Рабочие профессии

Кирилл Миловидов раньше работал журналистом, но неожиданно поменял свою сферу деятельности и занялся изготовлением мебели. Мы поговорили с ним и главой фирмы по изготовлению дизайнерской мебели Глебом Величко о том, как после долгого перерыва в стране снова вырос спрос на рабочие профессии, и о том, что руками, если к этому делу подойти с головой, теперь можно заработать заведомо больше, чем бессмысленным сидением в офисе.

Глеб Величко

– Кирилл, скажи, пожалуйста, как ты относился раньше к перспективе получить рабочую профессию?

– В моем школьном кругу считалось, что работать руками – это, как говорится, для лохов: низкая зарплата и никаких дальнейших перспектив в карьере. И идти в ПТУ – значило сразу поставить крест на всей своей жизни. Рядом с моей школой тоже было ПТУ. Сейчас его уже преобразовали в какой-то колледж. Помню, в школе ходили шутки и насмешки, что, мол, иди в ПТУ, будешь слесарь-токарь. А сейчас более или менее реалистичная зарплата у нас для слесаря – 80 тысяч. А хороший зарабатывает еще больше, от ста и выше.

Даже когда я перестал быть журналистом и искал, где себя еще применить, я совершенно не думал про работу руками. Но так как деньги нужны были срочно, я стал соглашаться на все: был курьером на машине, частным мастером, который помогает с ремонтом. Все пробовал, везде тыкался.

– Не было в этом и эдакого журналистского авантюризма?

– Не было, потому что надо было семью кормить.

Здесь есть перспективы, это интересная и уважаемая работа

– Неужели не было даже задней мысли, что потом пригодится еще и потому, что статью напишу?

– Об этом я думал написать, и потом кое-что даже получилось сделать журналистским материалом. Но сюда я пришел, потому что у меня не было выбора. И только теперь, находясь уже внутри этой производственной культуры, я понял, что на самом деле хороший столяр получает больше, чем менеджеры, юристы или банковские служащие без определенных перспектив. Здесь есть перспективы, это интересная и уважаемая работа.

– А какие перспективы? Допустим, ты стал хорошим столяром и будешь получать 100 тысяч или даже 120 тысяч в месяц. Но это ведь все, так останется до пенсии, или нет?

Глеб Величко:

– У меня на этот счет есть комментарий. Сейчас возникли две новые тенденции. Первая: растет мелкосерийное производство. Раньше его не было, все производство в Советском Союзе было крупносерийным. Это были заводы и какие-то небольшие мастерские при заводах. И вдруг, буквально 5–10 лет назад, люди начали понимать, что хорошую дизайнерскую мебель можно заказать и в России, а не покупать за рубежом. Начались какие-то выставки, производственники стали потихоньку набираться опыта. То есть возникло мелкосерийное мебельное производство, появился этот рынок, и появился спрос.

Вторая тенденция – мастера, которые непосредственно изготавливают что-то своими руками, теперь могут напрямую работать с клиентами или заказчиками. Раньше этого тоже не было. То есть раньше надо было обязательно дать куда-нибудь рекламу, арендовать офис, чтобы туда приходили покупатели. Сегодня же это совершенно необязательно. Вы можете напрямую найти себе заказчиков на различных сервисах и агрегаторах вроде «Профи.ру» или даже просто через соцсети, выкладывая на своей страничке свои работы. И такие люди очень много зарабатывают. Я сам лично знаю мастеров-частников, которые, потихоньку повышая свою квалификацию и качество своей продукции, продолжают работать в одиночку и получают около 300 тысяч в месяц.

Поэтому раньше, действительно, не было никаких реальных перспектив для тех, кто работает руками и закончил ПТУ, а сейчас это вакуум, который заполняется. Сейчас просто не найти выпускника ПТУ. Люди с профессиональным профильным образованием просто на вес золота.

К работе руками надо подходить с головой

– Их нет из-за того, что почти все ПТУ закрылись, или их быстро разбирают работодатели?

– Их мало. Был перерыв, когда работе руками никто не учился, туда не шли люди с мозгами. А ведь к любой деятельности и любой работе надо подходить с головой. Просто человеку нужно делать то, что ему нравится. Нравится делать руками – делай руками. Нравится думать головой – думай головой. Естественно, все это нужно правильно компилировать и совмещать в нужных пропорциях.

