году, в Подмосковье, в поселке Салтыковка.
Когда достиг призывного возраста, не уклонился от службы в армии, отслужил положенный срок.
Потом, работая вначале токарем на заводе, относился к делу творчески и был автором технических усовершенствований, так что вскоре стал работать в должности инженера.
Его любознательность выходила далеко за рамки техники, и он сам, без всяких протекций поступив в МГУ, получил образование по кафедре истории Древнего мира и кафедре древних языков. Так и пошел по научной части.
Я познакомился с его семьей, когда он, имея уже ученую степень, работал научным сотрудником в Институте мировой истории, изучал гностицизм, и при его участии было только что издано гностическое Евангелие от Фомы.
Это было где-то в конце 1970-х. Он тогда был еще совершенно светским человеком.
С моей помощью тогда воцерковилась одна девушка, которая дружила со Светланой Викторовной, женой Алексея Ивановича. И у них был еще ряд подруг. Эта девушка была вдохновлена своим воцерковлением и сообщила интерес к вере своим подругам.
Иеросхимонах Валентин (Гуревич) Как-то она пригласила меня в дом Сидоровых. Я дал Светлане Викторовне для прочтения отпечатанный на машинке, получившийся весьма увесистым том «Откровенных рассказов странника своему духовному отцу». Чтение её увлекло, и вскоре она позвонила мне по телефону и сообщила, что благодаря этой книге она тут же стала практиковать Иисусову молитву, которая привела её в Троице-Сергиеву лавру.
В тот же день в лавре она повстречалась и побеседовала с отцом Венедиктом (Пеньковым), будущим наместником Оптиной пустыни.
Находясь под большим впечатлением от происшедшего, она поделилась этим со своим мужем, и вскоре они вместе посетили обитель преподобного Сергия, в которой состоялась встреча Алексея Ивановича с отцом Венедиктом, между ними началось духовное общение, а отец Венедикт, в свою очередь, вскоре представил Алексея Ивановича отцу Науму, что во многом определило дальнейший духовный путь и научно-преподавательскую деятельность Алексея Ивановича.
Отец Наум однажды вручил Алексею Ивановичу четочки, которые он утерял потом и очень об этом переживал.
Уверовав, супруги стали очень глубоко и основательно воцерковляться и, как это обычно бывает у неофитов, увлекали за собою и все свои знакомые круги.
Был такой случай. Их знакомый с сыном, которых они ввели в церковную ограду, вначале проявлял интерес к вопросам веры, но вскоре этот интерес потерял и стал даже осмеивать всё церковное. Тогда супруги с особенным усердием стали поминать их во время чтения Псалтири. Буквально на следующий день отец позвонил Сидоровым и стал умолять:
– Не молитесь за нас, нам от этого очень плохо!
Среди тех, кого Сидоровы старались обратить в Православие, был, в частности, одноклассник Алексея Ивановича. Те при его воцерковлении поведали ему рассказанную мною историю про подвизавшегося в горах Кавказа отшельника, который ходил по воздуху.
Вот эта история:
В Кавказских горах поблизости от Сухуми любят селиться отшельники... Места эти стали святыми еще в самые первые времена христианской древности, когда их освятил своим пребыванием и проповедью апостол и самовидец Господа нашего Иисуса Христа Симон Канонит. Впоследствии сюда же был сослан и здесь окончил свое земное поприще великий светильник Церкви – святитель Иоанн Златоуст.
Многие святыни продолжают освящать сию местность. Указательный перст Иоанна Предтечи до сих пор употребляется в одном из местных храмов при совершении Елеопомазания. Иверская гора с часовней и источником Иверской Божией Матери до сих пор привлекает множество паломников, и происходят чудесные исцеления. Тут же находятся опустевшие обители Нового Афона и т.д.
Недозволенное пребывание в здешних горах отшельников и даже тайных монашеских общин беспокоило советскую власть, которая, усматривая в этом, кроме предосудительного «тунеядства», недопустимое антинаучное «мракобесие», время от времени «выкуривала» отшельников из пещер, производя облавы с помощью вертолетов.
