Законопроект о семейно-бытовом насилии:
PRO et CONTRA

В начале декабря 2019 года был открыт доступ к тексту законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия (сокращенно – СБН). После внесения поправок, удаления ранее имеющихся терминов, разделяющих семейное насилие на 4 составляющие, основные определения звучат следующим образом:

• «Семейно-бытовое насилие – умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления».
• «Лица, подвергшиеся семейно-бытовому насилию, – супруги, бывшие супруги, лица, имеющие общего ребенка (детей), близкие родственники, а также совместно проживающие и ведущие совместное хозяйство иные лица, связанные свойством, которым вследствие семейно-бытового насилия причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред или в отношении которых есть основания полагать, что им вследствие семейно-бытового насилия могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред».
• «Нарушитель – лицо, достигшее восемнадцати лет, совершившее или совершающее семейно-бытовое насилие».

Может ли законопроект, основанный на столь нечетких формулировках и чьём-то субъективном мнении, снизить случаи СБН, помочь решить конфликтные ситуации, оправдать надежды и ожидания тех, кто действительно страдает в семье? Или же он лишь усугубит проблемы, сделает невозможным естественное примирение членов семьи, пошатнет и без того такие порой непрочные брачные узы? А возможно, и станет дополнительным источником коррупции и будет рычагом для спекуляции на чувствах и отношениях между людьми?

Чтобы получить ответы на эти вопросы, мы обратились как к лоббистам и защитникам этого законопроекта, так и к его противникам.

МНЕНИЯ ЛОББИСТОВ И ЗАЩИТНИКОВ
Законопроекта о семейно-бытовом насилии

Алёна Попова Алёна Попова, лоббист законопроекта о СБН, общественный деятель:

– Вариант текста законопроекта, который сейчас в широком доступе, – не тот, который готовили мы: он изменен, урезан, из него убраны понятия физического, психологического, экономического и сексуального насилия. На наш взгляд, это абсолютно неверно. Одно из самых важных составляющих полномочий законопроекта – это понятие «охранного ордера», когда потенциальный насильник или человек, который может причинить (или уже причиняет) вред своей семье, даже если место проживания по документам принадлежит ему, согласно ордеру, должен быть изолирован от своих потенциальных жертв.

На примере трагедии сестёр Хачатурян: отец избивал мать, домогался их, девочки вызывали полицию, но собственником квартиры был отец, он заверял правоохранительные органы, что все хорошо. Полиция не могла попасть в квартиру и оценить ситуацию. В настоящее время наше законодательство активизируется и начинает принимать меры, только если есть состав преступления. Мы все еще находимся на этапе развития «нету тела, нету дела». Без законопроекта мы не имеем никаких адекватных мер профилактики СБН. Краткосрочный охранный ордер, который полиция выдаёт на месте, позволяет остановить и пресечь факт насилия и притеснения более слабых и зависимых членов семьи. Агрессор не должен быть хозяином положения. Не должны матери с детьми убегать из дома и искать себе приют. В первую очередь из места проживания должен быть удален тот, кто применяет насилие. И дальше он должен проходить специальные курсы, чтобы выйти из состояния агрессии.

Закон не репрессивный, как многие пытаются его трактовать, а защитный

Закон не репрессивный, как многие пытаются его трактовать, а защитный. Самый, пожалуй, главный негативный миф, который не соответствует действительности, – о том, что законопроект может регулировать детско-родительские отношения, о том, что он станет инструментом по изъятию детей из семей, передачи их однополым парам (хотя – для тех, кто не знает – в нашей стране запрещено усыновление детей однополыми парами). Закон о профилактике СБН не имеет никакого отношения к ювенальной юстиции. Он – о том, что нам нужна профилактика вместо шокирующих новостей постфактум о совершенных преступлениях, которых могло бы не быть.

