Школа служения

В чем отличительные особенности современных детей-школьников? Можно ли приохотить подростка к чтению? Как отличить симуляцию ребенка от его усталости, научить держать удар от обидчиков? На эти вопросы отвечает Татьяна Владимировна Воробьева, заслуженный учитель России, психолог высшей категории, практикующий в детском доме «Павлин» протоиерея Димитрия Смирнова.

Скажи мне, кто твой враг

– Татьяна Владимировна, как правильно объяснить ребенку причины постоянного некорректного поведения?

– Как корректно составлен вопрос! Постоянная некорректность называется хамством, иногда в школе действительно появляется мучитель, который совершает безобразные поступки, возникает подобие дедовщины. Ему говорят «нельзя», но это не значит, что у него получится вести себя правильно.

Если я спрошу вас, взрослых: сколько раз вы приносите на исповедь одно и то же? Вы скажете: 100, 200 раз. Поэтому, как ребенок поступает, как ведет себя – это результат длительного воспитания, в котором важно терпение. То, что мы прописали эту истину, еще не означает, что он ее усвоил. Неслучайно в дидактике есть понятия «умение», «навык», «автоматизм». Это градация усвоения материала. Но кто сказал, что поведенческая позиция – не та же дидактика, не то же обучение? Прямое обучение, сопряженно-отраженное! Ведущий вид мышления в процессе познания – наглядно-действенный. Смотреть и действовать. Это означает, что мы должны показать своим примером, как надо поступать, а потому должны слушать себя – что говорим, как, зачем.

Но почему это некорректное поведение идет именно по отношению к моему ребенку? Мы с вами обязательно должны выяснить причину. «А как ты думаешь – почему? Поставь себя во главу угла вот этого листа. Ты сам напиши эти слова: «Я трус, я боюсь. Я сам так же делаю. Я жду этого поведения. Я привык к этому?» Вот, родной мой, причина». А коли мы причину нашли, то найдем и лекарство, и тогда мы получим следствие – будут и дальше тебя пихать, толкать или не будут.

Н. Богданов-Бельский. Ученицы. 1901 г.

Однажды в моем кабинете раздался звонок, тревожный, страшный по содержанию. Мой сын, солдат-срочник, звонил из далекой Арктики, из Воркуты. Он сказал: «Мама, помолись, меня сегодня будут убивать». Что может чувствовать мать в таком случае? В кабинете сидел батюшка. Он сказал: «Татьяна, помолимся». Мы помолились. Дозвониться из Воркуты рядовому солдату почти невозможно. Что там у него, как? Сказать, что душа болит, – это ничего не сказать. Болит, очень болит, криком кричит. Поздно ночью раздался звонок, сыну разрешили позвонить: «Мама, ты знаешь, все обошлось. Более того, я не ожидал, что так обойдется». – «Сын, ты можешь теперь рассказать, что случилось?»

На построение вывели солдат, и старший по чину подошел к очень слабому человеку, тоже москвичу, и ударил его в спину. Мой сын медик. Он знал, что у Саши больная спина, что он из очень неблагополучной семьи, и его просто забрали махом, не разбираясь в диагнозах. Сын развернулся и в силу огромной воспитанности врезал тому, кто ударил Сашу. Это был повар, старший сержант, мощный, здоровый, не те мальчишки, тощие, голодные салаги, которые приехали в Воркуту из учебки. А Воркута – это Воркута. Вместо молока присылается соль, консервы 1942 г. Только снаряды, оружие – настоящие, погранотряд арктический – настоящий. А все остальное – условное. И здоровый повар назначает стрелку под лестницей. Понятно, чем стрелка может грозить, – мордобоем в лучшем случае. А там одна тундра… Сын идет на эту стрелку, успев сказать, закричать, обозначив время, когда будет встреча. И вдруг этот огромный рыжий повар протягивает ему руку и говорит: «Ты не слизняк. Ты настоящий. Я тебя откормлю». Он действительно его откормит. Станет ли его другом – не могу сказать, но то, что откормит, я увижу по окончании этого срока.

