Чтобы повторить неповторимое

«Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера» — это волонтерское движение, участники которого проводят исследовательские, противоаварийные и консервационные работы в заброшенных, разрушающихся деревянных храмах и часовнях в русской глубинке, главным образом на Севере — в Вологодской и Архангельской областях, в Карелии. Ведь деревянная храмовая архитектура была характерна именно для тех мест. В «Общем Деле» участвуют самые разные люди, не только воцерковленные. Именно для них первая экспедиция становится в большинстве случаев и первым шагом в Церкви. Центр движения «Общее Дело» — недавно построенный храм преподобного Серафима Саровского в Раеве (Москва). Настоятель храма протоиерей Алексий Яковлев — руководитель проекта. Побеседуем с отцом Алексием, а затем с участниками проекта.

— Отец Алексий, расскажите, пожалуйста, как в Вашу жизнь вошло движение «Общее Дело»? Как сложилось, что Вы стали этим заниматься?

— Пятнадцать лет назад моя супруга — художник Татьяна Юшманова, много путешествующая по Северу, заехала в поморскую деревню Ворзогоры, которая находится на берегу Белого моря в Онежском районе, и услышала стук топора на колокольне старого деревянного храма. Это было как-то совсем не типично для тех лет. Она поднялась на колокольню и увидела дедушку, который перекрывал крышу. Оказалось, что они с супругой переживали за этот разрушавшийся храм на протяжении всей жизни и наконец решили на свои средства как-то его спасать.

Дедушку этого зовут Александр Порфирьевич Слепинин, его жену — Изабелла Ефимовна. Нам было очень приятно познакомиться с этой семьей и захотелось им помочь — хотя бы средствами на строительные материалы. Для этого я стал привлекать и своих друзей, и прихожан. В результате Александр Порфирьевич сначала закончил перекрывать крышу колокольни, потом провел противоаварийные работы в храме Зосимы и Савватия Соловецких на кладбище. И вот из этого дела, из нашей общей добровольной помощи родился проект «Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Александра Порфирьевича мы считаем своим вдохновителем. Мы равняемся на таких людей, как он, которых немало еще, слава Богу, на Русской земле.

— А как сложилось, что другие люди стали подключаться, как начались ваши экспедиции на Русский Север?

— Когда были проведены первые противоаварийные работы в храме Зосимы и Савватия, выяснилось, что для его спасения потребовалось меньше ста тысяч рублей. Это очень нас удивило, потому что храм был почти руинирован — с обрушившимся алтарем, отваливающейся колокольней, в него даже попасть было невозможно, только через одно окно. И вот, полностью восстановить его оказалось, по нашим временам, совсем дешево. Появилась идея: если такие вещи можно делать без крупных вложений, почему бы нам не провести широкие противоаварийные работы, которые остановят разрушение сотен заброшенных северных деревянных храмов, составляющих уникальную часть мировой культуры. Мы стали привлекать к этому своих друзей, священников и прихожан других храмов. И вот сейчас в нашем проекте принимают участие множество людей и приходов Москвы. Все вместе — не только воцерковленные люди, но и те, кто не пришел еще к Православию,— делают это большое, хорошее и вот уж действительно общее дело. С той поры, как наша деятельность приняла организованный, систематический характер, минуло уже 11 лет.

— Как организована ваша работа? Как планируется экспедиция, как определяется объект — храм, нуждающийся в помощи?

— Сначала — экспедиция-разведка: храм необходимо осмотреть, сделать обмеры, определить, что надо в первую очередь сделать для его спасения, какие для этого потребуются средства. Сразу же решаем самые насущные вопросы: где жить, как питаться, кто из местных жителей готов нам помочь и так далее. Наконец, просто делаем уборку в храме, очищаем, насколько это возможно, его внутреннее пространство. Затем готовится проект противоаварийных работ. Стройматериалы завозим, как правило, зимой, когда удобнее их провозить. А летом в это село отправляется уже основная экспедиция — трудовая. Иногда проведение противоаварийных работ в одном храме требует нескольких трудовых экспедиций, которые, последовательно сменяя друг друга, проходят под руководством профессионалов. Если раньше было больше исследовательских экспедиций, то сейчас уже больше трудовых — две трети от общего количества.