Протоиерей Андрей Лоргус Протоиерей Андрей Лоргус, психолог, ректор Института христианской психологии:

– Я не специалист по экономике, но специализируюсь в семейной психологии. С этой точки зрения, само по себе семейное хозяйство ограничивается и регламентируется семейно-родовыми традициями, но чаще всего негласным договором, попросту молчаливым согласием супругов. Однако это ведет к самым разнообразным конфликтам.

Самым надёжным является гласный договор, т.е. обсуждение и решения, которые супруги принимают согласованно и добровольно. Если этого не удается добиться, то можно заключить брачный контракт устно, но лучше письменно. Такой контракт может избавить супругов от бесконечных ссор, если оба будут его исполнять.

Экономическое насилие чаще всего есть часть манипулятивных отношений, цель которых – получить признание, уважение, власть и «любовь», т.е. купленную любовь: «Я на тебя зарабатываю, а ты меня люби!»

В таких случаях новый закон может ограничить манипуляции деньгами и имуществом. Любви не принесет, но отношения нормализовать может.

Закон о семейном насилии воспринимается как вторжение в семью. Но это ложное восприятие. В советском законодательстве есть много правовых норм, позволяющих государству, милиции-полиции, судам, парткомам, педагогам, чиновникам, судам вмешиваться и принимать решения, прямо наносящие ущерб семье. Это сформировалось в 1920-е годы и продолжается по сей день. Новый закон впервые предлагает иные решения. Вместо «изъятия ребенка» предлагается удаление насильника, «преступника». Это главная новая черта правовой нормы.

Закон о семейном насилии воспринимается как вторжение в семью. Но это ложное восприятие

Говоря о психологическом насилии – это манипуляции, игнорирование, запугивание, шантаж, лишение жизненно важных условий (сон, еда, отдых, пространство, свет, общение), оскорбление, унижение, преследование, угрозы и прочее.

Любое психологическое насилие – признак кризисного состояния семьи. И помогать здесь должны кризисные службы. Они уже существуют. И именно им нужен этот закон, в первую очередь. Однако не всякое психологическое насилие – преступление, а потому Уголовный кодекс здесь не поможет. Именно поэтому нужен закон между УК и семьей. Опасные минусы законопроекта, на мой взгляд: нечеткие определения понятий психологического насилия. Но это на самом деле трудно. Нужна очень долгая и серьезная работа, ошибки будут.

По моему мнению: нужны законодательные нормы защиты семьи от насильника, кем бы он ни был – муж, жена, теща, отчим, мачеха, сын, дочь, сестра, брат, дедушка, бабушка, зять и пр. Закон позволяет сохранить целостность семьи при изоляции насильника. Вне закона – изъятие детей, что несправедливо и преступно.

Наталья Красноболодцева Наталья Красноболодцева, создатель проекта «Дом-убежище» для женщин и детей, пострадавших от семейного насилия:

– Со стороны противников – глухота. Когда мы делали ролик про женщин, которые погибли от семейных драм, первое, что нам сказали оппоненты: «Это сделано на западный манер». Да разве это важно? Это не имеет никакого отношения к центральному вопросу. Тратится время на споры, шум, ненужные обсуждения, вместо того чтобы говорить о проблеме. Как стена стоит между теми, кто за, и теми, кто против.

Казалось бы, насилия не хочет никто. В чем тогда причина? Может быть, у нас разное определение этого самого насилия? На мой взгляд, главная причина непонимания – неготовность услышать друг друга. К этому вопросу надо подходить здраво. Пока, к сожалению, это споры – красные лица, выпученные глаза и нежелание слышать, сесть за стол переговоров.

Основное обвинение в нашу сторону: мы хотим разрушить традиционную семью, – но это не так. Попробую объяснить. Как говорил Христос, «кто хочет быть большим, да будет всем слугою» (Мф. 20, 26). Если говорить про семью, то получается, что старшие в семье – папа, мама – в некотором смысле служат своим детям: кормят, поят, одевают и прочее. Но авторитет этим их только усиливается. Я отношусь к институту семьи в первую очередь как к служению своим близким.