А. Емельянов. Дети с рапирами, 1985

Почему я об этом рассказала? Учим найти причину, в которой не Иванов виноват, не Петров гад, не Сидоров мерзавец, учим видеть причину – себя. Научим мальчишку, девчонку осознавать себя первопричиной того, что происходит, – и тогда сможем уходить от дедовщины, находить выходы. А когда мы, матери, начинаем переживать, бояться и биться – этот плохой, тот плохой, а мой вороненок самый белый – это грубейшая ошибка воспитания. «Давай разберемся, что ты сделал не так. Вот ты, вот все причины…» А потом духовные правила, молитва – келейная или церковная, молебен. Смотришь – и беда ушла. Надо только привыкнуть к этому, жить в этом, быть, как в воздухе. И дети наши от простого нашего родительского умения придут в этот навык.
Я всегда говорю: научите детей любить крест – эту необыкновенную, непобедимую силу, и Господь много раз даст вам подтверждение его силы. Перекрестите ребенка, уходящего в школу, где Иванов, Петров, Сидоров, «гад», «мерзавец» и т.д. Защитите его.

Однажды нам пришлось быть в Дивееве. Перед отъездом мы подошли к старому монаху, я протянула просфору с преподобным Серафимом Саровским и попросила: помолитесь о нас. Он начал молиться, наши спины медленно опустились вниз, к земле… Почему он так сказал? «Этот за веру жив будет». Ведь не Чечня.

Решетников. Опять двойка

А случится так, что пять мальчишек поедут в Дагестан, где войны официально нет. Но в машину, в которой будут ехать и смеяться молодые 19-летние ребята, попадет снаряд. Войны-то нет. И мальчишек этих тоже нет! И только этот, с крестом, который он не снимал ни при каких обстоятельствах, – останется жив. Вот что такое сила креста Господня! Говорите о нем как о мощной защите, приучайте к этому своих детей. И не думайте зло о своих детях, когда они уходят в школу. Не ругайте их в это время. Они вышли из дома, из-под вашей защиты, из-под крова родительского. Перекрестите, благословите. Рука не отвалится. Благословляйте, а не проклинайте! А не то что я сержусь, он ушел, дверью хлопнул, такой-сякой. Сколько мы увидим внешних причин, чтобы в спину ругать своего ребенка! А еще пожалуемся подружкам. Что мы делаем, что мы творим?

Мне очень хочется сказать родителям: о семье либо говорим достойно, либо учимся молчать. Нам дано Таинство исповеди – вот туда, как в лечебницу, пожалуйста, несите все до мельчайшей крупиночки. А посторонним – направо и налево, даже друзьям – нельзя. О своих детях никогда и никому не нужно рассказывать в простоте болтовни. «Все хорошо. Все как у всех». Есть совершенно индифферентные ответы. Во всем прикровенность, во всем разум. Семья – это великая тайна.

Николай Жуков. Нельзя, 1948

Однажды меня попросил о консультации взрослый юноша. Он рассказал о том, как поссорился со своим другом, который стал обсуждать его маму. Он начал все подробно объяснять. Я ему сказала: «Остановись, ты все правильно сделал. Никому никогда не позволяй обсуждать твою маму и твоего отца, твоего брата, твою сестру. Никому. Твои ближние неприкосновенны для обсуждения». Для молитвы можете встать все в ряд. «Помолитесь о моей мамочке, о моем отце, о моей сестре, о моем брате». Вот это – пожалуйста, а все остальное – запрещено.

Возвращаюсь к вопросу о некорректном поведении: будем решать эту проблему, поставив себя во главу угла. Найдем причину проблемы, пути и методы ее решения. Обучаем наглядно-действенно. «А я бы подарила подарок, а я бы пригласила к нам в гости, а я бы пошла погулять». Не подлизываться, не прогибаться – ни в коем случае, а найти тысячу способов, как из врага сделать друга, – только такая должна быть задача.

Владимир Волегов. Художница

Современные дети: художественно одаренные и чуткие

– Можно ли говорить об особенностях современных детей? Они чем-то отличаются от предыдущих поколений?

