«Мы не можем быть такими, как все, – мы другие»

Епископ Североморский и Умбский Митрофан (Баданин) рассуждает с молодыми собеседниками – священником и публицистом – о значении для нас, живущих сегодня, подвига новомучеников и исповедников Российских, об истоках духовной и материальной катастрофы, поставившей Отечество на колени, о необъяснимом желании ненавидеть отчизну, о том, что многим «записным» православным очень бы не мешало поучиться у искренних «самарян», людей неверующих.

Прпп..Трифон Печенгский, Феодорит Кольский, Варлаам Керетский

Святые – рядом: помните об этом

– Какой смысл имеет, владыка, поклонение мощам святых? У вас в Североморской епархии с радостью говорят о недавнем нахождении здесь ковчега с мощами многих новомучеников и исповедников. Для чего привозили мощи? Каковы духовные итоги их нахождения здесь? Какие плоды?

– Плоды? Уже то, что они сюда прибыли, – это и есть плод, который мы обрели, который нам был дарован. Ведь мы в эти дни обращались в молитвах к целому сонму новомучеников, наших святых соотечественников. Понятно, что процесс нашего вхождения в общение с ними не может быть скоротечным, речь идет о нашем духовном созревании для такого общения. Я имею в виду некий процесс нашего вхождения в общение с теми, кто сейчас, будучи в Царствии Небесном и предстоя у Престола Божия, являются нашими ходатаями пред Господом. Они, безусловно, за нас ходатайствуют, как, впрочем, и многие другие миллионы тех, кто погибли в этой страшной истории ХХ века. Однако сугубую честь имеют те, которые сегодня уже прославлены Церковью. Эти угодники Божии молятся о нас – вот значение поклонения мощам святых, осознанного, подчеркну, поклонения, соединенного с молитвой, а не, простите, «дежурно-прикладного».

– Иногда удивляет приставка «ново-». Вроде бы святые во все времена – святые, а тут какая-то новизна. Как к ней относиться, к этой новизне?

– Как к великой радости, вечно новому и свежему христианскому счастью. Поясню. Здесь, безусловно, есть специфика. Подвиг новомучеников был совсем недавно, эти святые – по сути, наши современники. И наше общение с ними, восприятие их житий, церковных служб происходит не так, как со святыми глубокой древности, мучениками первых веков, такими как, например, Георгий Победоносец, Пантелеимон, Димитрий Солунский, и другими великими угодниками Божьими. В их честь уже построены многочисленные величественные храмы, написаны прекрасные иконы, составлены полноценные службы. То есть уже сложилась тысячелетняя традиция их почитания. Мы же сейчас находимся в самом начале какого-то очень важного пути обретения духовного сокровища исключительной силы. И, надо сказать, священноначалие нашей Церкви постоянно напоминает о необходимости обращения особого внимания на эту задачу достижения полноценного почитания новомучеников.

Весьма благое дело – давать имена новорожденным в честь новомучеников. Понятно, что Николай Чудотворец непременно «справится» с обязанностями небесного покровителя тех миллионов Николаев, которым при Крещении дали имя в его честь. В то же время, почему бы не почтить подвиг святого новейшего времени, назвав ребенка в его честь? Думаю, такая просьба о христианском покровительстве своего чада станет как для святого, так и для ребенка большой радостью. Конечно же, он приложит все усилия, чтобы пестовать своего, может быть, первого избранника, родители которого не прошли мимо подвига новомученика.

Вот, мы прославили, например, новомучениц – блаженную старицу Евдокию и ее келейниц Дарью, Дарью и Марию Пузовских из деревни Суворово Арзамасского района Нижегородской епархии, расстрелянных в 1919-м году. При обретении их мощей, в чем довелось и мне участвовать, произошел удивительный случай. Это был июнь 2002 года. Иконописец, который принимал участие в написании икон этих новомучениц, Евгений, как раз ждал ребенка, и они с женой уехали в роддом. В тоже время УЗИ, на которое мы все так уповаем, показало, что у них будет мальчик, и они уже и имя придумали – Иван.

