Корниловский фальстарт

1. Верховный главнокомандующий генерал Л.Г. Корнилов

Генерал Л. Г. Корнилов

Популярный в войсках генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов, назначенный сразу после февральского переворота командующим Петроградским военным округом и вскоре после этого, 8 марта, по приказу военного министра А.И. Гучкова осуществивший арест святой императрицы Александры и ее детей, 19 июля сменил генерала А.А. Брусилова в должности Верховного главнокомандующего. Глава Временного правительства Керенский назначил его на эту должность по рекомендации Б.В. Савинкова, который оценил демократическое происхождение генерала — он был сыном сибирского казака и казашки, — его популярность в среде офицеров, казаков и тех солдат, которые еще не превратились в дезертиров и мародеров, его способность в случае повторения июльского путча большевиков и анархистов подавить его. А с другой стороны, Савинков и Керенский не видели в нем генерала старорежимной закваски, способного осуществить монархический переворот, тем более что он оказался соучастником свержения царской власти, правда, из субъективно «лучших побуждений», в надежде, что в этом случае будет предотвращен сепаратный мир и Россия завершит войну триумфальной победой над Германией. Иных политических соображений и видов, кроме патриотических, у него, похоже, не было. Л.Г. Корнилов, когда ему была предложена должность Верховного главнокомандующего — Главковерха, как ее кратко обозначали в то время, падкое на аббревиатуры, — назвал условия, при которых он готов был ее принять: он, в частности, потребовал для себя права назначения на высшие командные должности без вмешательства правительства. В результате трехдневных переговоров новый Главковерх закрепил за собой больше полномочий, чем было у его предшественника, генерала от инфантерии Брусилова. Фактически он стал вторым по важности после главы правительства должностным лицом в разваливающемся государстве. Назначение Корнилова встречено было с энтузиазмом в офицерской среде, казачеством, а также в политических кругах консервативной и умеренно либеральной ориентации, иначе говоря, октябристами и кадетами.

И вот, поставленный на высшую военную должность и осознав ответственность особого рода, пережив чувство, похожее на то, которое испытывает альпинист, когда он восходит на Эверест, где земля соприкасается с небом, Корнилов, всего себя отдавший воинской службе, российской армии, до конца понял, в каком бедственном положении она оказалась в разгар войны. В течение 5 месяцев, прошедших после свержения императора, массовое дезертирство, самоуправство солдатских советов, безвластие офицеров привели ее в состояние гниения, грозили гибелью и армии и Российскому государству: армия, несмотря на всю свою мощь, — инструмент хрупкий, и при неумелом управлении ею способный разбиться вдребезги, что и произошло в 1917 г. с российской армией, на восстановление которой, завершенное уже только в разгар Великой Отечественной войны и под иными знаменами, в боях за Сталинград, понадобилась четверть столетия.

В этой ситуации Л.Г. Корнилов, человек решительный, бесстрашный, но напрочь лишенный способности просчитывать разные варианты развития событий — профессионального качества политиков, счел своим долгом действовать немедленно, принимая меры, призванные остановить развал армии. По его требованию для восстановления элементарной дисциплины в войсках Временное правительство восстановило смертную казнь за воинские преступления. Благодаря расстрелам дезертиров он отчасти вернул вооруженным силам способность к ведению боевых действий и восстановил управляемость на дезорганизованном до него фронте, хотя добиться коренных перемен ни на фронте, ни в тылу ему не удалось. И все же в представлении офицеров и сохранивших верность своему долгу солдат Корнилов, чье личное мужество и бесстрашие, не раз проявленное им в боевой обстановке, а также при удачном бегстве из плена, и прежде способствовало росту его популярности в войсках, авансом приобрел ореол героя и спасителя России.