Когда мы говорим о законопроекте о домашнем насилии, мы говорим об отношениях, которые строятся на силе. И если член семьи начинает прикрывать свои гнусные действия чем угодно, в том числе псевдорелигиозными суждениями, считает, что можно избивать, душить, насиловать, – это беда. В Библии есть понятие: розги. Я, как мама сейчас уже подростка, не буду скрывать, наказывала ремнем. И не жалею об этом. Это уже наука воспитания, к чему законопроект не имеет никакого отношения. Если родитель наказывает ребенка без гнева, ребенок всегда понимает, за что он получил своё наказание. Он никогда не пойдет против своих родителей, потому что в нем заложена любовь и доверие к ним.

Пример: в моём кризисном центре есть православная женщина с пятью детьми. В этой семье отец душил сыновей так, что они теряли сознание. Когда они только приехали к нам, они были настолько забитые, боялись всего. И это была православная семья. Жена и дети сбежали. Это ли испортило семью? Или её разрушил отец, который строил авторитет на насилии? Семья – плодородная почва, где дети должны расцветать и учиться строить отношения с этим миром. Но не кулаком они должны научаться.

Строгость должна быть, и, снова повторюсь, закон её не отменяет. Проблема в гневе. Люди, не знающие управы, перестают себя контролировать, считают, что раз это «мое», то я и делаю, что хочу. Важно понять: законопроект – про нарушителей закона, а не про родителей. Если человек едет на машине и превышает скорость, он нарушает закон. У него будет штраф. Если я в семье превышаю свою «скорость» или свои полномочия, будет штраф. И это нормально. Люди, которые позволяют себе применять насилие, понимают только палку, то есть силу, в том числе и действие закона.

Когда я в первый раз услышала об этом законопроекте, я внутренне усмехнулась. Он хорош, но хорош в правовом государстве. Вроде бы таким является и наше государство. Мне доводилось бывать за границей, там людям не надо доказывать, что закон – это хорошо. Что он создан для них. Порядочному человеку нечего бояться. Закон создается в первую очередь для безопасности ивозможности профилактировать и предотвращать жестокое отношение в семье. Сейчас у нас 99% случаев, когда женщина после первого раза избиения или другого вида насилия прощает. Единицы не могут простить и уходят сразу же. Первое, что руководит человеком, уже испытавшим жесткое обращение, – это страх. Чуть больше сейчас женщин, которые решаются и убегают, в том числе приходят к нам в центр. Разбирая тот или иной конфликт, я также беседую и с мужчинами, которые, зачастую мило улыбаясь, говорят своим женам: «Ты это все, Леночка, придумала, не было ничего такого... А, если и было, то ты сама и виновата: меня вывела, спровоцировала на эти эмоции». И эта женщина, в личной потом уже беседе, и правда начинает сомневаться в себе, она снова готова прогнуться, обвинить во всем себя и простить. Она считает, что, если станет еще добрее, ласковее, тише, то что-то изменится, не понимая, что дело уже давно не в ней, а в том человеке, который почувствовал свое превосходство, привык решать вопрос гневом и силой. Он ждет этого поведения, прогиба. Именно поэтому нужен законопроект, который заблокирует хотя бы на какое-то время возможность давления, запугивания, звонков, смс-ок чудовищных. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Когда преследование и желание доказать свою силу становится важнее здравого смысла, важнее самой жизни.

Когда я была ребёнком, мою маму обижал отчим, он был христианин, грузин. Очень вспыльчивый, любитель поднимать руку. В детстве я выучила молитву «Отче наш», потому что обещала Богу, что выучу её, лишь бы они прекратили ссориться. Я знаю, что такое быть ребенком, который видит, слышит и боится. Никогда не думала, а вернее, была полностью уверена, что во взрослой жизни не попаду в такую ситуацию. Когда я выходила замуж, то мне казалось, что это навсегда. Мой избранник был верующим человеком, мы были венчаны. Но в какой-то момент его взгляды поменялись, и он позволил себе поднять на меня руку. Я ушла после первого случая, не дожидаясь развития этой истории. Теперь помогаю женщинам, потому что могу отличить тирана от нетирана, так как это прожито мной, пройдено, и я встала. Я рассказываю это для того, чтобы люди понимали, что в каждой ситуации можно и нужно разбираться, не махать рукой. Конечно, в момент жаркой ссоры трудно понять, кто прав, кто виноват, поэтому надо быть рядом с семьёй. Не надо бояться фальсифицированных дел, которые якобы могут быть составлены при введении законопроекта. Это всё, в том числе обман, выявляется, если работать с семьёй, выявляется и помогает предотвратить самые плачевные последствия.