Святые наши – они всегда рядом с нами

И мы с отцом Василием, тогда настоятелем храма с. Суворова, укладывали мощи, облачали их, а жена Евгения в этот момент как раз рожала. Мы мощи облачаем, а она рожает, и Евгений присутствует при родах. Врач принимает ребенка и, показывая, говорит: «Ну вот, девочка. Как будете называть?» А они в полном недоумении: какая девочка, если УЗИ мальчика показало? И тут они хором говорят: «Евдокия!» Хотя в роду никого с таким именем не было. Впоследствии, когда они сказали имя бабушкам и дедушкам, те опешили: «Вы что, с ума сошли? Какая Евдокия? Во-первых, дразнить будут Дунькой, а потом – у нас таких имен в роду не бывало! В честь кого?» Сам же Евгений с женой стали друг друга спрашивать: «А ты почему сказал?.. А ты почему сказала?.. Я не знаю… И я не знаю… А почему мы вместе сказали?» Сказали они потому, что святые наши – они всегда рядом с нами. Они, которые прославлены у Господа, – смотрят на нашу жизнь, глядят в наше сердце и ждут, как бы спрашивая: «Ну что? В честь кого ребеночка назовете?» Естественно, что новорожденную Евдокию крестили в честь блаженной Дунечки, нашей замечательной новомученицы Церкви Русской. И девочка растет прекрасная, умница. Сейчас уже большая выросла.

Так что новомученики совсем рядом с нами, это нужно понимать. И то, что это родные нам по крови, наши российские люди, тем более добавляет уверенности в том, что они будут самыми ревностными покровителями и в обиду нас не дадут. Только бы мы были достойными и почитали их должным образом.

Касаясь же вопроса о значении поклонения мощам святых, скажу, что путешествие по приходам нашей епархии ковчега с таким количеством мощей новомучеников очень способствует столь необходимому нам постоянному тесному общению Церкви земной – Церкви Воинствующей – с Церковью Небесной, уже Торжествующей.

У Бога – свят, на земле – обождешь

– Происходящий сейчас масштабный процесс канонизации мучеников XX века не имеет аналогов в истории Церкви. Всегда ли эта работа идет легко? В чем, на ваш взгляд, состоит трудность этой работы?

– В свое время в Мурманской епархии я возглавлял Комиссию по канонизации святых и работал в наших архивах НКВД, которые тогда еще были чудесным образом открыты (сейчас, к великому сожалению, доступ в архивы вновь затруднен). Подход к отбору тех страдальцев, которых можно прославить в лике святых, был очень строгий, и основной упор делался на информацию, которую можно было извлечь из протоколов допросов. Такой подход Синодальной комиссии был вполне объясним: здесь проводилась некая параллель между протоколами НКВД и протоколами судов над мучениками римского времени, так называемыми мученическими актами – «Acta Martyrum». В этих сохранившихся древних документах подробно фиксировался факт исповедания своей веры: вопрос обвинителя, ответ обвиняемого, затем перечислялось, какое воздействие применено для устрашения, для отречения и принесения жертвы «государственным» богам Рима. Кого-то, например, мучить огнем, этого – железными когтями строгать, потом следовали дополнительные увещевания и т.д. Эти акты явились полноценной основой для прославления многочисленных мучеников первых веков христианства и написания их житий. Такой документ показывает, что человек, претерпевая мучения, от своей веры не отрекся. По этому пути пошла и наша Синодальная комиссия, но тут все же есть разница. Ведь дело в том, что задача этих римских прокураторов и прочих судей, кто проводил допросы, была в том, чтобы привести к отречению от Христа и заставить принять государственную вероисповедальную концепцию. Привести гражданина в повиновение, заставить поклоняться языческим богам, которым поклонялся Рим. Тем богам, благодаря которым, как считало государство, империя достигла такой власти и величия. Если изменить этой вере, языческое государство рассыплется, ведь оно зиждется на этой религии. А христиане разрушают устои, значит, надо заставить их стать послушными, отказаться от заблуждений. Т.е. там стояла конкретная задача.