– Действительно, дети каждого десятилетия очень отличаются друг от друга – а я давно консультирую, в общей сложности уже 47 лет. И вот в сегодняшних детях, последних 10–20 лет, невольно отмечаю то, что многим даны очень хорошие художественные задатки, которые в психологии называются арт-задатками, – это способности в области живописи, музыки, поэзии, эпистолярного жанра. Видимо, чем агрессивнее мир, тем больше Господь дает им личностного, необходимого для катарсиса, возвышенного самоочищения – через способности, талант, до которого, правда, еще надо дорасти. «Ты музыкально одарен, у тебя хорошая музыкальная память, чувство ритма, однажды ты сможешь спеть или написать свою музыку, и кому-то, кто соприкоснется с ней, возможно, станет легче». Какое чувство проживал Фредерик Шопен, сочиняя прекрасную «Мелодию осени», я не знаю. Но это чувство созвучно мне. А душу композитора оно, наверное, освобождало от боли, тоски, печали, отводило от уныния.

Ищите, что дано вашим детям, пусть они этим занимаются, не закрывайте это окошечко их душевного здоровья. В психологии это называется аутостимуляцией: вот он сел, просто сделал цветовые пятна кисточкой, в этих пятнах его настроение, и ему стало немного легче…

В нашем агрессивном мире – сухом, цифровом, наполненном компьютерами, гаджетами, – мы перестали видеть цвета, краски, разучились обонять запахи, слышать голоса и различать чувства в этих голосах. Мы перестали жить одной тональностью. А важно услышать то, что испытывает человек – не ухом, а сердцем. В психологии это называется синтонностью (от греч. syntonos – cозвучность, согласованность), в Священном Писании об этом сказано: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12:15). И необязательно ребенку оканчивать художественную школу, может быть, ему просто вовремя дать маленький этюдник и краски, включить музыку, которую он услышит и захочет повторить. Вспомните: когда дети радуются, они поют, танцуют. Он – ребенок, он еще имеет право на очень-очень многое.

Николай Жуков. Новые картинки, 1947

Еще одна особенность, которая характерна, как это ни странно, для нашего сухого, прагматичного времени, – это повышенная чувствительность, сензитивность. Везде рациональность, мертвечина, а дети очень чуткие. Мы говорим: это преневроз, гиперактивность. СДВГ – очень модный сегодня диагноз синдрома дефицита внимания и гиперактивности, его лепят направо и налево, а родители его подхватывают и приходят ко мне. А я говорю: не торопитесь, не припечатывайте вашего ребенка диагнозами. Его душа по-другому устроена. Способность детей к переживанию мы зарываем прагматизмом – нам все время некогда: мы говорим «потом», «подожди», «сейчас». Но если мы однажды скажем: «Сын, я тебя слышу», – то увидим, сколько он вам выложит всего – глупого и неглупого. И вы узнаете, какое у него чуткое сердце. Сердце до определенного возраста столь живое, ответное, что только диву даешься.

Я однажды на урок принесла ребятам рассказ Вячеслава Дегтева «Аморальный приказ». Фабула такова, что молодой капитан получает приказ потопить «груз» на борту баржи – а в трюмах находятся монахи, церковные иерархи. И еще на борту – молодой князь Алексей и его собака – верный и умный пес, всеобщий любимец, который ласкается к матросам. Только старпома, бывшего циркача, который решил украсть собаку, пес не любит.

Ю. Дроздов. Мальчик с велосипедом. 2005 г

И вот капитан надевает белый китель и принимает решение: он обязан выполнить приказ. Он откроет кингстоны, и холодная вода Японского моря хлынет вниз. Там не будет стонов, криков, оттуда будут раздаваться сильные голоса священников: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» И среди этих голосов пронзительно тонко и чисто будет звучать голос Алеши: «Святый Боже, Святый Крепкий…» Пес будет сидеть наверху, у закрытой крышки люка, и слушать голос своего маленького хозяина.

Капитан последним покинет баржу. Крысы, которые тоже побегут с корабля, своим пометом испачкают ему белый китель. И никто из матросов не подаст руки, чтобы помочь капитану спуститься в шлюпку. Старпом, увидев собаку, будет приманивать ее, звать: «Ко мне, ко мне!» Собака не уйдет. А через несколько минут Японское море закроет и баржу, и Алешу, и собаку.