– А давление среды и общественного мнения, что труд руками – это не очень престижно, есть?

– Уже давно нет. Ну, на самом деле, я всю жизнь работал руками и никогда этого не чувствовал, потому что все время неплохо зарабатывал.

Правда, раньше были опасения в плане роста. Когда я начинал, все время было ощущение потолка. Будешь мастером – ну все, это потолок. Дальше куда развиваться? Но сейчас появились новые возможности самообразования. Сейчас можно расти бесконечно.

– Каким образом?

– Люди выкладывают в Интернет информацию о том, как и что они делают. В том числе они так продают свои услуги, зарабатывают и как блогеры, и как мастера. Поэтому в Интернете просто море информации, как и что можно делать. Умело ее анализируя и применяя, развиваться можно бесконечно.

– Кирилл, а ты чувствовал это давление и эти предубеждения, что труд руками непрестижен? Легко ли тебе было переходить?

Кирилл Миловидов

Кирилл Миловидов:

Было ощущение, что я понизился в социальном статусе

– В первое время пришлось наступить себе на горло, и особого выбора, как я сказал, у меня не было. Конечно, вся эта ситуация давила, и я чувствовал, что, так сказать, совершил дауншифтинг, только без плюсов, которые обычно к нему полагаются. Внутри было ощущение, что я понизился в социальном статусе и теперь уже не могу в Фейсбуке с гордостью выложить, что я замерщик натяжных потолков.

Правда, сейчас у меня, кстати, опять административная работа. И я понял, что она тоже очень сложная и ответственная. На мне лежит все, что происходит от первого контакта заказчика с мастерской до заключения договора. Это и продажи, и пиар-служба, и фото в Интернете, ответы на всякие вопросы и сообщения мастеров. Так как у нас маленькая мастерская, и люди в основном рабочие, то административный персонал – это три человека. Приходится делать буквально все, что под руку попадается: принтер настроить, придумать, как вести отчетность, и т.д.

– Глеб, а как у тебя вообще так получилось, что ты стал работать мастером и не получил высшего образования? По нынешним временам это не слишком типично.

Глеб Величко:

– Просто в свое время я оказался в хорошей компании с хорошими людьми, которые занимаются мебелью. А вуз, в котором я сначала учился на культуролога, был не то чтобы плохой, но я чувствовал, что это мне не нужно и абсолютно бесполезно. Там давали настолько абстрактные знания, что я отучился полгода, сдал первую сессию и потом просто бросил. Причем со мной там в группе училось еще четверо ребят. Один из них, к сожалению, погиб, но раньше работал со мной, а остальные трое тоже работают со мной. Забавно, что они закончили вуз, а я единственный не закончил. Но в итоге – они мои мастера.

Тогда наша индустрия – мебель на заказ – только начала развиваться, и я развивался вместе с ней, начиная с 18 лет. Впрочем, все это время несколько давило, что особых карьерных перспектив у меня нет. Но могу сказать, что если бы я начинал сейчас, то очень четко видел бы свои перспективы. Тогда же мне было просто комфортно и удобно в той фирме, где я работал, и переходить оттуда куда бы то ни было я смысла не видел. Когда моя работа переставала мне нравиться, я начинал ее модернизировать и улучшать, просто для того, чтобы стало интереснее. Я самостоятельно, хотя это было не обязательно, осваивал новые инструменты или программы для 3D-моделирования.

В итоге в какой-то момент у меня оказалось достаточно знаний, чтобы начать передавать их другим людям, и я попытался организовать что-то вроде бизнеса. Теперь я по себе знаю, что занятие бизнесом означает взятие на себя дополнительной и очень немаленькой ответственности. Появляются, например, ежемесячные денежные обязательства – зарплата и аренда. И они в какой-то момент могут даже развалить бизнес, когда нет финансовой подушки, когда нельзя взять нормальный кредит, а у нас это пока нельзя. Соответственно, я понимаю, что если я эту лодку на плаву не удержу, то стану частным мастером, который будет зарабатывать больше даже, чем сейчас.