Трифонов Печенгский мужской монастырь в поселке Луостари Мурманской области. Фото: skyscrapercity.com

– А разве в случае с новомучениками по-другому?

– Именно. Ведь им никто же не говорил: «Отрекись от Христа». Там говорили другое: «Вы проводите пропаганду, неверно трактуя Сталинскую конституцию», или «Вы проводите собрания нелегальные, которые вы называете ”воскресная школа”», или еще что-то в этом роде. «Что вы там делаете на собраниях, кто приходит, их ФИО?» То есть в этих протоколах нет важнейшего момента – «отрекись от веры». Там ни в коем случае этот вопрос не задавался, поскольку советское государство того времени всему миру громко декларировало, что у нас полная свобода вероисповедания. Особенно это было важно для контактов с зарубежьем. В противном случае, если будет выявлен факт официального гонения именно на Церковь, контакты прекратятся, и не будет поставок заводов, специалистов, оборудования, станков и всего прочего, что наша страна тогда по плану индустриализации закупала за границей.

Ленин, например, лютой ненавистью ненавидел Патриарха Тихона, это видно во всех его выступлениях. Он не переносил патриаршества вообще, его страшно мучила злоба. Он очень хотел расстрелять избранного Святителя. Организовать показательный суд, а потом расстрелять – это была его задача. Все было для этого приготовлено, спланирована провокация с изъятием церковных ценностей. Расчет был на то, что последует недовольство со стороны Церкви. Ждали, что Патриарх выступит с призывом к верующим защитить церковное имущество от безбожных властей. И были заготовлены даже статьи, в которых Патриарх назывался не иначе, как «людоед Тихон». Смысл этих обличительных статей должен был быть примерно такой: «Ах вот оно что, вы не жалеете наших бедных поволжских крестьян, которые там друг друга едят и умирают тысячами каждый день. Ага, вот она какая, Церковь ваша». И вдруг – полное фиаско. Патриарх заявляет, что мы согласны. Конечно же, мы поможем голодающим и отдадим украшения и пр. Зачем нам эти золото и бриллианты во время страшного голода? Люди украшали, жертвовали в то время, когда богато жили, а сейчас такая беда – конечно, нужно кормить людей. Ленин был вне себя. Он потребовал тогда не обращать внимания на заявления, приходить так, будто бы они не отдают: врываться, срывать оклады с икон, т.е. провоцировать, идти на конфликт с Церковью, ни в коем случае не допустить добровольного пожертвования, ведь это совершенно другая тема.

Так вот, как полагают, ареста и суда над Патриархом не случилось лишь благодаря протесту Англии, изложенному в так называемой «ноте Керзона» («ультиматум Керзона»). Так что прямые гонения на Церковь советская власть вынуждена была маскировать и лицемерно арестовывать верующих по другим статьям УК РСФСР.

Из-за этого и подход к канонизации очень сложный. Еще раз повторю – официально не требовалось отречься от веры. Я подавал на канонизацию нашего священника Григория Лисиенкова из Умбы, который был арестован осенью 1937 года и буквально через месяц расстрелян. Допросы были примерно такие: «Нам известно, что вы проводили собрания с прихожанами, вы говорили то-то и то-то…» – «Да, я это говорил, ну, не знаю, я вроде говорил правильно и ничего против власти не заявлял…» – «Так, хорошо, тогда подпишите, что вы так говорили…». Священник подписывает протокол, от веры не отрекаясь и никого при этом не оговаривая. Но в то же время комиссия по канонизации говорила: «Но он же подписал этот протокол, а не должен был. Он должен был сказать: «Нет, я не подпишу». Но тут такая довольно путаная история получается: Церковь законопослушна, она исполняет законы государства, она не идет на конфликт и политическое противостояние. Ведь там же не было отречения от веры.

С одной стороны, канонизация – это вещь сакральная, мистическая, но, с другой стороны, мы вынуждены доверять протоколам НКВД. И тут получается двоякость. Какими силами мы канонизируем – Божьими или человеческими? По нашему сердцу, по вере, по духу?

