«Для меня русская словесность - часть моего мышления»

2019 год вывел к признанию трёх не во всём схожих между собой, но таких близких каждому русскому сердцу словесников – Дмитрия Володихина, Михаила Тарковского и Александра Стрижёва. Лауреат Патриаршей литературной премии Александр Стрижёв - о себе, русской истории и преломлении её в словесности.

- Александр Николаевич, какие мысли пришли к вам после торжественной церемонии вручения Патриаршей литературной премии? Была ли среди них связующая нити личной судьбы и русской словесности в целом?

- Для меня русская словесность - часть моего мышления, осознания себя в современном мире, мое самочувствие и душевный комфорт. Всегда радовался и теперь радуюсь писательскому мастерству, верному отображению внутреннего движения восторга, узнавания себя в оттенках литературного образа. Вообще образность русской словесности весьма примечательна штрихами, сродными национальному характеру, объединяющему читателя с героем произведения, внутренне близкого моим представлениям. Думаю, что так не только у меня, отсюда и постоянная любовь к старой классике, и своя оценка современной прозы.

Правда, есть умозрительные построения, не рассчитанные на эмоции и личные оценки. К примеру, оккультные романы Валерия Брюсова или стихи Василия Каменского. Форма и отделка вещи есть, а настроя душевного нет: читается формально, со скидкой на избранность. Вот почему так важна сейчас приземлённость слов, но ни в коем случае не приниженность образов, не тусклый отсвет житейских будней и вседневных забот. Ведь героика имеется и в буднях, но проявляется не в патетике, а в ладе произведения. Тогда уместна будет и религиозная, близкая для нас православная нота, как то в жизни и согласуется. Личная моя судьба не была схождением к людям, осознавал себя только частью своего народа, усваивал его нравственные достоинства. Говорил себе: ты не как все, а всего единица, в чём-то отличная. Люди подобны свечам в храме: вроде бы все одинаковы, но каждая свеча горит и светит по-своему.

- Мало кто в 85 лет ведёт личный интернет-архив, как делаете это вы на одном из популярных литературных порталов. Просвещение человеческое – очевидная цель выкладывания и систематизации самых различных текстов, от заметок до библиографических и биографических описаний. Получаете ли вы отзывы читателей, и если получаете, то насколько помогают они вам в повседневной работе?

- Свой интернет-архив выкладываем под рубрикой «Библио-Бюро», то есть «Библиографическое бюро». Скромненькое «бюро» поставлено вместо «кабинета» - как бы выдаём лишь персональные литературные справки. На самом же деле справки эти получаются достаточно обширные, а библиографические разыскания, положили себе за правило, должны выходить дотошными и основательными. Ведь библиография - дисциплина научная, выявляет источники по теме, и тут ужиматься нельзя. Никаких пропусков! - вот наш девиз. Заметили, наверное, говорю не «я», а «мы», потому что интернет-архив ведём вместе с Маргаритой Анатольевной Бирюковой – сноровистым и крайне ответственным исследователем, трудолюбивым литератором и библиографом. Только с этим благожелательным человеком мне удалось к моим восьмидесяти пяти годам опубликовать на электронных и бумажных носителях более 600 разработок: тут и персоналии по авторам, и разыскания по отдельным произведениям, озвучены и сами произведения незаслуженно забытых русских писателей и филологов. В итоге скопированы и осмыслены десятки тысяч страниц исходных текстов. И это лишь за неполные шесть лет.

Нами взято за основу: каждый источник рассматривать «в глаза», никаких передоверий, с чужих слов. Только живой источник! Разумеется, сначала его надо определить, скопировать, набрать и выверить в отношении ошибок. Исправления вносятся, библиографическая справка будет составлена, когда напишем историю текста, выявим личность автора, приведём подробности создания авторского труда.

К примеру, остановлюсь на одной из наших работ. Речь пойдёт о полной библиографии Николая Ивановича Надеждина - публикации его произведений и литературы о нём. Напечатано исследование в «Литературоведческом журнале» ИНИОН РАН, 2018, № 43, С. 156 - 309. Никаких здесь предвзятостей и спорных мнений: выдающийся критик как бы смотрится в прямое зеркало, при этом никто не забыт и не переправлен. Или вот, совсем недавно опубликован наш обширный материал о несправедливо забытой псковской писательнице О.Н. Хмелевой, авторе повести «Марья-Кружевница» - ею восхищался Лев Толстой и велел, чтобы это произведение вышло отдельной книжкой в «Посреднике». Архивные разыскания позволили воссоздать подробности издания повести и вместе с тем оживить образ забытого таланта. Озвучиваются и другие произведения этого псковского прозаика, весьма обаятельного на письме. Псковские краеведы, кажется, довольны. Их оценка - наша плата.