«У меня полная мастерская молодых парней»

Глеб Величко

– Мастером совершенно точно спокойнее. И гораздо комфортнее просто получать задачу и выполнять ее.

– Но я так понимаю, что еще сложно сегодня найти хороших работников. Все-таки в основном молодежь все равно идет в менеджеры, юристы, экономисты…

– Времена так изменились, что теперь я этого не вижу. У меня полная мастерская молодых парней.

– А вот те ребята, которых я сейчас видел у вас, – они с высшим образованием или нет?

– Я подробно всех не расспрашивал, но в основном нет.

– Но все равно сейчас господствующая установка, что надо обязательно получить высшее образование?

– Я считаю, что она реально вредная. Нужно заниматься тем, что тебе нравится, и профессионально развиваться, конечно, тоже. Но высшее образование тут не единственный способ, это совершенно точно.

Я могу совершенно точно сказать: всем, кто здесь работает, интересно то, что они делают. Вот нам, например, нужно было оборудовать покрасочную камеру, а в ней установить мощный вентилятор. Мы его купили, и нам было интересно его подключить и посмотреть, как он работает. Мы полдня этим занимались. Потом, когда подключили, было просто море радости.

Да, конечно, есть люди, которым это не очень интересно. Их внутренняя оценка напрямую зависит от количества заработанных денег. Для них моя столярка будет местом неподходящим. Они каких-то космических денег здесь не заработают и, в общем, статуса никакого не приобретут. Зато здесь приятно, весело, интересно. Все должны работать там, где им интересно. Просто раньше была отрицательная мода на ручной труд, а сейчас уже нет.

– Кирилл, тебя хочу спросить. У тебя все же нет ощущения, что работа руками – это реальное дело, а журналистика и прочее – это нечто виртуальное?

Кирилл Миловидов:

Если мне завтра умирать, имеет ли ценность то, чем я занимаюсь сейчас?

– Для меня главная разница между одной работой и другой совсем не в этом. Такой экзистенциальной проблемы, что там я страдал какой-то ерундой, а вот здесь делают реальное дело, для меня не стояло. Просто, помимо прочего, за годы занятий журналистикой, наверно, накопилась усталость, плюс возникли некоторые вопросы. Я думал, полезно ли то, чем я занимаюсь, есть ли в этом какой-то смысл. Тогда приходилось много задерживаться на работе, а дома ждали ребенок и жена, и она жаловалась, что я провожу с ними мало времени. А потом я съездил в отпуск и там почти все время проводил с семьей. Одновременно прочитал статью про самые большие сожаления людей перед смертью, где говорится, о чем больше всего жалеют люди, когда умирают. И самые частые сожаления – что я так много времени работал и так мало времени уделял семье. Тогда я стал думать: вот если мне завтра умирать, то имеет ли ценность то, чем я занимаюсь сейчас?

Видимо, тогда я и стал думать, что журналистика – это не так уж и важно. Возможно, это еще потому, что мой труд уже не так ценился, и я получал однозначные сигналы от руководства, что им не очень нужно то, чем я занимаюсь. И я перестал видеть ценность в своем труде. Я стал не нужен, огонь погас, руки опустились.

Потом я еще немного поработал журналистом в других структурах, но там тоже как-то не сложилось. А здесь, когда еще моя семья совсем немного деньгами вложилась в это дело, я чувствую, что это мое. Чем больше я делаю, тем больше заработаю. Могу и руками поработать. Я вот жене сделал туалетный столик с лампочками, сам спроектировал себе прихожую.

– А ты от чего получаешь большее удовлетворение: от сделанного своими руками шкафа или удачной статьи?

– Шкаф оказалось сделать сложнее (смеется).

Православие и бизнес

Пример работы

– Я слышал, что у вас в мастерской все в основном православные. Как так получилось? Это сознательный подбор кадров?

– Нет, абсолютно. Все получается само собой. У меня, действительно, детство прошло в православной среде. Мама верующая, и, несмотря на то, что она, образно говоря, иногда перегибала палку, так что в какой-то момент это принесло негатив, но в целом это было позитивное влияние. Например, в течение 4–5 лет я тесно общался с братией на московском подворье афонского Свято-Пантелимонова монастыря, пел там в хоре, жил все выходные и отпуска. И это совершенно точно заложило в меня определенные базовые принципы. Также и фирма, в которой я работал, принадлежала к православной среде.