Во время подобной облавы один отшельник шел по горному плато, теснимый вертолетом, летевшим со скоростью пешехода на весьма небольшой высоте. Дойдя до края плато, он оказался перед обрывом в пропасть. Сзади гудел вертолет. Постояв немного на краю пропасти, отшельник перекрестился и пошел... по воздуху.
Постояв на краю пропасти, отшельник перекрестился и пошел... по воздуху
В вертолете было двое. Один сошел с ума, а другой уверовал...
Случай этот сделался известным, и один мой знакомый вместе с братом-семинаристом даже ездил туда в надежде отыскать сего дивного мужа. Поиски эти, однако, не дали тогда желанного результата.
Правда, к некоторому своему утешению, они встретили там других подвижников. Однажды, например, преодолев долгий и трудный подъем на весьма высокую гору, наши путники неожиданно предстали изумленным очам весьма древнего старца, который немедленно осенил их крестным знамением. Но они не исчезли. Тогда он пригласил их помолиться вместе...
Так вот, этот бывший одноклассник Алексея Ивановича, которого он привел ко Крещению, армянин по национальности, был талантливый инженер-строитель, трудившийся в закрытой организации, занимавшийся строительством военных объектов по всей территории огромной страны.
После Крещения, как водится, у него тут же начались искушения от диавола. Это происходит со всяким новопросвещенным – не миновал сего, как известно, и Сам Господь. Но только Он один избежал при этом падения, а все новопросвещенные человеки непременно падают, так или иначе, более или менее глубоко, и, чтобы подняться, нуждаются в покаянии. Вот и с этим новопросвещенным инженером было то же.
Не успел он креститься, как умирает начальник его отдела. Хорошие деловые качества нашего героя служат причиной того, что ему предлагают, несмотря на молодые еще лета, занять образовавшуюся вакансию. Он соглашается. После этого сразу умирает главный инженер. Ему опять предлагают пересесть в кресло покойника. Перспективы блестящие. Но для этого уже требуется изменить ответ на вопрос анкеты в графе «партийность». Он опять соглашается. Перестает, по сути, и не начав, посещать храм (не дай Бог, увидят!), молиться, веровать... С головой погружается в новую должность. Она связана с постоянными поездками по стране в мягком вагоне.
Однажды в поезде дальнего следования его соседом по двухместному купе оказался генерал авиации. Путешествия в поездах дальнего следования, как известно, располагают к откровенности всех пассажиров, независимо от класса, в котором они следуют. Так что, как водится, разговорились. Наш главный инженер в разговоре упомянул об истории с отшельником, рассказанной ему в свое время как раз Алексеем Ивановичем (он тогда не очень-то в нее поверил, но запомнил):
– Ходят легенды...
– Молодой человек, а вы напрасно скептически относитесь к метафизическим явлениям. Это не легенды. Это было. Я командую этой вертолетной эскадрильей на Кавказе. Это двое моих подчиненных видели собственными глазами. Он действительно благополучно перешел на другую сторону пропасти… В результате пилот сошел с ума, а бортмеханик положил партбилет на стол и ушел из авиации…
Так Господь Своим Промыслом продолжал дело катехизации, начатое Алексеем Ивановичем…
Поистине и сейчас Господь продолжает просветительское дело Алексея Ивановича, который, последуя преподобному Сергию, был в должности профессора наставником множества учеников нескольких известных духовных школ, и они, подобно птицам, разлетелись по всей нашей обширной стране и за ее пределы – в ближние и дальние страны...
Вся его жизнь – борьба
Валерий Яковлевич Саврей Валерий Яковлевич Саврей, доктор философских наук, профессор кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ и Кафедры библеистики Московской духовной академии:
– Жизнь Алексея Ивановича кардинальным образом изменилась после встречи со старцем Наумом. До того его и в гностицизм, и в манихейство заносило: это те ереси, которых не избежал и Блаженный Августин. Но встреча со старцем всё поставила на свои места. У Ф. Шлейермахера есть такой закон конгениальности – это сродство душ. Когда ты перед судьбоносным выбором – выбором духовника, ты должен выбирать твердую руку, благодаря которой можно обрести спасение. И Алексей Иванович сделал этот выбор.