— Сколько же времени проводят ваши ребята в летней экспедиции?

— В среднем неделю. Еще два дня уходят на дорогу и один день, по моему настоянию, на отдых, чтобы люди могли, например, съездить в ближайший монастырь, искупаться в Белом море, просто полюбоваться уникальной северной природой. Казалось бы, неделя — это немного, но сделано бывает очень много, как правило, за эти дни, потому что люди именно для того и приезжают, чтобы сделать что-то хорошее. И понимают, что это от них самих целиком и полностью зависит, будет ли жить храм. Поэтому удивительная работоспособность вдруг просыпается: люди готовы трудиться ночами, ведь ночи летом на Севере белые, и наших добровольцев приходится просто останавливать, чтобы они хоть как-то отдыхали. Интересно, что люди приезжают разные — по возрасту, жизненному опыту, по личным убеждениям, характерам; но там, на Севере, у всех один общий дух — дух созидания, радости, товарищества. В экспедициях люди становятся такими, какими они, по идее, должны быть всегда. То есть веселыми, открытыми, радостными, заботящимися друг о друге. Экспедиция становится столь ярким моментом в жизни человека, что запоминается навсегда. И как правило, люди, которые съездили в одну экспедицию, рано или поздно едут во вторую, в третью, в четвертую и так далее.

— К сожалению, социальная ситуация в северной (и, увы, не только в северной) глубинке такова, что встает вопрос: а кто завтра придет в этот восстановленный, возрожденный вами храм? Села-то умирают, людей все меньше…

— Есть такая простая истина: дорогу осилит идущий. Мы делаем то, что можем сделать. Этот труд возрождает души тех людей, которые в нем участвуют, дает им правильные ориентиры, помогает отыскать ответы на волнующие вопросы. Этот пример созидания остается с человеком навсегда, он дает силы, энергию, он укрепляет в человеке веру.

Кроме того, мы видим, как радуются люди, предки которых строили эту церковь и молились в ней. Восстанавливая брошенные храмы, мы становимся русским народом, единым: прошлым, настоящим и будущим. Ведь люди, которые строили этот храм, они у Бога все живы, они предстательствуют за тех, кто этот храм сохраняет, возрождает, за тех, кто вновь в нем молится. Не говоря уже о том, что Сам Господь, конечно, за это дело милосердия человека не оставляет.

Известно ведь, что люди, которые в 20-х, 30-х, 50-х годах закрывали и громили церкви, потом плохо кончали. Это многочисленными свидетельствами можно подтвердить. И наоборот, судьбы людей, которые возрождают храмы, Господь меняет удивительным образом. Очень многие, каждый десятый наш волонтер фактически, именно в экспедиции встретили свою половинку и создали семью. Это очень хорошие люди, и семьи замечательные. Множество детей уже родилось. Я думаю, что это очень важный социологический показатель верности нашей дороги.

Что касается умирания сел — когда начинает возрождаться святыня, многие принимают решение остаться в родном селе. Это не значит, конечно, что мы разворачиваем ситуацию в другую сторону, но в том, что мы реально ее изменяем, нет сомнения. Мы это наблюдаем, в частности, в Архангельской области: вместо того чтобы покупать квартиры в городах, северяне тратят сбережения на возрождение своего храма. И мы стараемся им помочь, во всяком случае продумываем, что нужно сделать для возрождения социальной инфраструктуры в этих селах.

— То есть за возрождением духовным следует возрождение социально-экономическое?

— Утверждать такое, может быть, преждевременно, но на самом деле на Руси ведь исстари так и было: города возникали вокруг духовных центров. Сначала — преподобный Сергий, потом — Троице-Сергиева Лавра, затем целый город — Сергиев Посад. Храмы и монастыри всегда были градообразующими, способствовали тому, чтобы развивалась жизнь вокруг них.