В поддержку Главковерха и его намерений навести порядок в армии и стране выступили тогда «Союз офицеров», «Союз георгиевских кавалеров», «Союз казачьих войск». Генерал Корнилов мог опереться также на поддержку части политических кругов. Беда только заключалась в том, что готовые стать на его сторону политики умеренно либерального и консервативного направления — октябристы, правые кадеты, осознавшие неспособность Керенского управлять кораблем Российского государства, — с одной стороны, стремительно теряли популярность, а с другой, — слишком тесно связали себя в злополучном Феврале с революцией. Именно они, а не эсеры, меньшевики и большевики, ее и осуществили, и на радикальный обратный ход октябристы и кадеты были уже не способны. В глазах тех, кто действительно стремился к контрреволюции, к восстановлению самодержавия, они оставались предателями и главными виновниками обрушившихся на Россию бедствий.

Тем не менее попытка заручиться поддержкой умеренных политических сил Корниловым была предпринята, и казалось, вполне удачно. 13‒15 августа в Москве, в Большом театре, состоялось Государственное совещание, на котором представлены были члены Думы всех четырех созывов, депутаты советов, делегаты от общественных организаций, от бизнеса, так что, в параллель открывшемуся тогда же в первопрестольной столице Поместному Собору Российской Православной Церкви, это совещание некоторые журналисты назвали «земским собором».

По настоянию Керенского, Верховный главнокомандующий не был приглашен на Государственное совещание, но он прибыл на него и был встречен его участниками овацией. Корнилов выступил на совещании с докладом, в котором представил зловещую картину развала армии и потребовал от Временного правительства срочно принять меры, нацеленные на преодоление анархии. Большинство участников Государственного совещания придерживались кадетской ориентации. Корнилова они готовы были признать своим политическим лидером.

2. Провокация А.Ф. Керенского и реакция на нее генерала Л.Г. Корнилова

Стремительный рост популярности Верховного главнокомандующего в конце концов обеспокоил А.Ф. Керенского и его сторонников, самым влиятельным среди которых был Б.В. Савинков, который, впрочем, вел свою собственную игру, видимо, надеясь заменить Керенского, присвоив себе лавры спасителя России и революции. И тогда ими, Керенским и Савинковым, спланирована была провокация, нацеленная на устранение Корнилова. При этом, по замыслу политических интриганов, Корнилов должен был, прежде чем он будет отправлен в отставку, разгромить противников Временного правительства слева — большевиков и анархистов в Петрограде, вызвав шквал возмущения в левых кругах, что, как надеялись, и даст Керенскому удобный повод для его отстранения от должности Главковерха.

А. Ф. Керенский

Дело в том, что параллельно с консолидацией сторонников наведения порядка в стране, пожинавшей плоды революции, в Петрограде, Москве и других крупных городах усилились позиции левых политиков, требовавших углубления этой самой революции. 20 августа состоялись выборы в Петроградскую думу, которые, в отличие от выборов в Советы, были всеобщими, так что в них участвовали и имущие граждане. Голосование проводилось по партийным спискам. Заметное большинство взрослых жителей столицы пришли к урнам — подано было около 550 тысяч голосов. Поэтому по результатам этих выборов можно судить о раскладе влияния разных партий в Петрограде: на первом месте оказались эсеры — за эту партию радикальных революционеров и террористов проголосовало более 200 тысяч человек (37% избирателей), серебро досталось большевикам с их 33% (около 200 тысяч голосов), бронза — кадетам, получившим около 20% голосов, за меньшевиков проголосовали 23 тысячи человек, так что в Петрограде они оказались практически выключенными из политической игры. Другие партийные списки собрали еще меньше голосов. Правые партии были запрещены и в выборах не участвовали. Можно предполагать, что среди тех петербуржцев, кто не пришел к урнам, существенную долю составляли сторонники правых союзов, монархисты, хотя некоторые из их единомышленников голосовали за октябристов и кадетов, в которых видели меньшее зло. И все же более 70% избирателей столицы поддержали списки революционных партий, причем среди голосовавших за эсеров едва ли уже не преобладали сторонники фракции Марии Спиридоновой — лидера левых эсеров, фактически ставших в оппозицию Керенскому и возглавляемому им Временному правительству и вместе с большевиками требовавших передать всю власть Советам. Керенский не видел больше шансов удержать власть без разгрома большевиков, что он и попытался осуществить руками боевого генерала.