– Ох, как сложно-то всё.

– Не то слово. Допустим, Зарубежная Церковь канонизировала всех Романовых, всех князей, которых расстреляли в Петропавловской крепости, в Алапаевске, в иных местах. Их расстреливали просто потому, что они были князья или же слуги царские. Они, собственно, ничего не сделали, никому не вредили, против бунтующего народа не выступали. Но они были носителями духовности прежней страны, старого мира. И этот старый мир – это мир Руси Православной. Поэтому Зарубежная Церковь взяла и канонизировала их просто по факту мученической кончины от безбожных властей. Сейчас мы возвращаемся к этим размышлениям, и на повестке дня вопрос, как нам относиться к этой канонизации. Мы же воссоединились с Зарубежной Церковью, значит, и по тем новомученикам, которые оказались канонизированными этой частью нашей Русской Церкви, необходимо принять решение по включению или невключению их в общие Святцы Русской Церкви.

Преподобномученик Феодор (Абросимов)

– У нас, на Кольском севере, канонизированными оказались всего два человека, хотя в свое время нами было предложено прославить в лике святых девять человек. Мы, конечно, были разочарованы этим решением. Особенно сокрушались по поводу последнего настоятеля Трифонов-Печенгского монастыря – иеромонаха Паисия (Рябова). Налицо очевидный факт мученичества. В течение целого года отец Паисий претерпевал тяжелейшие мучения на допросах. Многие допросы проходили всю ночь с двумя следователями. Перед «органами» стояла задача чрезвычайной важности – выбить показания и добиться признания в том, что Печенгский монастырь являлся базой шпионов и диверсантов, работавших против СССР. Это требовалось для оправдания в глазах мировой общественности факта нападения на Финляндию на Кольском Севере в районе Петсамо (Печенги) зимой 1939-40 годов. Отец Паисий так ни в чем и не признался и не подписал необходимые протоколы, и был расстрелян в Москве после года непрерывных мучительных допросов.

Преподобномученик Моисей (Кожин)

– И как сейчас обстоят дела с прославлением иеромонаха Паисия?

– Теперь этим делом занимается Финская Православная Церковь. Я недавно был в Финляндии и беседовал с теми, кто готовит материалы по его канонизации. Канонизацию они хотят провести теперь уже по линии Константинопольской Церкви, в юрисдикции которой находится Финская Церковь. В общем, это логично, ведь он был финским гражданином, насильственно вывезенным и пострадавшим на нашей территории. То есть мы могли бы его прославить по месту его подвига, но оказались почему-то недостойны этого. Сейчас Финская Церковь пытается решить этот вопрос через Патриарха Варфоломея. Для них это очень важно, и они хотели бы иметь такого замечательного, очень достойного новомученика. А о том, что у Господа он и так прославлен, ясно свидетельствует дата его расстрела. На комиссии по канонизации в Москве я говорил: «Наверное, следует обратить внимание, что настоятель Печенгского монастыря оказался расстрелян в день памяти прп. Трифона Печенгского – 28 декабря 1941 года. Не НКВД же подгадало эту дату расстрела».

К сожалению, эта составляющая в процессе канонизации новомучеников во внимание практически не принималась. Видимо, так проще – следовать логике, заданной следственным делом, и в полной мере доверяться протоколам сотрудников НКВД. Хотя не секрет, что многие эти протоколы написаны «под копирку». Достоверны ли эти протоколы, равно как и подписи под ними, – очень большой вопрос. Ведь подписи подчас очевидно подделаны либо поставлены человеком, который уже не владеет своей рукой.

В свое время я даже проводил в Мурманске графологическую экспертизу, обращался к опытным криминалистам. Они пошли мне навстречу и дали свое заключение о том, что в отдельных случаях человек, подписывая какой-либо документ, пребывал в крайне неадекватном психическом состоянии. В других случаях были даны заключения о подделанных подписях.