Я прочитала рассказ этот мальчишкам и не стала задавать вопросов. Я просто посмотрела на них. Кто-то плакал, кто-то стеснялся и отворачивал голову в сторону. Какие живые сердца! А это мальчишки из очень трудных семей, из таких трудных, что никому бы не пожелать в них оказаться. А они плакали. У них живые сердца. Живые. И мы должны об этом с вами помнить. Меньше мертвечины, меньше рациональности, больше любви! Любовь – это дух. А коль это дух, коль это энергия, то никуда она не уйдет, она преобразуется и касается всякого из вас.

Родная речь

– Если у человека в 14 лет нет любви к чтению, можно ли еще как-то повлиять на ситуацию или это нелюбовь навсегда?

– Вопрос актуальнейший. Приведу такой пример. В семье – два сына, один взахлеб прочитал всю огромную семейную библиотеку, от Лопе до Вега до Чехова. И любовь к чтению не прерывается: новый виток – Дарья Донцова, другие современные авторы – кого там только нет, впору самому писать детективы.

Второй мальчик в детстве осилил разве что рассказы про пионеров-героев. Но, взрослея, стал изредка читать духовные книги. Зато глубоко, основательно, вникая в каждое слово. Я, наверное, скажу страшные вещи: не знаю, нужно ли читать ради чтения. Чтение ради души – да. Чтение ради познания истины – согласна. Но до всего надо дозреть.

Татьяна Владимировна Воробьева

Не страшно то, что не читают. Страшно то, что умирает язык, а язык – по-церковнославянски – это народ. Мы обедняем себя словом. Мы обедняем себя возможностью выразить то, что мы проживаем. Мысли без слова не бывает. Все имеет свое название. Дайте определение: вы – трусы, вы – осмотрительны, вы безрассудно храбры, вы осторожны? Как вы себя оцениваете? Вы скажете: в этой ситуации, наверное, пойду как на амбразуру; в этой – руки в ноги и побегу. Но как трудно выразить свое сегодняшнее состояние, сиюминутное, когда я хочу, чтобы меня поняли! И от этого происходят многие детские трагедии. Почему я говорю: не лезьте, не торопите, сделайте паузу, чтобы ребенок действительно осмыслил свое состояние.

Поэтому читать надо. Но по-настоящему чтение начинается с наличия наглядно-образного мышления. Когда мы читаем «плоско», например, слово «ябедничество» не несет в себе особого смысла. Но когда я воспринимаю «ябедничество» как нравственную категорию, как образ поведения, как качество личности, как психопатическое свойство – представляете, сколько ракурсов в одном слове – оно становится значимым.

Литературу надо подбирать такую, чтобы она была ясной, простой, доступной, интересной и нравственной. Конрад Лоренц – величайший зоопсихолог мира, его книгу «Кольцо царя Соломона» откроешь и не сможешь закрыть. Но, когда она напечатана мелким-мелким шрифтом на жутком офсете – ее читать не станешь. Поэтому начнем с малого: возьмем книгу небольшую, интересную, хорошо изданную.

Недавно ко мне в дом пришел мальчик и произнес сокращенное грязное ругательство. Блин – это хлеб. А он употребил слово совершенно в другом смысле. Я ребенка, конечно, сняла с лестницы, сказала: «Встань. Ты не знаешь слов «мир дому сему». Тебя не научили, я допускаю. Но есть слово «здравствуйте». Ты вошел ко мне в дом, сказав грязное слово. В моем доме этих слов произносить нельзя. Их нигде нельзя говорить. Запомни это на всю жизнь». Мама, крестный мальчика слушали. А потом я дала ему книжечку «Правда о русском мате» епископа Митрофана (Баданина), брошюрку из 24 страничек. «Прочитай в ней только первый рассказ, не надо все остальное». А это о солдатах в Чечне, которые попали в окружение. Среди них было два офицера, один – прекрасный снайпер, остальные – мальчишки-солдаты первого года службы. И они поняли, что на помощь не придет никто. А кольцо не просто сужается – оно поднимается к ним по этажам. Они слышат матерные возгласы, в армии это просто. И вдруг наш офицер закричал – «Христос Воскресе!» И все разумно или неразумно подхватили: «Христос Воскресе!» Вечная жизнь – смерти нет! И эти мальчишки – резаные, колотые (многие потом лежали в госпитале), но живые – все вышли из этого дома, ни один не погиб. Офицер-воин стал священником. Это он рассказал историю. Вот ее одну будет достаточно прочитать.