Я понимаю, что ценности человека определяют то, как он живёт. Если у человека бардак внутри, то бардак будет и в семье. Такие люди не хотят слышать, не хотят меняться, учиться, не хотят идти на курсы, они ничего не хотят, они хотят лишь творить свою, порой жестокую, волю.

Проект зародился, когда мы организовали женское движение «Создана сиять». Сейчас это и благотворительный фонд в поддержку женщин. Мы поняли, что есть категория женщин, которым недостаточно просто раз в неделю встретиться и поговорить. Они нуждаются в более глобальной, стационарной помощи. И тогда впервые руководитель нашего женского движения предложила создать такой проект. Во мне это очень откликнулось, и я стала реализатором этого проекта. Первые полтора года, будучи замужем и с ребёнком, я там жила, чтобы запустить всю программу. На данный момент у нас 10 волонтеров, которые круглосуточно живут в Доме, которые продолжают реализовывать этот проект. К нам может обратиться любая женщина, любой религиозной принадлежности и социального статуса, из любого города. Так как у нас некоммерческий статус, в отличие от госучреждений, мы принимаем всех. Мы принимаем женщин бесплатно. Это полностью анонимно и безопасно. Эти вопросы я беру на себя и решаю как руководитель. Мы принимаем на год. Потому что женщина, которая попала в беду, понимает, что месяц ничего не решит. На короткий срок она уже бегала и возвращались. Ни мамы, ни подружки не готовы надолго принимать у себя и помогать решать проблему кризиса семейных отношений, в первую очередь из-за сложностей с финансами. За этот год женщине удается восстановиться, и мужчина, который её догоняет, понимает, что она не блефует, не шутит, все серьёзно, и он что-то теряет. Главный вопрос, который я задаю женщине в начальной беседе: какая её цель? Мы не хостел и не времянка. Я готова поднимать мотивацию со дна сознания тех женщин, кто к нам обращается. Реальная и правильная цель – это изменить свою жизнь. На нашем проекте мы боремся не с глобальным насилием, а с конкретными случаями в жизни конкретных женщин и детей. Каждый случай – отдельная история, которую надо решить. Цель – чтобы женщина больше никогда не попала в такую же ситуацию, чтобы полюбила себя, в правильном смысле этого слова, уважала, ценила себя, не подвергала опасности жестокого обращения своих детей. Мы не хотим срывать сорняк сверху: пересидела, синяки зажили, и снова полетела на те же грабли наступать. Мы хотим вырвать корень, научить и показать пример здоровых взаимоотношений, где есть место уважению, доверию и безопасности. У нас есть программа для прохождения, которая называется «Шикарная женщина». Мы уверены, что те женщины, которые сталкиваются с этой бедой, становятся либо жертвами, либо шикарными женщинами. И это в первую очередь не внешние изменения, хотя и они порой необходимы, а именно изменение внутренней позиции. Мы уверены, что женщина, которая имела печальный опыт, обязана стать шикарной, чтобы в дальнейшем нести послание миру, людям, детям, всем, что есть жизнь, что она стоит того, чтобы что-то менять. Нельзя размениваться и отдавать свою жизнь тому человеку, который растаптывает личность, издевается не только морально, но и физически.

МНЕНИЯ ПРОТИВНИКОВ
Законопроекта о семейно-бытовом насилии

Елена Тимошина Елена Тимошина, криминолог, кандидат юридических наук:

– Лоббисты законопроекта утверждали в 2019-м году, что в России за год мужья убивают 14 тыс. женщин, в то время как в 2018-м году в России было убито 2608 женщин^[1], из которых в ходе семейно-бытовых конфликтов – 253^[2] (или 9,7% от общего числа убитых женщин). Считаю, что необходимо потребовать у всех, кто озвучивает ложные цифры о преступлениях, предоставить доказательства своих слов.