Керенский не видел шансов удержать власть без разгрома большевиков

Между тем 21 августа германские войска взяли Ригу, откуда, развивая успех, можно было вести наступление на столицу. В реляции Ставки Верховного главнокомандующего сообщалось: «Утром 21 августа наши войска оставили Ригу и в настоящее время продолжают отход в северо-восточном направлении. Дезорганизованные массы солдат неудержимым потоком устремляются по псковскому шоссе». Положение на фронте представляло катастрофическую угрозу: опасность захвата противником нависла над Петроградом.

В эти дни Поместный Собор обратился к всероссийской пастве с обращением, в котором не содержалось рецептов политического характера, но давалась оценка духовных причин гибельного состояния Российского государства: «Братья возлюбленные... Родина гибнет. И не какие-либо не зависящие от нас несчастья тому причиною, а бездна нашего духовного падения, то опустошение сердца, о котором говорит пророк Иеремия: Два зла сотворили люди Мои: Меня, источник воды живой, оставили, и высекли себе водоемы разбитые, которые не могут держать воды (Иер. 2, 13). Совесть народная затуманена противными христианству учениями. Совершаются неслыханные кощунства и святотатства... Забывшие присягу воины и целые воинские части позорно бегут с поля сражения, грабя мирных жителей и спасая собственную жизнь. Россия стала притчею во языцех, предметом поношения среди иноземцев из-за алчности, трусости и предательства ее сынов. Православные, именем Церкви Христовой Собор обращается к вам с мольбою. Очнитесь, опомнитесь, встаньте за Россию».

В сложившейся обстановке Керенский и Савинков договорились с генералом Корниловым об объявлении столицы и ее окрестностей на военном положении. Для его осуществления в Петроград должен был прибыть с фронта 3-й кавалерийский корпус, в задачи которого входило предотвращение захвата власти большевиками. Керенский настаивал на том, чтобы при этом генерал-лейтенант А.М. Крымов, которому он не доверял, считая его слишком правым по своим взглядам, был отстранен от командования этим корпусом и заменен другим лицом. Главковерх на такое перемещение по должности согласия не дал, но и не заявил о том, что он отказывается выполнять это требование. Временное правительство, по инициативе Керенского, приняло постановление о прямом подчинении Петроградского военного округа ставке, при этом гражданская власть в столице должна была остаться под контролем правительства, а не Верховного главнокомандующего. Как представитель правительства, Савинков назначался генерал-губернатором Петрограда. Таким образом, в соответствии с этим предварительным решением реальная власть в стране сосредотачивалась в руках трех лиц: Керенского, Корнилова и Савинкова, из которых каждый, как это стало очевидным в отношении двух первых персон триумвирата, и, весьма вероятно, также и Савинков, стремились к установлению личной диктатуры, при сложившейся обстановке представлявшейся единственно возможным средством удержать страну от конечной катастрофы. Политическими способностями для этого, можно полагать, обладал как раз лишь Савинков, но войска, те части, которые способны были еще подчиняться приказам, состояли под командованием генерала Корнилова.

24 августа Главковерх назначил командующим 3-м конным корпусом генерала П.Н. Краснова, но уже до его вступления в эту должность генералу Крымову он приказал двинуть этот корпус на столицу. Для поддержки ему с фронта снята была также Дикая дивизия. Войти в столицу эти соединения должны были, как писал в своем приказе Корнилов, «в случае получения от меня или непосредственно на месте (сведений) о начале выступления большевиков». Им давалось задание «обезоружить части петроградского гарнизона, которые примкнут к движению большевиков, обезоружить население Петрограда и разогнать советы».

В Ставке обсуждались разные варианты формирования правительства после устранения предполагаемой угрозы захвата власти большевиками. Предлагались разные кандидатуры, и, что характеризует крайнюю зависимость Ставки от политической конъюнктуры, — в основном из левого лагеря, из того круга политиков, которые и привели страну на край гибели. Помимо эсеров А.Ф. Керенского, Б.В. Савинкова и его протеже М.М. Филоненко, которого прочили на должность министра иностранных дел, выдвигались кандидатуры социал-демократов Г.В. Плеханова и И.Г. Церетели. Впрочем, во главе военно-морского министерства предполагалось поставить адмирала А.В. Колчака, а министерства финансов — А.И. Путилова. Имелось в виду, что это также будет временное правительство, действующее до созыва Учредительного собрания, на прерогативы которого ни генерал Корнилов, ни его сторонники поднять руку не смели, тем самым обнаруживая свою зависимость от священных коров либерализма.