Я предоставил в Комиссию эти графологические заключения по протоколам допросов наших страдальцев, которых мы предлагали прославить в лике святых. Однако мне ответили, что в таком сугубо церковном и ответственном деле мы не можем опираться на заключение графологов. Так что из девяти кандидатов сподобились прославления только два.

– Но это касается только прославления здесь, в земной нашей юдоли. Бюрократической, косной, подозрительной.

– Да, думается, Христу виднее – Он прославляет без чиновничьих процедур.

Райские ростки в бывшем аду

Вся эта земля пропитана кровью новомучеников

Что же касается особенностей нашего края, то ситуация в определенном смысле парадоксальная. Вся эта земля пропитана кровью новомучеников. Это край нечеловеческих мучений. По всей лопарской тундре были разбросаны места так называемых «командировок». Так в терминологии НКВД назывались места, куда пригоняли многотысячные отряды заключенных, где оставляли их зимой, в мороз, в метель, в этой белой пустыне. Они должны были сами здесь себе организовать лагерь, жилье, создать условия для жизни. Не организовали, вымерли – присылали новые партии. Очевидцы рассказывали, как прислали как-то в полярную ночь большую партию монахинь из множества закрытых монастырей. Наутро они все замерзли, и их спустили под лед ближайшего озера. И это считалось большой удачей: нашлись мужчины, которые сумели прорубь сделать. Всех остальных обычно бросали до весны, а там уже начиналась работа дикого зверья…

– Кошмар какой. И это – бывшая Святая Русь…

– В музее комбината г. Кировска есть ответ на телеграмму начальника стройки, который в 1936-м году писал в Москву о тысячах замерзающих людей и просил прислать теплую одежду. В ответе ему было указано, что он слишком заботится о «врагах народа» и что проще прислать новые партии заключенных, чем озадачиваться зимней одеждой.

Так что все эти «великие стройки коммунизма», все эти комбинаты и города построены на костях. Земля эта святая, она пропитана кровью, но имена мучеников неизвестны, и могилы их вряд ли удастся обнаружить.

Так себе ученики

– К чему призывают нас, ныне живущих, все пострадавшие в XX веке? И преодолено ли в нашем народе наследие той эпохи? Что требуется для перевоспитания, для формирования нового поколения российских христиан?

– Церковь, может быть, и должна говорить какие-то слова о воспитании, предлагать обществу евангельские идеалы, нормы поведения. Но в то же время Церковь не навязывает свой взгляд, и не должна навязывать ни в коем случае. Она готова поделиться, но только если кто-то этого захочет, попросит совета, задаст вопрос. Мы должны помнить, как вел себя Господь во время Своего земного служения. Он о политике ни разу ничего не сказал. Единственный раз Господь коснулся темы взаимоотношения христиан и государства: Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21). Вот и все. Все остальное Он говорил и продолжает говорить о спасении души человека, о том, как себя вести с другими, как нужно молиться за обижающих нас, как надо благословлять проклинающих нас…

«За Русь», «За веру» – всех порву

– И как мы, христиане, усвоили эти Его наставления, по вашему мнению?

– Ну, тут – «море пространное и гади, имже несть числа»… Мы, бывает, готовы разорвать на части обижающих нас и уничтожить проклинающих нас или чем-то задевших наши чувства. Разве Господь этому учит? То есть мы, являясь по званию христианами, идем по тому же пути, что и творцы событий 1917 года. В нас крепко засел революционный дух, засел намертво и зовет нас вновь на баррикады, но теперь уже с другой стороны: «За Русь», «За веру» – всех порву, кто не так посмотрел, не так улыбнулся, шапку не ломит. Топор за кушак, и вперед – пойдем решать этот вопрос методами проверенными, революционными, то есть мы по-прежнему «гордо реем», как и положено буревестникам. Вот ведь какая беда: мы из себя не изжили эту заразу революционную. Выходит, это о нас говорил П.А. Столыпин: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Горевестники мы, а не православные никакие.

– Так что же мы можем предложить людям, обществу, если мы сами точно такие же, а то и хуже?