Хотя я не вижу здесь абсолютно прямой связи, но мне кажется, что если взять в целом православных, то среди них количество людей, которые обладают совестью, будет выше, чем в среднем. В чем причина? Может быть, в следующем. Как я сказал, я часто бывал на том монастырском подворье. И во время еды там читали жития святых, и ты постоянно слышишь про то, как люди совершали подвиги за веру, причем в детстве самое большое впечатление производят истории про мучеников. И в итоге появляется представление, что вообще поднапрячься – это более ценно.

– В каком смысле поднапрячься?

– Например, я ставлю шкаф. Мне нужно подрезать полку под стены, но рука дрогнула, и получился скол, или еще что-то. Реально заменить ее – это большой напряг. Нужно ехать куда-то в цех заказывать снова, тратить лишние деньги. Готовность к таким усилиям существует не у всех, даже если ты человек хороший. Но чаще она встречается в православной среде. Это как в монастыре, где послушание – это, говоря нашими словами, еще какой «напряг».

Я даже так скажу. Если я просто поставлю цель собирать у себя на фирме хороших людей, то, думаю, само собой получится, что как минимум половина из них будут православные. Хотя, с другой стороны, если мы начнем на работу брать только православных, то все быстро рухнет. Так что это не главный критерий отбора.

Но все равно, не удерживаются у нас в основном из-за личных качеств.

– О каких именно личных качествах в данном случае речь?

– У нас очень многое строится на доверии и на том, насколько ответственно человек относится к своей работе. Обычно люди, у которых хуже работает совесть, получают и результат хуже. У нас есть такой принцип – если кто-то допустил, как говорится, реальный косяк, то мы его показываем клиенту и говорим, как мы можем его устранить: либо сделать скидку, либо предлагаем другие варианты. Но мы никогда не ждем, чтобы этот недостаток нашел сам клиент. Мне в это случае всегда было совестно. Но есть люди, которым тяжело приложить дополнительные усилия и краснеть перед клиентом сейчас, чтобы в итоге все-таки сделать все как надо. И с такими людьми приходится расставаться.

– А это выгодно – так себя вести перед клиентом и ничего не скрывать?

– Я пока не знаю. Но верю в то, что эта модель в целом выгоднее. У меня всегда был внутренний слоган, что я продаю честность, и это редкий товар. Правда, у нас получается не самая дешевая мебель. И я, работая честно, не могу сделать ее дешевле.

У нас есть такая постоянная проблема. Позвонил клиент, хочет того-то. Кирилл пытается сказать ему, сколько это будет стоить, перед тем как к клиенту поедет мастер, чтобы повысить вероятность, что мастер съездит не зря. Кирилл посчитал, но после того как мастер съездил к клиенту и пообщался с ним, цена получилась совершенно другая. Это происходит сплошь и рядом, потому что изделие можно изготовить, используя разные составляющие и разную фурнитуру, и что лучше, то и дороже. Но сразу назвать высокую цену клиенту мы, как правило, не можем, потому что он тогда вообще не согласится на замер. Все наши конкуренты называют заниженные цены сознательно, потому что так проще продавать. То есть они продают замеры и пытаются всеми правдами и неправдами потом сделать так, чтобы их мастер выехал к заказчику, а там уже тому что-то, что называется, «впарить». Поэтому мы, пытаясь с ними конкурировать, просто не можем называть максимальные и даже средние ценники, и называем минимальные. Так и предупреждаем клиента, что заказ будет стоить от такой-то суммы. Но это «от» часто просто пропускается мимо ушей. В итоге, если ты невнимательно относишься к потребности клиента сэкономить, или, наоборот, где-то пытаешься ему специально продать дорогие материалы, то вероятность получения заказа уменьшается. Ты должен абсолютно искренне пытаться помочь клиенту сэкономить, и тебе должно быть совестно продавать ему что-то слишком дорогое.

Кирилл Миловидов:

Мы должны искренне стоять на позиции клиента и защищать его интересы

– То есть мы должны искренне стоять на позиции клиента и защищать его интересы. Он будет это видеть и понимать, что его здесь не обманут. И в основном именно православные мастера так себя и ведут.