Вот другой пример: дидактическая поэзия Допушкинской поры. В Тобольске издан наш сборник с игривым названием «Цевница», что по-старинному означает «Свирель». В роскошно изданном сборнике представлена поэзия усадебной жизни оригинальная и переводная. Во вступительном очерке рассказывается о характерном для периода с 1790 по 1820 год вспышке усадебного строительства в России - особняков, храмов, окружённых зелёными рощами с их прудами и скульптурными украшениями, указаны и уникальные источники поэтических произведений, приведены рассуждения знатоков этого дела. Содержание сборника разбито на разделы: патриотика, просвещение, анакреонтика, досуг, библиография. Страницы украшены художественными произведениями той поры. Всё подчинено образному раскрытию замысла оригинальной книги. Текстовая часть издания представлена на страницах интернет-ресурса. Там же размещены и «Отзывы с мест на публикацию «Цевницы»» - пять доброжелательных рецензий получили из Тобольска.

- Что в вашем понимании есть Просвещение народное? Русская история внесла куда как строгие поправки к европейской идее XVIII века: та – уводила от Веры, русское Просвещение – приближает. В чём же, на ваш взгляд, нашего, русского Просвещения, главные особенности?

- В истинном смысле народ просвещают Светом Христовым. Так и повелось на Руси искони, это начало старалась сохранить и позднейшая педагогика великих подвижников Божиих: Тихона Задонского, Димитрия Ростовского, Игнатия Брянчанинова, Иоанна Кронштадтского и других водителей совести. Но, начиная с Петровских реформ, в светскую педагогическую практику всё сильнее вторгались западные агенты разложения - рационализм, богоборчество, экуменизм.

Постепенно наша светская педагогика в значительной мере уклонилась в бездуховность, отрываясь от живых корней Веры. Утрата духовности осиротила этнос, он мог стать ничем, ведь кому Родина не мать, тому и Бог не отец. К счастью, наш народ в своей толще остался народом верующим, не поддаваясь расхолаживанию, и брезгливо отталкивал снадобья деструктивных учений. Краснофлажную идеологию тоже пришлось переварить и отрясти. Новейшие лихие годы надорвали становую жилу этноса - крестьянство, а с ним могли исчезнуть не только традиции, мельчали языковые богатства, человек разумный мог оказаться на юру, испытывая натиски чуждых ветров. Но Господь поругаем не бывает, вразумил нас удержаться от беды обезличивания. Спасение подала словесность – произведения классиков и благочестных писателей, ратоборствующих во всех концах страны.

Россия жива сплочённостью и единством национальных усилий. Благодатное влияние храмов, почитание местных святынь, сбережение природы и культурных ландшафтов - всё входит в процесс воспитания полноценного гражданина. Душепитательная литература облагораживает нравственный облик и удерживает в характере черты: стойкость и благоразумие.

- Россия в наши дни обязана вернуться из эмиграции, уже не советской даже, а принципиально над- и антинациональной. Как один из хранителей вековой рефлексии русского народа, на какой элемент национального наследия вы обратили внимание бы возвращающихся в первую очередь? Что должны они вспомнить, что – сделать, помимо «выключения телевизора»? Каковы имена русской литературы, имена, без изучения и даже штудирования которых нельзя быть русским?