– А ничего, если мы не соработники Богу в нашем спасении. Мы ничего не изменим вокруг, если сами не изменимся, вот какая штука. «Спаси себя, и вокруг тебя спасутся тысячи». Измени сначала себя, и кто знает – вдруг, самым неожиданным образом, режиссер А.Е. Учитель изменится и, став верующим человеком, снимет не мерзость откровенную, а очень нужную, прекрасную картину. Все возможно. Вот, например, Михаил Задорнов был такой уж весельчак и откровенный язычник – дальше некуда. И вел в эту тьму за собой тысячи последователей, и вдруг раскаялся, и умер христианином в глубоком покаянии, принеся все свои грехи на исповедь. А мы тут были готовы его проклинать.

Мы не победим, если будем играть на территории темных сил и по их правилам

– И проклинали же. А вышло так, что с Божьей помощью Михаил Николаевич ушел к Богу христианином. Прямо как тот самый, который справа на Голгофе… И кто мы после этого?

– Это не по-христиански, и мы так не победим, если будем играть на территории темных сил, мира, который во зле, и по их правилам. Если опустимся на уровень мира и будем использовать его принципы борьбы, то мы проиграем однозначно. А нас все время затягивают специально именно туда, где власть князя тьмы, туда, где мы проиграем.

Мы легко теряем верный образец нашего поведения, не слышим этот камертон. Мы забываем, что наша сила совсем в другом, не в мирских приёмах и светских аргументах. У нас сила колоссальная и необоримая – с нами Христос. Но Он будет с нами только в том случае, если мы сами повернемся к Нему, если будем вести себя, как Он учит, так, как Он себя ведет. Он нам даст небывалые силы, и мы изменим все вокруг себя. Заставлять нас Он не может – Бог ценит нашу свободу. Он, видите ли, очень тактичен и вежлив.

Трифонов Печенгский монастырь

– Но, к сожалению, мы очень повреждены. Советское ли воспитание тому виной, общая ли человеческая греховная слабость, не знаю.

– Да, ХХ век был посвящен воспитанию ненависти, причем это не фигура речи: мы должны были испытывать ненависть всегда. Это чувство должно было в нас жить – так называемая пролетарская ненависть к классовому врагу, к внешнему врагу, к внутреннему врагу. «Враг народа» всегда был рядом. И в нас это продолжает жить, теперь уже как «православная ненависть» ко всем, кто не с нами. Но ненависть – страшное, разрушающее чувство. В ней живет сила бесовская. И мы с ним проиграем однозначно.

Я вспоминаю, как учился в военном училище. Вечером мы, как положено, собирались на самоподготовку, домашнее задание выполняли и т.д. Сидим мы в классе, и приходит один из моих однокурсников, не буду называть имя – он уже почил. Заходит в класс, смотрит на всех и начинает писать список, кого больше всех ненавидит. «Так, больше всех я ненавижу» – и двоеточие… И далее список. Это как бы в шутку, но в то же время и не в шутку. Ненависть – это проблема колоссальная, и неизвестно, как же ее в себе победить сейчас. В военной структуре это по-прежнему живет неистребимо. Орать, материть – этакие крутые «красные командиры» из рабочих и крестьян. Как научиться воспитывать по-другому, как найти совсем другие стимулы и слова, рычаги и механизмы? Ведь как-то жили по-другому наши предки – и одерживали фантастические победы. Я не представляю себе орущим и сквернословящим адмирала Ушакова. Я не могу представить себе таким генералиссимуса Суворова. И мы хорошо знаем, что они такими не были, и ни одного великого русского военачальника я не представляю себе, который мог бы себя так вести. Это было недопустимо. Это стало возможно вместе с ненавистью, принесенной в наш народ в 1917-м году. Так себя должен был вести какой-нибудь матрос Дыбенко, который всегда найдет нужные грязные слова и объяснит, кто теперь в стране хозяин.