Изначально отношение к нашим волонтерам в северных селах было настороженным. Местным жителям не верилось, что люди могут за тысячи километров ехать, чтобы в их селе церковь старую починить. А потом убеждались, что все действительно так, и это становилось проповедью — без каких-то объяснений дополнительных. Северяне видят, что наши ребята действительно трудятся, что они дружны между собой, хотя в экспедиции встречаются друг с другом зачастую в первый раз; что они молятся утром, вечером, перед началом работ, перед трапезой, а по окончании работ обязательно читают акафист тому святому, во имя которого освящен храм, и по возможности приглашают к этому богослужению всех местных жителей, а потом — общее чаепитие. И вот этот пример созидания, пример труда и молитвы, он для местных жителей тоже становится ориентиром. И во многих храмах, в которых мы потрудились, местные жители теперь собираются каждое воскресенье и по всем праздникам, приглашают своих священников. То есть людям надо пример показать, не словами на них пытаться воздействовать, а примером. А потом эти люди гораздо лучше, может быть, чем мы, гораздо более серьезно и ответственно продолжают церковную жизнь в своих поселениях.

— Я встречалась с Митрополитом Архангельским и Холмогорским Даниилом, он говорил о вас очень, очень добрые слова. А вы вообще строите отношения со священниками и со священноначалием — с епископами — на местах?

— Мы всегда просим благословения на наш труд и у правящих архиереев, и у благочинных, и у тех батюшек, которые служат максимально близко к тем селам, в которых мы работаем. Для сельских священников это помощь, поддержка, ведь у них самих душа болит за разрушающиеся храмы, но им очень непросто живется, и они несут ответственность прежде всего за те действующие храмы, в которых служат. И когда появляются люди, которые спасают заброшенные храмы, местные священники с большой радостью принимают в этом участие, помогают всем, чем могут. А когда храмы возрождаются, правящие архиереи зачастую назначают этих батюшек настоятелями.

— А где вы берете средства на экспедицию, на стройматериалы и прочее? Как я поняла, проезд и питание ваши волонтеры оплачивают сами?

— Сначала мы искали деньги и на билеты, и на питание, и на проживание, и на прочее. Но потом стало понятно, что люди, те, кто может, сами с удовольствием это все оплачивают — это тоже их вклад в «Общее Дело». Разумеется, если это студент, например, или человек, у которого в силу тех или иных причин плохо с личными средствами, но желание работать большое, мы ему помогаем желание это осуществить. Что же касается денег на строительные материалы, на разработку проекта консервации или реставрации, на оплату труда профессионалов, которые проводят эти работы, здесь мы ищем жертвователей или собираем средства с миру по нитке.

— Теперь о правовой стороне вопроса. У вас нет проблем с инстанциями, которые ответственны за сохранение памятников? Рамки действующего законодательства вас не стесняют?

— Все наши проекты мы согласовываем с федеральным Министерством культуры и с региональными, под наблюдением которых, собственно, и работаем. Да, вопрос, конечно, не совсем простой. Но, с другой стороны, для себя мы решили, что будем делать все, насколько возможно, правильно. И в этой связи среди волонтеров нашего проекта есть и профессиональные архитекторы, и реставраторы, и специалисты по противоаварийным работам. Мы создали даже школу плотницкого мастерства при нашем храме, в ней прошло обучение около 200 человек. Сейчас продолжают учиться порядка еще 40 человек.

В частности, нам очень помогает музей-заповедник «Кижи». Все наши работы в Карелии проходят под его непосредственным руководством — на основании заключенного соглашения. Сотрудники музея даже говорят, что это в рабочее время они — сотрудники, а в свободное — волонтеры проекта «Общее Дело».

Минкультуры Российской Федерации очень хорошо знает о нашем начинании. Вот в следующую субботу я делаю доклад на коллегии Министерства культуры по вопросам сохранения памятников деревянного зодчества. Мы совместно проводим ежегодные международные научно-практические конференции. Минкультуры старается всячески помочь нам в самых разных проблемах.

— Отец Алексий, вопрос, который напрашивается: вы заняты храмами Севера, и вполне понятно, что вас не хватит на всю огромную страну. А храмы не только на Севере погибают, у нас, например, тоже… Есть ли у вас последователи в других регионах, и как Вы видите перспективы вашего движения?