Лоббисты закона используют многочисленные манипуляции, подмены понятий, чтобы воздействовать на сознание людей, обещая навеки победить эту проблему. Например, часто упоминают сестёр Хачатурян. Однако все насильственные действия, которые приписывают отцу этих девушек, подпадают под действующее уголовное законодательство, а закон о профилактике семейно-бытового насилия, наоборот, не регулирует такие ситуации. То же касается и профессора Соколова, убившего свою любовницу, которая не входит в категорию «членов семьи», а значит, данная ситуация также не находится в поле правового регулирования рассматриваемого законопроекта (равно как и сами побои, и её убийство).

Более того, согласно действующему сегодня законодательству, любые побои (насильственные действия, причинившие физическую боль, но не повлекшие вреда здоровью), совершённые в первый раз, являются административным правонарушением, совершённые во второй раз в течение года – преступлением. Это означает, что любой потерпевший имеет право на помощь со стороны правоохранительных органов. И если вызванный по сообщению участковый отказывается оказать помощь, например, составить протокол, то его действия можно обжаловать его руководству или в прокуратуру. Таких недобросовестных сотрудников всегда наказывают.

Конечно, чтобы составить протокол или забрать пьяного семейного дебошира в медицинское учреждение, необходимо заявление потерпевшего. Но это правило одновременно является защитой неприкосновенности личной жизни, и потерпевшие в России в таких ситуациях (когда причинённый им вред незначителен) имеют право сами решать, привлекать ли им обидчика к ответственности или нет.

Законопроект о профилактике семейно-бытового насилия предлагает принципиально новый подход к решению таких семейных проблем:

1. называть семейно-бытовым насилием любые конфликты и споры в семье (например, в США в суд попал случай, когда предметом разбирательства явилась невозможность супругам договориться о громкости работающего телевизора, и один из супругов обвинил другого в «психологическом насилии»);
2. наделить некоммерческие организации правом определять, какие споры являются наказуемым насилием (то есть лишить самих участников семейных конфликтов возможности решать эти вопросы, заменив заявительный порядок их защиты на выявительный);
3. исключить обязанность подлинного установления факта насилия (на сайтах сторонниц данного законопроекта можно услышать их уверения в том, что «после принятия нового закона жертве не придётся доказывать факт насилия», «общество обязано верить ей на слово»). Применительно к последнему хочется отметить, что в Европе и иных странах, где действует этот закон, по заявлению самих судей, принцип презумпции невиновности заменён принципом «женщина-жертва всегда права», что делает невозможным оправдание невиновных мужчин. В этих странах сегодня проходят многочисленные круглые столы с обсуждением необходимости отмены этого закона, получившего в народе название «молот ведьм», как грубо нарушающего права человека.

Право устанавливать факт насилия будет принадлежать чужим людям – представителям НКО, психологам, социальным работникам

Разумеется, этот закон коснётся не только супружеских, но и детско-родительских отношений, ведь дети являются также членами семьи. И самое страшное, что право устанавливать факт насилия будет принадлежать не детям, а чужим людям – представителям НКО, психологам, социальным работникам и прочим людям (круг которых в законопроекте не ограничен). Если с «физическим» и «психическим» насилием всё более-менее понятно (такое насилие запрещено действующим законодательством и, как мы уже поняли, не является предметом правового регулирования данного законопроекта), то вот «психологическое», «эмоциональное», «моральное» и «экономическое» насилие, которые будут под запретом нового закона, вызывают множество вопросов.

Понять, что относится к этим видам насилия, сегодня уже можно из методических рекомендаций^[3], разработанных органами власти по зарубежным лекалам. К «моральному» насилию, согласно рекомендациям, можно отнести отсутствие соответствующих возрасту и потребностям ребёнка

• питания,
• одежды,
• жилья,
• медицинской помощи,
• заботы,
• присмотра,
• внимания,
• любви к ребёнку
• и другие обстоятельства (список, как мы видим, не исчерпывающий).