Тоска по небесному свету

Епископ Митрофан (Баданин)

– Колоссальная стоит проблема перевоспитания. И мы, те, которые пришли к вере, должны быть здесь образцом в первую очередь. Мы должны показывать другой мир, ибо мы не от мира сего. А мы часто пытаемся доказать, что мы такие же, как все: «Вы не думайте, мы нормальные мужики, давайте выпьем или еще что-нибудь». Вот это сразу проигрыш, это самое страшное наше поражение. Потому что это – ложь. Мы не можем быть такими, как все – мы другие. И люди от нас ждут, что мы окажемся не такими. Они очень хотят увидеть другой мир, о котором все втихаря мечтают. Они очень хотят, чтобы мы показали им, что он есть – этот другой мир, что он существует – это мир света, это мир вечности, это мир, где нас всех ждет наш Отец Небесный с мириадами ангелов.

– Это ваше утверждение, владыка, касается ведь не только мирян, не так ли?

– Конечно. Я стараюсь напоминать об этом нашим священникам. Часто видишь, что люди, далекие от Церкви, относятся к священнику с большим уважением, с особым доверием и надеждой. Но порой, потом, знакомясь ближе, они это ощущение теряют. Они разочаровываются и видят, что это была иллюзия. Батюшка снимет рясу: «нехилые» кроссовки, джинсы, он пошел, так сказать, пиво пить в баре. И люди видят, что, оказывается, он обыкновенный обманщик, он всего лишь ряженый. И это очень тяжелое разочарование, потрясение для многих людей. Дело тут не только в кроссовках, как вы понимаете, а в образе поведения, мыслей такого «священника», прости Господи. И люди теряют надежду. Оказывается, нет ничего таинственного, святого и светлого. И в Церкви тоже ложь.

– А-а, помню-помню:

…И ни церковь, ни кабак –
ничего не свято.
Нет, ребята, все не так,
все не так, ребята.

Показать миру, что есть иная жизнь, жизнь Вечного Света

– Почему такое происходит, понятно. Очень непросто, живя в этом мире, держать оборону, сопротивляться воздействию мирской среды, не позволять ей проникать в тебя. Но для того мы и встали на сторону воинов света, чтобы вести эту повседневную войну. На каждом верующем, и особенно на священнике, лежит огромная ответственность – не разочаровать тех, кто с надеждой глядит на нас. И перед нами стоит сложнейшая задача: показать миру, что есть иная жизнь, жизнь Вечного Света. Что есть великая бесконечность вечной жизни во Христе. И что это есть самая великая цель, и что в жизни нашей есть смысл. И только ради этой великой цели стоит жить и не страшно умереть.

До недавнего времени мне регулярно звонил один адмирал, под началом которого я служил в своей прошлой жизни. Он в то время занимал весьма высокую должность. Узнав про мое новое служение, он был очень этим заинтересован, расспрашивал меня про мою новую жизнь, просил присылать ему мои книги. Так вот, о чем бы мы с ним ни говорили, он неизменно задавал мне один и тот же вопрос: «Ну, скажи мне, ты действительно веришь тому, чему теперь служишь? Ты абсолютно честен? Это действительно все существует?» Я, естественно, каждый раз очень серьезно подтверждал искренность своей веры. Я повторял, что тот мир, который открыл мне Господь, я ни на что не променяю и скорее умру, чем отрекусь от Него. Чувствовалось, что он был очень доволен моими ответами, и говорил, что очень рад за меня. Но, звоня в следующий раз, он вновь и вновь задавал мне эти вопросы, потому что ему было очень важно услышать это мое свидетельство. Отдав всю жизнь флоту, советской стране и коммунистической идее, он не познал Бога, не открыл для себя мира христианской веры, но ему было достаточно моего свидетельства об этой вере и о том ином, неведомом ему мире. Так он обретал покой в душе и смысл в прожитой им долгой жизни. Не так давно он отошел ко Господу, но наши беседы, я думаю, не прекратились. Я теперь молюсь об упокоении его души и верю, что Господь вменит ему верное флотское служение и не оставит его Своей милостью в его новой вечной жизни.