— Мы занимаемся деревянными храмами и часовнями, а они в абсолютном большинстве своем сохранились на Севере нашей страны — в силу исторических закономерностей и географической удаленности от столиц. Есть единичные храмы в других регионах.

Полагаю, это следующий шаг в нашем проекте, потому что сначала нужно приобрести какой-то положительный опыт, а уж потом делиться им с другими. Да, нужно поднять всю страну на спасение святынь, чтобы хотя бы разрушение их останавливать, приводить их в надлежащее состояние, пусть разрушенное, но не оскверненное.

* * *

Моим экскурсоводом по территории храма стал Никита Сенькин, человек еще молодой, по образованию юрист, а сейчас — координатор проекта «Общее Дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Никита показал мне деревянные храмовые главки, изготовленные учениками школы плотницкого мастерства. Сейчас они еще сохраняют цвет свежей древесины, потом станут серыми, а затем — серебристо-серыми, как бы седыми. Кто бывал на Русском Севере, тот знает, как украшает его эта неповторимая седина старой древесины… А стоять такое деревянное строение может пятьсот и более лет, если только люди будут его беречь.

— Никита, а для Вас лично как начиналось «Общее Дело»?

— О волонтерстве такого рода я узнал от своей одноклассницы: она рассказала, что ездила во Францию, они там откапывали какой-то средневековый замок… Во Францию я не поехал, решил, что надо в России что-то подобное искать. Я не был воцерковленным человеком тогда, но на подсознательном уровне мне всегда хотелось именно этого: поехать в какую-нибудь глухую деревню и батюшке там помогать.

И вот я зашел в Интернет и наткнулся на «Общее Дело». Это был как раз май месяц — самый острый период подготовки к сезону. Мы с другом пришли на встречу для желающих поехать, получили ответы на свои вопросы, решили — едем.

И вот в чем нам сразу очень повезло. В проекте много экспедиций проходит, в прошлом году их было 64. И лишь некоторые из этих экспедиций возглавляют священники. А мы сразу попали именно в такую: ею руководил отец Димитрий Николаев. И это, конечно, добавило внутреннего содержания экспедиции, потому что, если с нами священник, мы сразу готовим храм к Литургии. Мы и в других экспедициях стараемся пригласить священника из соседнего села или города. Но не всегда это получается из-за труднодоступности мест, где мы работаем. А тут у нас свой батюшка, который может сделать все — и Литургию совершить, и благодарственный молебен, и проповедь сказать собравшимся местным жителям.

Мы с другом совершенно невоцерковленными были, для нас все это вообще было в новинку — утреннее правило, вечернее… И мы вместе с местными жителями два дня готовили Воскресенский храм в селе Ракула Холмогорского района Архангельской области к Литургии — первой за 80 лет. Интересно еще и то, что деревня находится на одном берегу Северной Двины, а храм — на другом. И не так просто еще переправиться: надо найти лодки, со всеми договориться… С утра пораньше половина села переместилась на другой берег. И вот совершается Литургия, вот первая твоя осознанная исповедь, Причастие, и ты выходишь из храма, а перед тобой река в разливе, храм середины XVIII века, колокольня метров тридцать высотою… Это совершенно невероятное впечатление.

— И именно оно возвращает человека на Север вновь и вновь?

— Мы возвращаемся на Север, чтобы повторить неповторимое. Там ведь настолько невероятное сочетание всего: люди, природа, само дело... Можно просто молиться, а можно потрудиться для Бога, а потом помолиться — это совсем разные молитвы получаются, совершенно разное состояние. Ты ведь не рыбу приехал ловить, ты частицу себя каждый раз там оставляешь. И эта частица теперь хочет вернуться обратно в тебя. Поэтому тебя туда тянет. Ты хочешь повторения. И история повторяется.

Да, в следующий раз ты поедешь в другое село, там будет другой храм, другие люди, но в конечном итоге все это выстраивается вокруг Христа. Он ведь везде один, и неважно, где совершается Евхаристия — в огромном кафедральном соборе или в заброшенной сельской церкви.