Не заставляйте читать много. Найдите интересный момент. А от него, смотришь, захочет полистать и дальше. Чтение – это процесс работы воображения, работы души – над тем, что ей понятно. Программы наши составлены так, что читать «надо», требуется обязательный объем. Но чтобы понять «Плаху» Чингиза Айтматова, надо быть православным человеком: произведение заканчивается трагическим мажором – зло само себя уничтожает. Но до понимания этого еще надо дорасти. А мы даем мальчишкам эту повесть.

Мы дома должны влюбить в чтение, подобрать произведение короткое, интересное, значимое и простое. И без давления: «Смотри: я смеюсь, да ты почитай!» – «А что там такое?» – «Да ты почитай, сам увидишь!» И даем Джеральда Даррела «Моя семья и другие звери». Смотришь, и влез, а потом «Белый клык» Джека Лондона открыл, о животных дальше что-то ищет, Сетона-Томпсона нашел… «Зоопсихологом ты не будешь, ты будешь физиком, но ничего. Зато зверье в доме – это ты принес».

Жизнь – это ведь тоже процесс. Она не остановилась в 14 лет. 14 лет – это удивительный возраст. Это еще только подход к 15 годам. А в 15 лет такая буря происходит гормональная и эндокринная, что, может быть, и читать начнет взахлеб. Вдруг поэзия понравится. Первые чувства – ох, сколько там надо будет читать, чтобы быть оригинальным, умным, талантливым! Мотивов появится много. Поэтому наша задача – вовремя дать хорошую литературу.

Истязание отметками

– Как правильно готовить ребенка к экзаменам? Настроить на собранность, на результат, но так, чтобы не было лишней нервозности?

– Собранность – это ответственность. А ответственность – это чувство совести, которое базируется на том, что мы заложили. Заложили мы понятие будущего служения ребенка – родителям, семье, Отечеству – будет и ответственность.

«Если ты не олигофрен в степени дебильности, то ты должен учиться. Здесь нет «хочу», «не хочу». Здесь понятия «должен» и «обязан», ты учишься не для себя, это тебе не принадлежит. Тебе не хочется, тебе лень – но это воровство. Ты сейчас не только себя обворовываешь. Ты обворовываешь и учителя, который стоял и объяснял тебе материал, и маму, которая надеется, что у нее будет защита и опора. Ты не подумал – как можно без учебы получить все эти баллы? Поэтому ты решай – ты ложишься спать вором или все-таки человеком Божиим. А воровство всегда наказуемо, по-другому не бывает».

Начало всего – духовно-нравственное воспитание. Но, говоря о психофизиологическом аспекте собранности, можно сказать и то, что это устойчивая волевая направленность. Сколько часов можно быть собранным? 30 минут вы меня слушаете, а через 40 минут скажете: «Татьяна Владимировна, как бы вы хорошо ни говорили, но мы устали». Конечно, вы устали. А ребенок, который в школе отучился восемь часов, просидел за партой, пришел снова сидеть – уже дома? Энтузиаст нашего времени педагог, доктор медицинских наук Владимир Филиппович Базарный говорит о том, что сидеть бесконечно долго нельзя. Что нейроны на уровне метаболизма теряют свою энергию, перестают светиться. Человеку требуется движение, поэтому ребенок, по крайней мере дома, может учить уроки так, как ему хочется. Устал сидеть – ляг с книгой на диван. Какую-то часть сделал – отдохни. Поставьте ему воду, мозг требует влаги. Дайте сладкое – мед, горький шоколад. И не разрешайте аврально осваивать большой объем материала – как мы студентами за ночь пролистывали учебник в 700 страниц, сдавали экзамен, а потом вставали под душ и все забывали. Научите учиться потихоньку, но фундаментально и все время повторять. Повторение – мать учения. Только припоминание является фактором запоминания материала.