- Свой значительный вклад в русскую национальную словесность, в свое время, внесла эмигрантская среда. Оказавшись на чужбине, люди талантливые не замыкались в мечтаниях, а творили: литераторы создавали нужные книги, нужные как внутри диаспоры, так и в материковой России. Эти книги попадали из-за кордона и внесли значительный вклад в нашу культуру. Были тут и художники, и композиторы, и литераторы - это общеизвестно. Понятно, что деятелей первой волны подпитывала обострённая любовь к Родине, ещё живая связь с природным языком. В ослабленной степени то наблюдалось и во втором потоке беженцев. Что же касается третьего, уже мутного потока беженцев – «продовольственной эмиграции», хлынувшей за рубеж с конца 1980-х годов. Многие уехавшие преследовали всего одну цель: устроиться жить пожирнее, приспособиться как получше и прибыльнее. Этих людей не мучают воспоминания – росли без любви к отчине, по существу, не чувствуя её притягательной силы, и вели себя здесь как подлинные внутренние эмигранты. Их тяготил наш язык – предпочитали ему потребительские заменители. Общество потребления вырабатывало свой кодекс поведения: прошлое своей страны ругать, издеваться над её национальными непокупными ценностями, изымать из Истории славные имена, как бы далеко в прошлом они ни отстояли. Ничего святого, ничего отечественного и естественного - превыше всего потребление и разнузданность - под стать идеалу и стилю жизни. Эго и неизменный цинизм. Даже в подставленном кривом зеркале Клио – богини Истории – они отыскивают своё превосходство и преимущество. Гордыня обуяла их настолько, что недостает смелости всмотреться в лик Клио перед чистым, прямым зеркалом, без подставы. Разумеется, в многослойном потоке третьей эмиграции были преимущественно и те, кто убыл в порыве мечтаний о лучшей жизни и даже уехал безрассудно, по глупости. Счастье ли ждало их, покинувших Родину? Многие сокрушаются и сожалеют и всё своё начали ценить и даже радоваться домашнему быту.

Литературные наработки русских эмигрантов, сделанные в основном старым поколением, прочно вошли в наш обиход и стали любимыми произведениями. Как тут не назвать таланты первой величины: Ивана Бунина, Ивана Шмелёва, а за ними - Леонида Зурова, Василия Никифорова-Волгина, Игоря Северянина и ряды других имён. Нехороший осадок в душе читателей оставили очернители русского достоинства, разного рода синявские и им подобные. Произносить их имена - осквернять уста.

- Кстати, об именах. Когда в школьную программу вводят Александра Солженицына, убирая параллельно «идеологически устаревших» Маяковского и Шолохова, есть ли такой шаг – Просвещение, или преобразователи школьной программы принципиально не понимают очевидных вещей? Например, баланса, который она должна в себе содержать, и вообще поступают не по велению сердца или разума, но – моды?

- Отношение к огромному литературному и философско-этическому наследству Александра Исаевича Солженицына в нашем обществе пока не устоялось. Причина - малая информированность и слишком глубоко въевшийся синдром огульной брани при совершенном нечувствии его коренных мыслей о судьбе России в прошлом и предстоящем будущем. Застряли в токсичных цифрах людских потерь - пусть их выверяет историческая статистика. Но публицистика писателя о возможном оздоровлении земли и путях возрождения крестьянской общинной жизни - ещё не рассмотрена со встречной мыслью, оттого и не усвоена. Вот и выходит: подпольщика с жадностью читали, а мыслителя, академика лишь полистали. Необходим ли Солженицын школе? Думаю, что фрагментами он уместен: батальные сцены из «Красного колеса», бытовые сцены яростных годов, деревенская проза писателя необходимы. При этом нельзя напрасно принижать Михаила Шолохова и сбрасывать с борта современности горлана-главаря Вл. Маяковского. Мы не транжиры безпутные, а бережливые наследники. Шарахание в сторону «измов» и зауми уже не модно, прошло. Пора опираться в произведениях на своё природное слово и на свойственный ему лад; временные перекосы опасны смещением смыслов и вкусовщиной. Дисциплина мыслей и образов, версификация, неизменно остаются за Маяковским. Он нужен в поэтическом хозяйстве энергичного и сильного литератора.

- Ваша жизнь состоит из трудов по собиранию мельчайших частиц прошлого, в котором у русского народа было и горе, и радость, и благоденствие, и нищета. Не важно, в каких пропорциях они тасовались – они были своими, рождёнными здесь, на нашей земле. Который год пытаются затоптать остатки национального самосознания, подменяя их пошлым суррогатом, выращенным людьми без веры, земли, совести. Нужно ли каждый же день говорить об этом в полный голос?

- Собирать крупицы народной мудрости, заглядывать в закрома собранных по зёрнышку до нас - весьма полезно отечественному словеснику. Мною опубликовано три тысячи пословиц и примет в книгах «Календарь русской природы», «Чему верить, что проверить». Рассеяны крупицами в других моих публикациях. Повесть «Из малых лет», входящая в сборник «Хроника одной души» автобиографическая, и физиология жизни здесь подлинная, взятая из действительности моего села, и люди - с нашей сельской улицы. Выдумывать ничего не требовалось. Так и писал, вспоминая. Наверное плохо сделал, что проставил настоящие фамилии и прозвища. Кто из героев жив был к моменту публикации, либо обиделись, либо промолчали с опаской. Говорили мне только: «Ты как в колокол ударил», все всколыхнулись. И растекалась по весям молва. Ажнык в Шацке и Рязани читали.