Но генералы, участвовавшие в обсуждении предполагаемых мер по восстановлению порядка в стране, понимали, что эта цель не может быть достигнута, если во главе правительства останется Керенский. Поэтому созревало, но окончательно не было принято решение о его увольнении от должности с передачей полномочий главы правительства самому генералу Корнилову. Для Керенского при этом предусматривалась другая, более скромная должность. Но никаких решений на этот счет принято не было. Все это оставалось на уровне предположений и проектов. 25 августа в отставку подали министры из числа кадетов. Создавая правительственный кризис, они тем самым действовали на руку инициативе Ставки по радикальной реформе правительства.

В качестве посредника в переговорах между Ставкой и главой правительства выступил тогда уволенный от должности обер-прокурора Святейшего Синода В.Н. Львов, впоследствии видный обновленец, — человек исключительно инициативный, но не обладавший ни выдающимся умом, ни авторитетом в какой бы то ни было среде. После беседы с Керенским 24 августа его принимал генерал Корнилов, а через день он вновь встретился с Керенским и сообщил ему о действиях, которые намерен предпринять Верховный главнокомандующий в ближайшее время. По плану генерала Корнилова, Керенский должен был уступить ему должность главы правительства. Главковерх настаивал также на том, чтобы Керенский и Савинков срочно прибыли в Ставку. У Керенского при этой встрече сложилось решение сорвать план, задуманный в Ставке. Обнаруживая незаурядные способности к интригам, он попросил простодушного парламентера письменно изложить содержание предложений генерала Корнилова, и тот, вероятно, не подозревая, что он пишет донос, а полагая, что он всего лишь составляет шпаргалку для премьер-министра, чтобы тот, ничего не упустив, мог лучше обдумать план Ставки, начертал: «1. Генерал Корнилов предлагает объявить г. Петроград на военном положении. 2) Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего. 3) Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров, впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим» и подписался: «В. Львов. Петроград. Августа 26-го дня 1917 года». А перед этим разговором Керенский пригласил в кабинет одного из своих помощников, Булавинского, и спрятал его за ширмой, с тем чтобы тот засвидетельствовал потом самый факт разговора и аутентичность записки. Позже В.Н. Львов решительно отрицал ультимативный характер предложений Корнилова: «Никакого ультимативного требования Корнилов мне не предъявлял. У нас была простая беседа, во время которой обсуждались разные пожелания в смысле усиления власти. Эти пожелания я и высказал Керенскому. Никакого ультимативного требования ему я не предъявлял и не мог предъявить, а он потребовал, чтобы я изложил свои мысли на бумаге. Я это сделал, а он меня арестовал. Я не успел даже прочесть написанную мною бумагу, как он, Керенский, вырвал её у меня и положил в карман».

Керенский взял на себя роль детектива, провоцирующего подследственного

Вооружившись драгоценной уликой, которая, как самонадеянно полагал премьер, открывает путь к диктатуре не незадачливому генералу, но ему — любимцу революционных масс, он предпринял следующий шаг: обладая опытом адвокатских выступлений по криминальным делам и зная в них толк, Керенский взял на себя роль детектива, провоцирующего подследственного, который не подозревает о расставленной для него ловушке. Сам он так объяснял цель устроенного им спектакля: «Было необходимо доказать немедленно формальную связь между Львовым и Корниловым настолько ясно, чтобы Временное правительство было в состоянии принять решительные меры». Он срочно позвонил генералу Корнилову, разыграв при этом сцену присутствия при телефонном разговоре «свидетеля» по делу В.Н. Львова, в действительности отсутствовавшего, и, как заправский актер, говоря также и от его имени.