Внешними проявлениями моральной жестокости методические рекомендации называют:

• отставание в весе и росте от сверстников;
• педикулёз,
• чесотка,
• частые «несчастные случаи»,
• гнойные и хронические инфекционные заболевания,
• запущенный кариес,
• отсутствие прививок,
• задержка речевого и психического развития,
• неряшливая одежда;
• утомлённый, сонный вид ребёнка;
• бледное лицо, опухшие веки;
• у грудных детей опрелости и сыпи;
• неумение играть;
• постоянный поиск внимания или участия;
• крайности поведения – инфантилизм или принятие роли взрослого;
• агрессивность или замкнутость;
• гиперактивность или подавленность;
• неразборчивое дружелюбие или нежелание общаться;
• жестокость к животным;
• мастурбация,
• раскачивание на стульях,
• сосание пальцев и пр. (перечень опять открытый).

К «эмоциональному» (или «психологическому») насилию рекомендации относят:

• словесные угрозы в адрес ребёнка, постоянная критика ребёнка;
• лишение ребёнка социальных контактов;
• предъявление к ребёнку чрезмерных требований, не соответствующих его возрасту или возможностям.

Особенностями детей, подвергшихся такому насилию, являются:

• невозможность сконцентрироваться;
• плохая успеваемость;
• низкая самооценка;
• гнев, агрессия;
• неврозы, энурез, тики, ожирение, кожные заболевания, астма и т.п. (поток фантазии и тут не ограничен здравым смыслом).

То есть получается, что любое из перечисленных действий будет основанием для вмешательства в семью, в результате которого не ребёнок будет изъят из семьи, а родители выгнаны на улицу (законопроект предусматривает «охранные ордера» для семейных нарушителей, которые запрещают приближаться к жертве семейного насилия), в результате чего в квартиру на законных основаниях вселят чужих людей – «профессиональных родителей», которые станут там жить и за государственные деньги воспитывать вашего родного ребёнка.

Неужели мы хотим для себя такой реальности? Даже не стану комментировать, чем всё это может грозить…

Замечу ещё, что в странах, где действует закон о домашнем (или семейном) насилии, уровень семейного насилия не снижается, что свидетельствует о неэффективности данных мер. Так, например, в Германии, где подобный закон принят более 15 лет назад, согласно данным Федерального ведомства по уголовным делам, каждые 5 минут как минимум одна женщина подвергается угрозам, психологическому давлению, физическому либо сексуальному насилию в семье. Число жертв «домашнего насилия» в период с 2013 по 2017 годы выросло со 121 000 случаев почти до 140 000, а на цели предотвращения насилия против женщин только в 2018-м году было выделено 35 млн. евро.

Поэтому попытка решения проблемы насилия посредством принятия узконаправленного закона не может иметь успеха, по объективным причинам одностороннего и ошибочного подхода к её решению, а включение в число субъектов профилактики многочисленных некоммерческих организаций, которым будут предоставлены широчайшие полномочия по профилактике семейно-бытового насилия, приведёт к искусственной криминализации членов семьи вследствие экономической заинтересованности указанных организаций.

NB: В октябре 2019 года Елена Михайловна представила доклад на эту же тему в Общественной палате РФ, который мы опубликуем в ближайшее время, учтя статистику за 2019 год.

Александра Машкова-Благих Александра Машкова-Благих, координатор кампаний CitizenGO Россия – платформы Интернет-обращений в защиту семьи, человеческой жизни и прав верующих, мама 4 детей:

– Закон касается семей с детьми. Если вы сожители без детей или любовники – то закон вас не касается. Если вы хотите, чтобы закон на вас не распространялся, то не женитесь и не заводите детей. Если же вы не удержались и создали семью с детьми, то это закон против вас!

Закон не касается преступлений и правонарушений.