Как обрел и в своей супруге – Светлане Викторовне – сподвижницу.
Господь открыл Алексею Ивановичу непостижимую тайну творений святых отцов. Она стала для него ключом к духовной жизни.
Помню, как мы были с ним в Сирии, в Ливане. Там, в Бейруте, на Средиземном море, он выбрал скалистый берег, где вообще-то купаться было запрещено, но благоустроенные пляжи были платными, и он по-русски не стал доискиваться комфорта… Но вообще-то еще штормило… И я его останавливал.
Жизнь Алексея Ивановича изменилась после встречи со старцем Наумом
– Да, ладно, Валерий, – махнул он рукой, – я же десантник! – и пошел…
Шторм разыгрался сильнейший, он стал тонуть. Но в этом водовороте бушующей, страшной, уничтожающей стихии был, на удивление, помню, невозмутим. Напряжение сил души чувствовалось, но не паника. И он смог этому натиску бури противостоять. Это точно символ всей его жизни. Вся его жизнь – борьба. И внутренняя – со своими страстями: чего ему в свое время стоило даже бросить курить. И внешняя: сам испытав то, как ранят ереси, он потом вел против них просто войну. Когда мы вернулись в Москву, отец Наум сразу сказал:
– Алексей, должны были привезти гроб. Но ты вернулся живым.
Это было в 2003-м году. И таких ступенек к отшествию у него было несколько. Он не бездумно жил, готовился к тому, как предстанет пред Господом.
«Господи, дай время на покаяние!»
Иерей Петр Михалёв, настоятель храма в честь Великомученика и целителя Пантелеимона при 1 ЦКБ ОАО «РЖД»:
– До сих пор кажется, что сейчас откроется дверь класса и в него войдёт Алексей Иванович, по-молодецки в свои 65 лет кинет свой портфель на парту, сложит руки на своей спортивной груди и, заразительно смеясь и кивая головой, скажет: «Ну что, отцы, сегодня у нас святитель Кирилл Александрийский…» – или Ориген или Афанасий Великий. Каждого святого отца он любил как своего друга. А мы любили Алексея Ивановича как своего родного дедушку. С ним можно было обсудить абсолютно любой житейский вопрос. Для него мы не были безразличны, и это чувствовалось в его отношении к нам. Я уверен, что это был великий святой нашего времени, у него было то, чего нет у других: святость и живая молитва. Для него это не были только теоретически-научные знания. Все свои знания он пропускал через себя. Мне вспоминается, как он сказал мне однажды: «Петя, не ты учишь Церковь, а Церковь учит тебя. Мы должны прильнуть к Церкви, как дитя льнёт к груди матери. Ребёнок титьку сосёт, а не учит свою мать».
У него было то, чего нет у других: святость и живая молитва
Вспоминается то, как он описывал свою встречу с отцом Иоанном (Крестьянкиным). Кто-то пригласил Алексея Ивановича приехать в Печоры, и Алексей Иванович попал на беседу к отцу Иоанну. После беседы отец Иоанн сказал: «Я за вас буду молиться». Как нам потом говорил Алексей Иванович, он сам в себе подумал: «Ну, помолись, старичок». А после того, как он вышел из келлии, он физически почувствовал как бы некую сферу, «которая окружала меня, и главное, что там было, это ощущение полной защищённости». После этого он «понял, что такое по-настоящему молиться и как действует молитва». Позже отец Иоанн предложил Алексею Ивановичу переводить святых отцов:
– Что ты всё еретиков переводишь (научная работа Алексея Ивановича была посвящена одной из древних ересей), переводи святых отцов, их очень много не переведено.
Отец Иоанн многим людям указывал на их призвание. Так случилось и с Алексеем Ивановичем. Святых отцов он настолько полюбил, что говорил: «Больше всего я мечтаю на несколько месяцев засесть за переводами, чтобы никуда не нужно было ехать, а только погружаться в текст и переводить». Но жизнь заставляла вести преподавательскую деятельность, и мы-то этому были рады. Он был центром, который притягивал радость и излучал её на всех окружающих.