От лица В.Н. Львова Керенский обратился к Корнилову:

— Здравствуйте, генерал. У аппарата Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.

[Корнилов]. — Здравствуйте, Александр Фёдорович, здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю: события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определённого решения в самый короткий срок.

[Керенский]. — Я, Владимир Николаевич, вас спрашиваю — то определённое решение нужно исполнить, о котором вы просили меня известить Александра Фёдоровича, только совершенно лично, без этого подтверждения лично от вас Александр Фёдорович колеблется мне вполне доверить.

[Корнилов]. — Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Фёдоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилёв.

И тут Керенский, снимая маску отсутствующего Львова, обращается к генералу уже от себя лично: «Я, Александр Фёдорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

[Корнилов]. — Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего выезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.

[Керенский]. — Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?

[Корнилов]. — Во всяком случае.

[Керенский]. — До свидания, скоро увидимся.

[Корнилов]. — До свидания».

Обвинение в измене, предъявленное Корнилову, было юридически несостоятельным

Записанный на ленту, этот разговор Корнилова с тенью Львова, устами которого глаголал Керенский, затем заговоривший от своего имени, послужил изобретательному премьеру уликой для обвинения Корнилова в государственной измене, которая заключалась всего лишь в предложении Керенскому уйти в отставку. Между тем, Керенский не был ни монархом, ни даже монархистом, чтобы приравнивать покушение на свой пост к государственному преступлению, тем более что власть самого Керенского имела не легитимные, но исключительно революционные основания. Он был всего лишь ставленником эсеро-меньшевистских Советов. Поэтому в процессе углубления революции, каковое планировалось большевиками, или попытке ее попридержать, предпринятой Ставкой, он мог быть заменен другим лицом, подобно тому как сам он сменил князя Г.Е. Львова в должности премьера, а к намеченному Учредительному собранию не только генерал Корнилов, но даже великий князь Михаил Александрович относились с безграничным пиететом. Иначе говоря, обвинение в измене, предъявленное Керенским Корнилову, было высосанным из пальца, юридически абсолютно несостоятельным.

27 августа Керенский телеграммой потребовал от генерала Корнилова сдать должность Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанту Лукомскому и немедленно выехать в Петроград, очевидно, для суда и расправы над ним по обвинению в мятеже. А.С. Лукомский, однако, отказался принять это назначение, поддержав действия Корнилова, и сам Корнилов отказался подчиниться, потому что он и не был обязан подчиняться Керенскому — не существовало законодательных актов, которые бы регламентировали соотношение полномочий главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего. С марта 1917 г. все государственные установления возникали в порядке революционной импровизации самопровозглашенных учреждений, обладавших неопределенными полномочиями и неопределенным статусом. Образование нового, правильно, на конституционных и законных основаниях устроенного государственного строя единодушно откладывалось конкурирующими между собой политическими партиями до созыва Учредительного собрания.

Косвенным образом право Верховного главнокомандующего на игнорирование распоряжений премьера признает и летописец этих событий Н.Н. Суханов, несмотря на то, что, будучи видным левым меньшевиком, политически он был противником генерала Корнилова. Хотя и не без иронии, он тем не менее так оценил сложившуюся ситуацию: «Корнилов... отказался сдать должность Главковерха. Это было вполне последовательно: «солдат» не собирался играть в игрушки, серьезное дело «для спасения страны» им было задумано и начато, и если завершение его не удалось в наилучших, легальных формах, то это еще не значило, что от него следует отказаться». Явный противник Корнилова, Суханов тем не менее акцентирует внимание и на формальной несостоятельности распоряжения Керенского об увольнении Корнилова, констатируя, что приказ был «передан в необычной форме телеграммой без номера, без надлежащих подписей». Очевидно, что Керенский прибег к формальной дефективности документа не из-за своей непредусмотрительности, но, напротив, как раз по причине предусмотрительности — на случай, если бы победителем из этой истории вышел Корнилов, и премьеру пришлось бы отвечать за намерение сорвать акцию по спасению армии и страны. Он мог бы тогда, сославшись на неправильность в оформлении приказа, доказывать, что приказ издан был лишь для имитации противостояния Главковерху, с оглядкой на настроения революционных масс.