Все эти отрубленные руки, убийства и избиения, которыми нас пугали, оправдывая ими необходимость закона, вообще не имеют к нему отношения. Закон касается неких внутренних отношений семьи, но (повторюсь!) не правонарушений и преступлений!

Еще раз! СБН в своем определении – это не правонарушение и преступление! Это слова: «меня обидели», «мне не дали», «мне некомфортно».

Если вы хотите, чтобы закон на вас не распространялся, то не женитесь и не заводите детей

Рассказом о действиях по профилактике СБН со мной поделился житель Германии (русский немец). Его 16-летняя дочь собиралась идти на вечеринку. Он был категорически против, они разговаривали на повышенных тонах. Свидетелем этого разговора была подруга дочери. В момент выяснения отношений подруга украдкой позвонила в полицию и пожаловалась на возникшую ситуацию. Приехавшие сотрудники полиции, опираясь на слова «свидетеля происшествия», на месте (!) «установили вину» отца, определив его действия как агрессивные. И хотя дочь, поняв свою ошибку, пыталась объяснить, что все в порядке, конфликта нет, и ей ничего не угрожает, отцу запретили приближение к месту пребывания дочери ближе, чем на 100 метров. И он был вынужден ночевать в машине, в то время как дочь была дома одна и нуждалась в присутствии взрослого человека. При нарушении этого предписания он мог понести уголовную ответственность.

Елена Кучеренко с семьей Елена Кучеренко, выпускница театроведческого факультета ГИТИС, домохозяйка, мама пяти дочек, писательница:

– Как многодетная православная мать, я, конечно, против того, чтобы в мою семью вмешивались посторонние люди. Ведь нормальные меры воспитания могут быть восприняты, например, как психологическое насилие. Или невозможность купить ребёнку дорогой телефон – как насилие экономическое. В общем, я не готова, чтобы в наш семейный мир входил кто-то «третий».

С другой стороны, много общаясь с разными людьми, я свидетельствую, что семейное насилие (именно насилие внутри семьи, между ее членами) – это страшный и распространённый факт, с которым надо что-то делать. Речь не идёт о воспитании или справедливом наказании. Речь идёт именно о насилии. Жены, годами терпящие издевательство и побои мужей. Дети, зарабатывающие себе невроз от каждодневных порок. Оскорбления, унижения и шантаж. Есть семьи, где жертвы – мужчины. Все мы знаем случаи, когда дети гибнут. И это не единичные факты. Происходит все это часто потому, что все терпели и никто не хотел «выносить сор из избы», никто не говорил об этом и не просил помощи. А приди она вовремя, трагедий, возможно, можно было бы избежать.

Печально, что насилие распространено и в православной среде. И тем страшнее, что оно оправдывается псевдо-постулатами веры

Печально, что насилие распространено и в православной среде. И тем страшнее, что оно оправдывается псевдо-постулатами веры. Но истинное христианство – это не насилие. Что не исключает воспитание, порой жёсткое и строгое. Беда в том, что истины нашей веры часто воспринимаются нездоровыми людьми в нездоровом свете. И тогда запоминают: «жена да убоится своего мужа», но очень удобно для себя забывают:

«Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее... Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь...» (Еф. 5, 25–33). Ну, и так далее...

Идут споры о том, нужно ли вносить в законодательство отдельный термин «семейное насилие». Этот вопрос для меня остаётся открытым. Потому что семья – структура закрытая, и, как правило, проблемы не выносятся вплоть до трагедии. Это требует определённых методов работы. Насколько надо «открывать» семью государству, мне сказать сложно. Повторю, я сама не хочу, чтобы в мою жизнь необоснованно вмешивались.

В любом случае я считаю, что работать с семейным насилием надо. Оно было и есть. Именно «семейное». Отрицать это нельзя. Больно, что жертва тут в более уязвимом и страшном положении, чем жертва на улице. Потому что «палач» – тот, кто призван защищать, которому она верит и которого часто любит.

И последнее. Любой закон, который будет (или не будет) принят, должен быть ориентирован не на разрушение, а на сохранение семьи. Если есть, что сохранять.

