Три храма протоиерея Георгия Бреева

Наш сегодняшний собеседник переживает пору сразу четырех значимых круглых дат. В прошлом году митрофорный протоиерей Георгий Бреев отпраздновал свое 80-летие, а также отметил полувековой юбилей пресвитерской хиротонии и «золотую свадьбу»; в этом году исполняется два десятка лет его служению на приходе крылатского храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы. «Православной Москве» он рассказывает, как заводской мастер помог ему покреститься, а органы – удержаться в семинарии, и вспоминает, как приходилось таранить шестиметровым бревном старинный храм в Царицыне.

Бомж поневоле

– Вы поступали в семинарию 21-летним юношей после демобилизации. Легко ли было сделать это в советской столице хрущевской поры? Когда и как зародилось такое желание у вас – выходца из обычной советской семьи?

– Я родился в Люблине в первый год «Большого террора». Хорошо помню военную Москву – темную, колкую, напряженную. Отец работал на железной дороге, и жилище наше нельзя было назвать даже хорошим сараем: узкий чулан с щелями, из-за которых зимой вода в поставленном на подоконник стакане промерзала насквозь. Дрова для печки собирали по окрестным люблинским кварталам: где дерево упадет, где плетень завалится… Чтобы мы, младшеклассники, на уроках не падали в обморок, в школе нам выдавали кусочек черного хлеба с маленькой конфеточкой. Видя такие лишения, я рано задумался о смысле жизни: зачем мы пришли в мир, для чего это все? И когда кто-то из соседей или знакомых в разговорах упоминал Бога, сердце мое отзывалось неизъяснимой теплотой.

Покреститься мне помогли, как ни странно, на заводе ГПЗ-1, куда я устроился перед армией. Мастер ОТК Николай Самохин поинтересовался, верующий ли я человек, и не только направил в Успенский храм Болгарского подворья в Гончарах, но и стал моим крестным отцом. Папа мой в юности пел на клиросе, но потом стал убежденным коммунистом, поэтому, узнав о моем решении, со мной полемизировал. Ну а уж когда я подал прошение о зачислении в семинарию, зачастили партинструкторы. Меня называли «нонсенсом»: мол, один из двух на всю Москву отщепенцев оказался на нашем заводе! Предлагали, если откажусь, устроить на хорошую работу, помочь поступить в вуз… Кульминацией стала… моя выписка из квартиры уже на каникулах. Дело в том, что москвичей в семинарию принимали сверх лимита: им не требовалось общежитие. А как лишить человека статуса москвича? Выписать из квартиры! Спасибо юристу Патриархии: рассказал, где принимают население по вопросам прописки. После того как тамошний офицер вмешался, прописку в паспортном столе быстро восстановили…

– Рукоположили вас к одному из самых старинных действовавших тогда московских храмов — Рождества Иоанна Предтечи на Пресне…

– Ректор академии епископ (впоследствии митрополит) Филарет (Вахромеев) в юности учился с настоятелем этого храма протоиереем Николаем Ситниковым († 2006), вместе они и иподиаконствовали у Патриарха Алексия I. Место священника в клире оказалось вакантно, и владыка ректор порекомендовал меня…

– В те годы духовно работать с паствой не поощрялось? Что за люди составляли приход, как их можно было сплотить в обстановке жесточайшего идеологического гнета?

– Напрямую нам ничего не запрещали. Но тексты проповедей в Патриархии визировал священник, которому специально определили такое послушание. В основном, конечно, опасались политических провокаций. По той же причине рекомендовали после завершения богослужения идти домой, не задерживая народ. На Пресне я прослужил 22 года, и под конец этого периода невооруженным глазом стали заметны изменения в общественных настроениях. В пресненский храм традиционно ходила творческая интеллигенция, студенты МГИМО. Помню, в начале 1980-х годов художник Михаил Шварцман говорит мне: московская интеллигенция потеряла внутренний интерес к атеизму, так что скорые перемены неизбежны.

На приступ!

– Сейчас, как и в начале 1990-х годов, в Москве резко растет число православных общин. Но если тогда закрытые церкви возвращали верующим, теперь возводят много новостроек. Можно ли нынешним молодым приходам перенять что-то из опыта четвертьвековой давности?