27 августа последнюю попытку помирить Керенского и Корнилова предпринял Б.В. Савинков, с вероятным расчетом на то, что если обе стороны сделают шаги навстречу друг другу и тем обнаружат неуверенность в своих силах, он, Савинков, один из самых выдающихся ассов революционного террора, организатор десятков громких терактов, и среди них убийства великого князя Сергея Александровича, и в то же время после Февраля наладивший хороший контакт с боевыми генералами, заслуживший в глазах наиболее доверчивых из них репутацию патриота, упорный противник большевиков, получит шанс выдвинуться на первую роль на политическом Олимпе революционной России. Но эта попытка оказалась тщетной. Керенский отверг его предложение мириться с Главковерхом, и тогда Савинков стал действовать сообща с премьером, который обратился от имени Временного правительства с воззванием следующего содержания: «26 августа генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы В.Н. Львова с требованием передачи Временным правительством генералу Корнилову всей полноты военной и гражданской власти... Усматривая в предъявлении этого требования... желание некоторых кругов русского общества воспользоваться тяжелым положением государства для установления в стране государственного порядка, противоречащего завоеваниям революции, Временное правительство признало необходимым: для спасения родины, свободы и республиканского строя (но в ту пору Российское государство еще не было объявлено республикой, и решение вопроса о государственном строе откладывалось до созыва Учредительного собрания — В.Ц.) уполномочить меня принять скорые и решительные меры, дабы в корне пресечь всякие попытки посягнуть на верховную власть в государстве (чью? — лично Керенского, Временного комитета Государственной думы, Временного правительства, Всероссийского съезда Советов и его ВЦИК? До созыва Учредительного собрания ответа на этот вопрос не имелось — В.Ц.) и на завоеванные революцией права граждан. Все необходимые меры к охране свободы и порядка в стране мною принимаются, и о таковых мерах население своевременно будет поставлено в известность. Вместе с тем приказываю: генералу Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего главнокомандующему армиями Северного фронта, преграждающему путь к Петрограду. Генералу Клембовскому немедленно вступить в должность Верховного главнокомандующего, оставаясь в Пскове. Объявить Петроград и Петроградский уезд на военном положении...».

Генерал от инфантерии В.Н. Клембовский, как еще раньше генерал А.С. Лукомский, отказался взять на себя должность Главковерха. Из пяти командующих фронтами лишь он и командующий Юго-Западным фронтом А.И. Деникин в эти дни решительно поддержали Корнилова. Керенский взял тогда на себя должность Главковерха, назначив начальником штаба генерала от инфантерии М.В. Алексеева, который в свое время сыграл главную роль в свержении святого императора Николая II. На имя Правительствующего сената был издан указ Временного правительства о предании генерала Корнилова суду по обвинению в государственной измене.

Со своей стороны, Корнилов отреагировал на прокламацию Керенского в тот же день, 27 августа, так называемым «Объявлением», в котором говорилось: «Телеграмма министра-председателя... во всей своей первой части является сплошной ложью: не я послал члена Государственной думы В. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне, как посланец министра-председателя. …Таким образом, свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества. Русские люди! Великая родина наша умирает. Близок час её кончины. Вынужденный выступить открыто — я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, молите Господа Бога об объявлении величайшего чуда, спасении родной земли. Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путем победы над врагом — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы, и выберет уклад новой государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага, — германского племени, — и сделать русский народ рабами немцев, — я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли. Русский народ! В твоих руках жизнь твоей Родины!».

Хотя это был искренний и пафосный текст, но составлен он был с литературной и, что важнее, пропагандистской точки зрения неумело. По тону это был скорее вопль отчаяния, чем мобилизующий призыв. Во всяком случае, воодушевить он мог только тех, кто и ранее сочувствовал попытке генерала Корнилова остановить развал армии и страны, приобрести новых сторонников генерала среди жителей столицы, среди солдат петроградского гарнизона, голосовавших на выборах солдатских Советов в массе своей за эсеров, за партию Керенского, Савинкова и Спиридоновой, и за большевиков (Ленина и присоединившегося к нему Троцкого), это «Объявление» не могло.