Первая экспедиция — она, конечно, особая. Вот, тебя всего берут и забирают из обычной, привычной твоей жизни в совершенно другие условия. Помещают в такую, можно сказать, сказку. Ты понимаешь, что на тебя сейчас возложена миссия. Ты приехал заниматься серьезным делом, ты именно на это внутренне настраиваешься…

А после этого тебя берут и возвращают в твою обычную жизнь. А ты все живешь тем, что было в экспедиции. Экспедиция — это эмоциональная зарядка, которой хватает на год. Но возвращаться в «нормальную» жизнь каждый раз очень трудно.

* * *

В штаб-квартире «Общего Дела» — на втором этаже, над иконной лавкой храма — мы за чашкой кофе побеседовали с другим координатором проекта — Лидией Курицыной.

— Лида, а как вас встречают местные жители? Откликаются, помогают или просто смотрят, что вы делать будете?

— Бывает так, что мы приезжаем в какое-то совершенно заброшенное место, и кажется, что здесь никакой жизни уже не будет никогда. Но бывшие местные жители, уже из этого села уехавшие, живущие в городе — рыбаки, дачники, приезжают и видят, что мы здесь работаем, и присоединяются, и начинают нам как-то помогать.

Мы ездили в Карелию, в Олонецкий район, в глухую деревню Печная Сельга, проводили консервационные работы в Никольской часовне XVIII века и познакомились с человеком, который живет в десяти километрах, то есть в ближайшем к Печной Сельге населенном пункте. Он приезжал к ребятам два раза, помогал. Ребята все сделали, но не успели поставить дверь. Это было летом. А осенью они опять поехали в Карелию и решили поставить дверь, чтоб работа была завершена. А дверь, оказывается, уже стоит, и внутри часовни все прибрано, свечки, иконки появились. Выяснилось, что этот местный житель — Виктор Прохоров — в престольный праздник собрал всех бабушек с окрестных деревень, посадил в автобус, они приехали в Печную Сельгу, пропели мирским чином молебен, прочитали акафист. Это очень показательная история — там, где есть храм, есть жизнь.

Сегодняшние северяне на самом деле удивительные люди. Там ведь остались жить единицы — те, кто принял решение жить у себя на родине, дома, там, где жили все их предки. Там до сих пор можно встретить бабушек и дедушек, которые за всю свою жизнь ни разу не были дальше райцентра.

В деревне Сидоровская Каргопольского района Архангельской области мы познакомились с удивительным человеком — бабушкой Зоей. Ей было уже за девяносто. В этом селе разрушалась Крестовоздвиженская часовня XIX века. И бабушка Зоя каждый день приходила в эту часовню и молилась там о том, чтобы храм был возрожден. Что значит — приходила, там уже не было ни крылечек, ни дверей, просто войти было невозможно, она вползала туда… Мы постарались сделать все, чтобы помочь этой бабушке... Сейчас часовня отреставрирована, и бабушка Зоя упокоилась, успев увидеть свою часовенку восстановленной. Это пример того, как один человек своей молитвой может многое сделать.

— А что, по-Вашему, держит людей в «Общем Деле»? Почему человек не может съездить один раз, и все? Почему он непременно должен продолжить?

— Иногда бывает так, что человек просто не может по своим личным обстоятельствам поехать во второй или в третий раз. Но он все равно принимает участие в нашей работе. Это ведь совершенно удивительно: в экспедицию едут разные люди, знакомятся практически там же, на месте, семь-десять дней вместе живут, работают, и у всех цель одна — потрудиться во славу Божию, возродить храм. Никто никаких материальных благ от этого не имеет, напротив, люди тратят на поездку свои деньги. И трудятся с утра до вечера. И это необыкновенно сплачивает людей. С нами ездят ведь и невоцерковленные люди тоже, и, когда их спрашиваешь потом, что им больше всего запомнилось, они отвечают: «Общая молитва». В экспедиции человек изменяется сам, изменяется его отношение к собственной жизни, к вере, к Богу. Если до экспедиции ты далеко не всегда читал утреннее и вечернее правило, то по возвращении это уже надежно входит в привычку, в норму.

Фото предоставленно волонтерским движением «Общее дело»