Глубоко в память запал рассказ Алексея Ивановича о своей клинической смерти, которую он пережил какое-то время назад:
«Я увидел, что проваливаюсь в какой-то глубокий туннель, из которого шла ужасная вонь. Внизу я увидел до горизонта толпу священников, епископов. Лиц я не видел, но по облачению понимал, что это клирики, и они стояли в этой ужасной и зловонной жиже. И меня затягивало туда же. И единственное, что я успел вскричать: ‟Господи, дай время на покаяние”».
После этого он вернулся к жизни. Но всё его тело было парализовано: «Отцы, как это ужасно, когда ты лежишь, по тебе ползают мухи, а ты даже их отогнать не можешь». Но Господь укрепил раба Своего, и паралич полностью прошёл. Всю свою остальную жизнь он так и воспринимал, как время, данное ему для покаяния. Алексей Иванович очень любил святых отцов, и, думаю, они так же его любят, и уверен, что многие из них встретили его после разлучения с этим земным телом.
Учительская миссия и молитва за учеников и их сродников
Ольга Ивановна Самойлова Ольга Ивановна Самойлова, старший преподаватель кафедры теологии МИИТ (РУТ – Российский университет транспорта):
– Алексей Иванович лучше всех у нас преподавал на богословских курсах при Заиконоспасском монастыре. Говорил легко, простыми словами, всё легко запоминалось. Он был как ребенок. Радел о том, чтобы донести до нас в полноте наследие святых отцов. Сам же и переводил. Про греческие оригиналы объяснял: «Нельзя переводить слово в слово – ничего непонятно будет». Он пытался передать дух, адаптировал для нас их истины, чтобы мы могли их уразуметь и усвоить. В этом и состоит его учительская миссия. Нам-то, осуетившимся, трудновато бывает даже читать, не то что ему переводить святых отцов. Но он просто, насколько мог, чистым сердцем, умом подходил к этому занятию, и ему Сам Господь все открывал.
Алексей Иванович ездил всюду со своей Светланой Викторовной. Он ее вспоминает во всех своих трудах: это всё благодаря моей супруге стало возможно. Он был очень веселым. Никогда не унывал. Всегда был спокойный. Ровный. По-детски радостный. Внуков очень любил, опекал их.
Он был очень веселым. Никогда не унывал. Всегда спокойный. Ровный. По-детски радостный
Как-то у нас была лекция про святого Иринея Лионского, и Алексей Иванович нам настолько доходчиво все объяснял: «По образу Образа человек был создан, то есть во Образ Воплощенного Христа». Мы же никогда не задумываемся: почему мы так выглядим?
Или, помню, вот такой случай. У меня супруг попал в реанимацию. День был выходной, 23 февраля, врачей не было, захожу в реанимацию, а я по первому образованию медик, и просто вижу, что теряю мужа… Он меня уже едва узнает, уходит… «Господи, – думаю, – что я буду делать? У меня трое маленьких детей на руках». А на следующий день мне обязательно надо было поехать на богословские курсы, так как тогда была старостой (не могла сотрудников курсов оставить без зарплаты). Подхожу к Алексею Ивановичу:
– Помолитесь за моего Геннадия – так надо, так надо!
И сама в ту же ночь встала на коленопреклоненную молитву. Я так вопила, что Небо, наверно, все же приклонилось. На следующий день, когда после праздников вернулись хирурги, они тут же взяли мужа на операцию, сделали МРТ, выяснилось: у него была посттравматическая гематома, скопилось 200 мл крови, гематома просто все структуры мозга сместила, и это было состояние постоянно на грани инсульта. Прорвись гематома, – мгновенная смерть. Прихожу на занятия, а Алексей Иванович ко мне вдруг подходит:
– Ольга! Ты молилась тогда-то в полчетвертого утра?
– Конечно!!
– Ты знаешь, я ночью уже уснул было, а потом вдруг как подскочу, меня точно громом: Ольга же просила за Геннадия молиться!!!
Сижу потом на его лекции и думаю: «Ничего себе, вот что такое молитва! Связь какая».