Глеб Величко:

– Наша окружающая действительность, особенно в 1990-е годы, когда все было очень жестко и неприятно, людей учила другому: что надо уметь впарить, пропихнуть и так далее. Я пытаюсь объяснить это нашим неправославным мастерам, но порой это очень сложно. Мне для этого нужна вся моя православная культура.

Тут есть еще следующий момент. Вот ты хочешь, чтобы у тебя работали хорошие люди. И при этом строишь свою систему. Но тогда тебе периодически приходится кого-то увольнять. И это тяжело. У меня до сих пор коленки трясутся, когда я вынужден кому-то сказать, что он нам не подходит. Вот препятствие на пути становления системы: где-то нужно проявить жесткость, чтобы суметь ее построить.

– А нет ощущения конфликта внутри себя, что бизнес и вера – они вообще об очень разном? Бизнес заставляет зарабатывать как можно больше, а Православие говорит – «остановись».

– А у меня вообще есть такая внутренняя потребность – примирять разные вещи. Но вообще я считаю, что такого противоречия и конфликта нет, абсолютно. Наоборот, просто так внешне может показаться. Но в действительности базовые моральные и христианские принципы помогают больше зарабатывать.

Кирилл Миловидов:

– Честным быть выгодно!

– Почему?

Глеб Величко:

– Просто это, может быть, долгосрочная стратегия и перспектива. Скажем, я трачу на рекламу сто тысяч рублей в месяц. Но если я буду честным, а это достаточно редкая на рынке вещь, то через некоторое время я смогу перестать тратиться на рекламу, потому что люди и так пойдут ко мне по «сарафанному радио», без всякой рекламы.

То есть если ты православный, ты, возможно, будешь меньше зарабатывать, это да. Но это не значит, что у тебя не будет успешного бизнеса. Ну, буду я чуть меньше зарабатывать. Ну и ладно. Но то, что ты не можешь быть успешным, будучи принципиальным, – это не так.

Естественно, что мы будем просто расти и трансформироваться. В свое время я начал читать книгу «Семь навыков высокоэффективных людей» одного американского бизнес-тренера, и она стала для меня настоящим открытием. Я удивился, что в этой книге сформулированы христианские принципы: быть честным, выполнять свои обязательства и т.д.. Глубинного там особо ничего нет, но это просто некая суперчестность, причем в первую очередь по отношению к себе. Я читал и удивлялся.

Я могу сказать поэтому, что нечестность по отношению к клиенту портит мой бизнес. И я буду проводить достаточно жесткую политику в этом плане среди своих сотрудников. Пока что я это не делаю жестко, потому что я человек довольно мягкий. Но я найму жесткого человека, который будет насаждать эти принципы. Пока я пытаюсь людей уговаривать, говорю им: «Не делай так, это плохо, давай в следующий раз по-другому». Но со временем это превратится в строгие правила. Если Макдональдс может своих работников вымуштровать на какие-то ценности, то почему бы эти ценности не сделать православными? Привить их, и они лягут в основу успешного бизнеса. Получается, что я буду создавать такую систему, в которой хорошему человеку будет хорошо, а плохому плохо, вот и все. Пока все это только формируется, но потом, если даст Бог, превратится в свод корпоративных законов.

– Мне кажется, что даже не в самой по себе жесткости дело. Большие корпорации – это огромные машины по извлечению прибыли, где деньги стали единственной самоцелью, а любые другие ценности вторичны и даже лицемерны.

– Но когда Иоанн Кронштадтский свои Дома трудолюбия открыл, через него огромные деньги проходили, но это же не стало для него самоцелью. Скажем так: тут есть тонкая грань. Можно потратить лишний доллар, рубль – и сделать работу человека более комфортной. И я бы попытался заложить это в основы этой структуры, которая растет. Если я это сделаю, то человек будет себя чувствовать в моей компании лучше. И вернет мне это своим трудом. Я и сейчас понимаю, что не буду ни за кем надзирать. Но я попытаюсь создать систему, в которой люди будут либо сами так делать, либо они не будут у нас приживаться. И я считаю, что это возможно.