Теперь уж почти моего села нет, людей осталось совсем чуть. И как жгучий памятник родному селу поставлена книжка. О национальном сознании скажу так: оно не отделимо от совести и благоразумия, свойственных семье, от любви к родному краю, от него не отойдёшь, хоть живёшь вдалеке. Родина - понятие не приобретённое, а родовое. И что бы затем злонамеренного не всевали в тебя - ничто не переубедит прямоту характера - она от рождения. Ведь и обычай старше закона, а природная основа характера и чувства родственной любви - некрадомы. С ними живут ладно, самобытно, выдерживая все натиски агентов разложения.

- Немного неожиданный вопрос, но мне бы хотелось, чтобы вы на него ответили. 1991 год для вас – переломная дата, возвратившая справедливость, или нечто иное? В 1988-м году началось возрождение Церкви Русской, но вот уже тридцать лет спустя «времена свободы» не снизили ли образовательный и социальный уровень людей настолько, чтобы их трактовка была, как минимум, двойственной? Как вы относитесь к новейшей истории страны? Какие шансы оказались упущенными?

- Задолго до переворота 1991 года, до развала державы меня тянуло посещать московские церкви. Особенно мне по душе был храм Ильи Обыденного, что в Обыденском переулке. Туда ходила верующая столичная интеллигенция. Притягивали меня к тому же святыни храма - кое-что перешло сюда при взрыве Храма Христа Спасителя в 1931 году. Намоленный этот дом Божий не закрывался в богоборческое время. Привлекала ещё и такая частность: на паперти Ильи Обыденного собирались московские нищие и умильно пели старинные канты. Понравился мне один, распетый в простонародье и повествующий о житии святого батюшки Серафима Саровского. Как ни старался я запомнить и записать слова и запомнить мотив песнопения, любознательность ставила вопрос: а кто сочинитель этой канты? И начался поиск, позже прояснилось, что стихотворение написано духовным литератором Леонидом Денисовым в год прославления Угодника, в 1903-м, и тогда же распето паломниками. Постепенно Серафимовская поэтическая антология пополнялась. И ныне она, к слову, представляет собою книжку из трехсот стихотворений и шести поэм. Когда резко поменялась жизнь, и в церковь прихлынули многие, я не изменял своему храму и всё подчищал себя, стряхивая обноски прежнего режима.

Развал и обнищание позорили страну, и к нулевым годам обозначился полный крах жизненного пространства. Свобода обернулась беспрепятственным разгулом криминала, возводился в героику культ наживы и насилия, отдельные слои населения подверглись порабощению денег. Голодали губернии, а чубайсы жирели, им хоть бы что… Русская литература полностью не сворачивалась, в отдельных островных изданиях высказывалась правда без обиняков, прямо в глаза. Да вот беда - слышать было некому. Надо прервать корпоративный сговор. И сдвиг наметился при смене верхов - подстегнула и угроза уничтожения извне. Надо сжиматься в кулак. При силе забрезжил просвет.

Что потеряно, скоро не вернешь. Где взять крестьянство, чтобы оживить мёртвые сёла? Земля овдовела без работника, стала землёй-покойницей. Вернётся местное производство - вернутся и люди. А с ними возникнут и художества, и таланты, и веселье сердечное. А пока живём, как живём. Падение нравов сказалось и на образовательном статусе школы, на уровне знаний учеников. И в школу проникло неравенство: родители отдают детей в элитные заведения, где уровень знаний учеников не выше, чем в обычных школах. А кто отпрыска посылает за рубеж, обыкновенно получает заносчивого троечника. В чуждой атмосфере не расцветают, а распускаются, напитываясь жестокосердием. «Времена свободы» обернулись у нас затяжным безвременьем, тратой интеллектуального потенциала поколений.

- Александр Николаевич, я бы желал вам ещё как минимум 15-20 лет плодотворной работы. Что вы наметили сделать после получения премии, какие работы уже спланированы, и к чему вы уже приступили в эти благодатные летние дни?

- Сергей, вы слишком щедры! 15-20 лет для меня это уж перехлёст. Для меня жить, значит не потерять силы трудиться. Хотелось бы что-то полезное сделать людям. Пока работаю - живу! Вот мой девиз.

Фото - Сергей Ломов