– Чтобы начать процедуру передачи храма верующим, следовало сначала создать инициативную группу. Когда в 1990 году я возглавил приход в Царицыне, она там уже была. Но, конечно, и с Пресни со мной пришло много молодежи. Специально прихожан не зазывали: действовавших храмов на юге Москвы было раз-два и обчелся, поэтому на молебны под открытым небом скоро стали собираться сотни жителей районов Орехово-Борисово и Царицыно.

– Почему под открытым небом?!

– Так не пускал нас балансодержатель здания! Я пришел с патриаршим указом о своем назначении, а храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» занимает заводик городского значения в структуре Министерства культуры. Поначалу на нас собаку во время молебна выпускали, потом пригласили меня внутрь. В алтаре электрощитки, в остальных помещениях массивные станки. Повсюду стройматериалы, горы опилок… Нам помог зампред Мосгорисполкома Александр Матросов. Он тогда избирался в Моссовет и обещал помочь с храмом, если за него проголосуем. Обещание свое сдержал, и даже больше: безвозмездно передал нам 17 томов проектной документации на реставрационные работы.

– Но их же ведь надо было на что-то начинать! А это 1990-й год – до реставрации музея-заповедника «Царицыно» еще полтора десятка лет…

– Зато был гигантский энтузиазм, который сейчас даже трудно себе вообразить. Брошенные длинные трубы быстро порезали на несколько частей и сделали из них катки. Их подгоняли под тяжеленные станки и потихоньку толкали – так и освободили территорию. Когда из Патриархии приехал протопресвитер Матфей Стаднюк, он даже удивился: за какую-то неделю очистили весь двор! Обнаружили, что царские врата и вообще весь алтарь заложены стеной чужеродной кладки. Обратились к авторитетнейшим реставраторам из Польши, работавшим на соседнем Хлебном доме. Те пришли со своим инструментом и… спасовали. Тогда наши приходские гренадеры – Андрей Зубов, Алексей Салмин – сделали таран из валявшегося тут же шестиметрового бревна, подвесили его к потолку и пошли «на приступ». Грохот стоял такой, что я даже испугался, что рухнет весь храм. Вскоре заметили трещины по кладке советских времен. И вот «лишняя» стенка обвалилась, а старая кладка выдержала! Когда поляки вернулись, выражение лиц у них было непередаваемое… Но больше всего тронули меня первые крестины. В алтаре повсюду штукатурка отваливается, а тут приходит почтенная мать семейства: батюшка, мы все хотим покреститься. Таня, говорю, посмотрите, какие у нас условия, зачем же здесь, поезжайте в другую церковь. Что вы, возражает, ведь и души наши такие же разрушенные, поруганные, закопченные – нет, только здесь хотим!

На Крылатских холмах

– Два десятка лет вы возглавляете приход старейшего крылатского храма. В какой мере этот приход походит на царицынский?

– Очень сильно. Единственное, юг Москвы считался пролетарским районом с присутствием бывшего деревенского населения. Здесь же гораздо больше элитной публики. Подмечаешь вдруг, исчез прихожанин – а он на Рублевку переселился или за границу уехал. Но людской состав приходов в современной Москве вообще обновляется быстро. Прежде годами лица в храме будто запечатлевались на застывшей фотографии. Теперь смотришь – полно новых людей! Да и потом, за два десятка лет служения в Царицыне у меня оказалось много духовных чад. Так что бывает, на богослужение в Крылатском каждый второй молящийся приезжает с другого конца города.

– Вы несете послушание духовника Западного викариатства – а значит, регулярно общаетесь со всем клиром этой московской территории. Каков ныне средний столичный священнослужитель? Соответствует ли высокому званию пастыря, не измельчал ли?

– Общий уровень духовного образования за последние десятилетия, конечно, вырос. Что касается уровня ответственности – здесь важнее личные черты и персональные особенности: семейное воспитание, духовный настрой. Задачи, которые ставятся перед молодым священником, всего за одно человеческое поколение изменились качественно. Сейчас ему дают участок под застройку, и он должен быстро освоить премудрости проектирования, организации стройплощадки, храмоздательства – а ему кормить семью! Материальный достаток священников, не говоря уж о диаконах, по сравнению с 1990-ми годами заметно снизился. Тогда кое-кого в Церкви привлекала материальная стабильность, которой сегодня мы похвалиться не можем…

Фото Владимира Ходакова