Человек-эпоха
Иван Блинов, выпускник Сретенской духовной семинарии:
– Алексей Иванович был первым христианским учёным, которого я встретил. Яркий, возможно, неоднозначный, сам горит верой и наукой – и умеет зажечь других.
Человек-эпоха: «Когда я разговаривал с Мейендорфом…», «Встречались мы с владыкой Антонием (Блумом)», «Патриарх Павел Сербский был настоящим монахом…». Это вдохновляло.
Ещё у него была замечательная практика: раз в месяц он давал каждому возможность отоспаться вместо лекции. Но потом не забывал спросить, освоил ли человек материал.
Спасибо ему за всё.
На лекциях Алексея Ивановича мы всегда чувствовали дух святых отцов
Священник Андрей Гринёв, клирик Патриаршего подворья при храме Святителя Николая в Заяицком:
– Профессор МДА и моей Alma mater – Сретенской духовной семинарии – Алексей Иванович Сидоров был моим любимым учителем. Именно учителем.
Святые оживали для нас, когда мы слышали слова, исходящие из уст Алексея Ивановича, великого патролога
Патрология – тот предмет, который можно преподавать очень по-разному, отклоняясь в филологический разбор творений святых отцов, в исторический контекст жизни того или иного святого и т.д. Но на лекциях Алексея Ивановича мы всегда в первую очередь чувствовали Дух отцов, тот Дух, без ощущения которого все препарирования текста и изучения особенностей эпохи были бы абсолютно бессмысленны. Святые оживали для нас, любовь и бесконечное сострадание, как суть их творений и учений, открывались для нас, когда мы слышали слова, исходящие из уст Алексея Ивановича, великого патролога!
Алексей Иванович был примером настоящей мужественности, искренности и поразительной трудоспособности. Алексей Иванович был настоящим христианином. Царство Небесное! Вечная память, дорогой профессор.
Как Алексей Иванович у святых перестал чего-либо просить…
Протоирей Симеон Банков Протоиерей Симеон Банков, настоятель храма Новомучеников и исповедников Российских поселка Поведники Мытищинского района, выпускник Московской духовной академии:
– Алексей Иванович был моим научным руководителем. Тема была посвящена произведению святителя Григория Нисского «Большое огласительное слово». Так получилось, что в один год у Алексея Ивановича случился инсульт, а у меня аппендицит. Вовремя мне не удалось подготовить работу. Потрясала его искренняя простота. Однажды он сказал нам, студентам: «Я теперь у святых ничего не прошу». Просто как-то в 1990-е годы его очень сильно нагрузили, да он и сам позволял нагружать себя, и вот, выдохнув, пришел к гробу преподобного Сергия и стал просить себе отпуска. После этого у него инсульт и случился. Он воспринял его как некий ответ на свою просьбу. Тогда его супруга его просто выходила, он о ней нам потом с такой благодарностью рассказывал, как делился и новостями о делах своего зятя, самочувствии внука, – как-то так все было с ним всегда по-человечески.
Он мог спокойно критиковать совершенно разных людей, невзирая ни на сан, ни на ученые степени, если кто-то поступал не по-святоотечески. Но в его словах никогда не было ни тени злобы. У нас православные любят друг друга любить «лютой любовью». Но у него были какие-то почти детские искренность и открытость. Поэтому из его уст критика никогда не воспринималась как нечто высокомерное и с досадой, а что-то вроде: «Эй, дядя, не туда идешь». Доброта и любовь – это то, что важнее любых дипломов. Но и бдительность нужна, восприятие духа отцов Церкви, подлинная церковность – вот этому Алексей Иванович будущих пастырей и учил. Настоящая церковность – тихая, сосредоточенная на трепетном постижении Евангелия и святых отцов. Именно он для нас всех и открыл преподобного Максима Исповедника. А это такая глубина! Для нас Алексей Иванович – просто образец человека верующего, вера у него была не кричащая.
Вроде это и простые уроки Алексея Ивановича, но они немеркнущие для нас. Помню, еще 20 лет назад он нам озвучивал громадье своих планов. Думаю, они у него не исчерпались, а только увеличивались с каждым годом. Бог даст, найдутся те, кто продолжит его труды.