Протоиерей Виталий Ткачев ​Протоиерей Виталий Ткачев, руководитель и духовник приюта «Покров», Отец 12 своих и 40 приёмных детей:

– Есть вопиющие случаи трагедий в семье, но все же разработчикам закона не стоит забывать, что большинство семей в стране – нормальные. И не дать возможность этим законом повредить им! Не стоит культивировать среди людей мысль о семье как о потенциально опасной ячейке общества. Постоянный гнев на близких – вот что, на мой взгляд, можно расценить как «психологическое насилие» внутри семьи. Ситуации, расцененные как психологическое насилие, должны определяться в рамках правового поля. И наказание за них должно вытекать из причинённого вреда здоровью.

Однозначный минус: если закон откроет возможность вмешательства кого угодно во внутреннюю жизнь семьи без серьёзных поводов и регламентации отношений мужа и жены, детей и родителей без понимания ситуации. А это уже больше зависит от практики применения законодательства.

Плюсы будут, если найдутся правильные механизмы адресной помощи и защиты пострадавших от насилия.

Елена Пискарева Елена Пискарева, режиссер, сценарист, продюсер, автор фильма «Живи», мама 4 детей:

– Выделю лишь несколько ключевых моментов, которые считаю для себя важными.

Первое. Это закон не «про жертв», это бизнес-модель для работы НКО, которым государство дает неограниченные полномочия по вторжению в семью. Под всё это законопроектом подводится существенная бюджетная финансовая основа (в этом и состоит одна из основных причин появления на свет данного законопроекта, по мнению ряда экспертов):

«Некоммерческим организациям в порядке, предусмотренном законодательством Российской Федерации и законами субъектов Российской Федерации, предоставляется финансовая поддержка за счёт средств государственного и (или) регионального бюджетов. В соответствии с проведённым открытым конкурсом предложенные ими программы мероприятий по профилактике домашнего насилия включаются в ведомственный или региональный план» (части 2 и 3 статьи 45 законопроекта).

Это закон не «про жертв», это бизнес-модель для работы НКО, которым государство дает неограниченные полномочия по вторжению в семью

Критерии отбора и допуска таких НКО в законе отсутствуют.

Внимательно изучив список из 70 организаций, которые активно поддержали принятие законопроекта и планируют в случае его принятия «работать с семьями» (этот список не является закрытым), перечислю лишь некоторые из них:

• Российская ЛГБТ-сеть,
• Ресурсный центр для ЛГБТ,
• Инициативная группа «Феминистки поясняют»,
• Инициативная группа «Феминитив»,
• Феминистская инициативная группа «Костер»,
• Инициативная группа «Либеральный феминизм в Уфе».

Мне совершенно очевидно, каким образом будет осуществляться защита семьи... Повторюсь, под всё это законопроектом подводится немалая бюджетная финансовая основа, превращающее подобную «работу с семьями» в очень прибыльное дело.

Против данного законопроекта с Открытым письмом выступили более 180 общественных организаций, в этом письме четко указаны интересанты данного закона, чему он посвящен и что в действительности продвигает. Зная повестку и реальную работу многих из этих организаций, я им верю, а тем 70 организациям, поддержавшим законопроект, – нет!

Второе и самое важное: если закон будет принят, НКО отныне будут следить за тем, чтобы страна выполняла все международные предписания и «международные стандарты», а это в первую очередь Стамбульская конвенция (с ее гендерной идеологией и другими радикальными антисемейными идеологиями и структурами), то есть фактически НКО смогут создавать параллельное законодательство в сфере так называемой «защиты семьи» (прочитайте их полномочия и обязанности госслужб), продвигая, опять же, права ЛГБТ, меньшинств, усыновление детей однополыми парами и иные т.п. принципы, указанные в Стамбульской конвенции.

Третье. Создается инструмент бесконтрольного и безнаказанного произвольного вторжения во внутренние дела российских семей, поскольку никакого противовеса и никаких санкций для НКО не предусмотрено.