По приказу Главковерха 3-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Крымова и Дикая дивизия продолжали двигаться в сторону столицы. 28 августа части корпуса вошли в город Лугу, разоружив местный гарнизон. На станции Антропшино Туземная дивизия вступила в бой с солдатами гарнизона, подчинявшегося Временному правительству. Получив известие об этом столкновении, Керенский дрогнул и хотел уже отправиться в Ставку для переговоров с Корниловым, но его сторонники, настроенные более решительно и оптимистично, отговорили его от этого шага, запугивая его слухами о том, что в Ставке его приговорили к смерти, и живым он оттуда не выйдет.

3. Подавление «мятежа» Корнилова и его политические последствия

В этот критический момент на помощь Керенскому пришли его политические оппоненты Ленин и Троцкий, которых он хотел устранить руками Корнилова, с тем чтобы потом обвинить генерала в кровавых расправах над революционными лидерами. Они призвали питерский пролетариат встать на защиту правительства против контрреволюционного переворота. Но действовали они при этом исходя из собственных политических интересов. Временное правительство в ответ открыло зеленый свет большевистским агитаторам в частях петроградского гарнизона и приказало раздать оружие столичным рабочим, которые под эгидой Петроградского совета, находившегося уже под преимущественным влиянием большевиков, стали формировать отряды красной гвардии для отпора 3-му кавалерийскому корпусу и Дикой дивизии.

Большевики вообще встретили известия о действиях генерала Корнилова с энтузиазмом. Они их не испугали. Их вожди были уверены в том, что выступление Главковерха провалится и что вслед за ним провалится и само правительство Керенского. Мажорные настроения большевистской верхушки и близких им политиков хорошо видны из уже цитированных здесь «Записок о революции» левого меньшевика Н.Н. Суханова, который, получив известие о конфликте между Главковерхом и премьер-министром, беседовал с А.В. Луначарским, который незадолго до этих событий вместе со всей фракцией «межрайонцев», возглавлявшейся Троцким, присоединился к партии большевиков. «У нас обоих, — пишет он, — вырвался какой-то глубокий вздох облегчения... Что Корнилов может достигнуть своих целей — в это мы не поверили ни на одну секунду. Что он может дойти до Петрограда со своим войском и здесь установить свою реальную диктатуру — этого мы настолько не допускали, что, кажется, даже и не упоминали об этом в нашей беседе по дороге в Смольный... Если не дошел до Петербурга ни один эшелон царских войск в момент мартовского переворота, при наличии старой дисциплины, старых офицеров, вековой инерции и страшного неизвестного нового — то не сейчас утвердить свою власть над армией и столицей царскому генералу... Теперь у нас свои командиры, свои идейные центры, свои традиции».

Ни 3-й кавалерийский корпус, ни Дикая дивизия до Петрограда действительно не дошли. На подступах к столице их встретили части, верные Временному правительству, и отряды красной гвардии. Солдат Туземной дивизии эсеровские и большевистские агитаторы склонили к братанию с правительственными войсками. 29 августа продвижение войсковых частей 3 корпуса было остановлено на участке железной дороги между Вырицей и Павловском, где железнодорожники разобрали полотно, а затем правительственным агитаторам удалось убедить войска генерала А.М. Крымова сложить оружие. В это время сам Крымов по приглашению Керенского, переданному через его друга полковника С.В. Самарина, который был помощником начальника кабинета главы правительства, выехал в столицу для переговоров с премьер-министром. Содержание его беседы с Керенским осталось неизвестным, но после этой встречи генерал-лейтенант А.М. Крымов выстрелил себе в грудь. Через несколько часов он скончался в Николаевском военном госпитале. Полковник Самарин, устроивший эту встречу, которая стоила жизни его другу, был вскоре потом произведён в генерал-майоры и назначен командующим войсками Иркутского военного округа.