Учите всему – опорным сигналам, например, умению закладывать мысль в знаки. «Мороз и солнце, день чудесный!» Пожалуйста, мысленно преобразуйте эту фразу в знаки. Кто преобразовал? Какие знаки вы использовали?

– Два воздушных шара – оранжевый и голубой.

– Вы вспомните их – и у вас моментально сработает ассоциативная память – всплывет само стихотворение. Методик очень много, есть память кинестетическая (моторная), речевая, слуховая, пантомимическая. Дайте ребенку учить так, как он хочет. Ему хочется вам рассказать? – «Рассказывай!» Пусть белиберда, пусть неинтересно – слушайте, задавайте вопросы. Тогда не будет потерянного времени, и усидчивость возникнет правильная. Поэтому – посидел и встал. Постоял – погулял. Погулял – приляг. Прилег – встань. И все заново. И смотришь – застоя в малом тазу не будет и в мозгах не возникнет. И результат не заставит себя ждать.

Но надо помнить: когда мы жмем на результат ради результата, это называется истязанием. Все дети абсолютно разные. У них разные возможности, задатки, психофизиологический статус. У них разный биологический и паспортный возраст. Паспорт – это социум, придуманный человеком. А ребенок находится в своем актуальном возрасте. Поэтому, когда мы требуем результат от человека, который не может этого достичь, – мы истязаем его.

Давайте его усердие, честность примем априори за заслуженную тройку. «Три» – это проходной балл, вообще-то. Это не двойка. Его не оставили на второй год. Давайте памятовать не о наших амбициозных притязаниях, а о возможностях детей. Я, например, в школьном возрасте прекрасно знала арифметику, понимала алгебру, у меня были четверки, пятерки по этим предметам, но геометрию и стереометрию… Боже мой, да нет у меня межполушарных связей, я детдомовский ребенок! Все пишут контрольные, а я только начинаю понимать. Ну, что это, олигофрения? Нет, конечно, это моя особенность. Став взрослым человеком, изучив психофизиологию, я осознала, что было со мной. Но я свою нишу, благодаря Господу, в этой жизни нашла.

Поэтому памятуем: результат будет по твоему усилию, по твоей честности, которые ты вложил в свою работу. Вот и все, что мы должны требовать. А не истязать – на «пять», на «четыре»! «Да ты не пройдешь!» Не пройдет, если этого не надо. И пройдет, если это надо.

Однажды батюшка сказал очень просто: «Да что вы, Татьяна, ему нужно большему служить, он поступит». Действительно, сын сдал физику на «пять», биологию на «пять» и поступил сразу в два медицинских института. А было очень трудно, это забыл, то забыл, все забыл.

Человек должен открыть свою дверь. А высшее образование, из-за которого мы так сегодня ломаем копья, априори не является образом Божиим. «Мой ребенок, вы знаете, закончил МГИМО». – «И что, где она?» – «Переводчиком работает». Всего-навсего переводчиком. Сегодня все переводчики, сегодня все владеют языками. Сколько ребят окончили технические вузы, а работают мерчандайзерами в магазинах. А столько потрачено лет, усилий, денег родительских!

А, может быть, просто получить профессию, освоить ремесло, которое прекрасно прокормит. И человек действительно будет нести образ Божий в своем служении людям. Никто не сказал, что хлеб не нужен, что юбка не нужна, что мастер-плиточник не востребован. Мы сегодня задыхаемся от того, что их нет. Вызываем слесаря за 50 долларов винт подкрутить. Может быть, она закончит курсы медсестер у владыки Пантелеимона и будет ставить вам капельницы и друзьям помогать – ходить уколы делать. И будут все благодарить: «Ой, как хорошо, легко она делает уколы, капельницу!» И может быть, это самое лучшее, самое главное ее служение!

Начни с любимого предмета

– Что делать с симуляцией, инфантильностью?

– Вот ребенок говорит: болит живот. Да, это называется «социальная симуляция». Но давайте не будем за ребенка решать. «Болит живот – сейчас я тебе поставлю клизму, без толченого стекла, но большую, хорошую, дам тебе таблеток и посажу на рис и воду. Прости, дорогой, мне же надо тебя лечить». Если это была симуляция, он подскочит, сразу все пройдет.

А если это не симуляция? Чтобы вы знали: болезни живота чаще всего действительно имеют место у школьников вплоть до пубертата. Поэтому пойдем за ребенком. Я часто прошу коллег: пожалуйста, дайте ему плывущий выходной. Потому что я вижу, что ребенок устал, истощен, подходит к кризисному состоянию. И завтра он разнесет нам весь класс, сорвет урок… Но когда это лень, вспомните о заповеди «не укради». Не кради ни надежду, ни труд чужой, ни ребячье время. Лучше подойди к учителю и найди в себе силы сказать: я не подготовился. Да, получишь «два», но это честная двойка, я тебя буду уважать. Но знай: несколько двоек – ты вылетишь из хорошей гимназии и будешь искать себе другое место.

Дайте ребенку самому поработать своей волей, опираясь на свою совесть. Инфантильность – это страшное чувство. В России оно затянуто до 20 с лишним лет. Личность – это умение принять решение и нести ответственность за него. Ты принял такое решение, ты получил результат. По результату – порицание или поощрение. Но оставлять бесследно это нельзя – конечно, все должно быть завершенным.

Иногда самый трудный момент – начать работать. Поэтому необходимо учить ребенка организации рабочего места. А организация – это сразу сели и начали трудиться. Открыл учебник – и сразу читаешь. «Что там задано? Ты прочитал, скажи мне, пожалуйста». Не отпускаем руку, пока у ребенка нет навыка эмоционально-волевого контроля над самим собой. А у детей его нет, это надо формировать.

Подготовили рабочее место, с какого урока начнем? Да с самого любимого, с самого легкого, а не с самого трудного! Вот он выложился на трудном, а там конь не валялся, а там еще 25 предметов. Начните с того, что легко дается, что приносит эмоцию радости, успеха. «О, я это сделал!» На эмоции, на подъеме пойдет предмет следующий, так же любимый, не такой страшный, как тот. А потом подвигаемся, походим, выпьем чаю или просто воды. Может быть, растянемся на диване, чтобы кровоток от периферии пошел к центру, потому что у многих ребят давление скачет – то взлет, то посадка. Ребенок говорит: «голова, как чугун», «ничего не понимаю, ничего не соображаю». Совершенно верно. Это особенность подросткового возраста, ее надо уважать, ее надо знать. Поэтому: «Ляг, растянись, поваляйся 5–10 минут». Дальше – сели: «Что у нас с тобой?» Котлеты жарятся, а руку держим на пульсе, не отпускаем. Это очень важный момент. Пока у ребенка не сформировалось сознание, что он учится для служения, мы стоим – не как кобры, но стоим – твердо, уверенно и до конца приготовления домашнего задания. Ребенок должен усвоить, привыкнуть к тому, что ему с рук не сойдет, и телефонный звонок маму не отвлечет, она все равно будет стоять и говорить: здесь ошибка, проверяй! Это наш подвиг, это наш путь спасения. Так мы приучаем, формируем привычку. Мы должны сами себя на это настроить. Придет время, и ребенок скажет: все, иди, я сделаю все сам. И действительно сделает. Когда настанет это время? У всех по-разному. У одного после 3-го класса. А у другого и в 10-м все руку держим: «Ты подготовился? Чем тебе помочь?» Какая мама не проходила этого? Птичек рисуем, сочинения пишем, гербарии сушим.

– И в 11-м классе продолжаем?

– Продолжаем. Пока ребенок в нашем доме, он подчиняется уставу нашего монастыря, нашей семьи. Вылетели дети из гнезда – вот тогда – дети наши, а воля не наша. Своя семья – это своя семья, там мы имеем лишь право совещательного голоса, и то, если спросят. Не спросят – не лезем, не суемся. Там он сдает экзамен на то, что получил в своей семье, чему научился, что дали ему мы. Вот это уже будет сдача экзамена.