Солдаты армии генерала Корнилова сдают оружие. Август 1917 года. Фото: РИА Новости

‎После провала генералу Л.Г. Корнилову одни его сторонники предложили бежать из Ставки, спасаясь от ареста и суда, другие предлагали сопротивляться до конца: «Скажите слово одно, и все корниловские офицеры отдадут за вас без колебания свою жизнь». Но генерал велел передать офицерам Корниловского ударного полка приказ «соблюдать полное спокойствие»: «Я не хочу, — сказал он, — чтобы пролилась хоть одна капля братской крови». 1 сентября начальник Генерального штаба генерал от инфантерии М. В. Алексеев, выполняя приказ Керенского, произвел арест генерала Корнилова и его соратников в ставке и отправил их в Быховскую тюрьму. Выполнив приказ Керенского, генерал Алексеев неделю спустя, 8 (21) сентября 1917 года, ушел в отставку, оставив должность начальника Генерального штаба назначенному Керенским генерал-лейтенанту Н.Н. Духонину. После этого Алексеев направил редактору «Нового времени» Б. . Суворину письмо, предназначенное для публикации. В нем он выступил в защиту Корнилова и «корниловцев» — в ту пору быховских узников: «Россия не имеет права допустить готовящегося в скором времени преступления по отношению ее лучших, доблестных сынов и искусных генералов. Корнилов не покушался на государственный строй; он стремился, при содействии некоторых членов правительства, изменить состав последнего, подобрать людей честных, деятельных и энергичных. Это не измена родине, не мятеж».

Корнилов не покушался на полновластие планируемого Учредительного собрания

Конечно, выступление Корнилова не было ни изменой родине — обвинение, которое не раз в истории предъявлялось тем, чьи действия направлены были как раз на защиту родины, — ни мятежом, потому, во-первых, что действия, направленные против нелигитимной власти, выросшей из мятежа, не могут быть по природе вещей, в силу юридической логики и согласно здравому смыслу, квалифицированы как мятеж, а во-вторых, Корнилов никоим образом не покушался на полновластие планируемого Учредительного собрания, и если даже его действия могут быть расценены как попытка установления военной диктатуры, то он в своих публичных заявлениях ясно обозначил временность этой виртуальной, если не сказать мнимой, и, во всяком случае, не осуществленной диктатуры — до созыва Учредительного собрания, которому и он, подобно современным ему политикам, усваивал едва ли не сакральный статус, вполне пребывая в плену либеральных идеологических штампов.

Самое тяжелое обвинение, которое можно было бы предъявить генералу Корнилову не в юридическом, но в историческом плане, — это его провал. Надо сразу сказать, что шансов на удачу, даже при более продуманной организации, у него было немного. Россия пережила катастрофу в феврале и марте 1917 г. и с тех пор пожинала ее плоды, одним из которых, и самым неотвратимым, был развал армии. Но история знает как опыты остановки, замораживания революционных процессов, так и случаи успешных контрреволюционных переворотов либо гражданских войн, победителями из которых выходили сторонники реставрации прежнего, дореволюционного государственного строя. Половинчатость политической позиции генерала Л.Г. Корнилова, его неготовность выдвинуть последовательно контрреволюционные лозунги, повторившаяся впоследствии в ходе гражданской войны со стороны лидеров Белого движения, если и не обрекали корниловцев 1917 г., равно как и продолжателей их дела, вступивших в гражданскую войну с красными, на поражение, то существенно подрывали их шансы на победу. Российские политические традиции требуют последовательности, с доведением идей и лозунгов до их логического предела, и поэтому в политической борьбе они дают фору тем, кто способен идти до конца: у нас и самые патентованные, с формальной стороны, либералы отличаются подчас поразительно не-либеральной оголтелостью, таким образом, вероятно, пытаясь соответствовать национальному менталитету и вписаться в отечественные традиции. А они, и традиции, и менталитет, не только у нас такие — на другом конце Европы расположена страна, история которой имеет известные параллели с российской историей. Это Испания, и вот, в гражданской войне в Испании генерал Франко, ставший потом генералиссимусом, победил по разным причинам, но в не малой степени потому, что он воевал не под лозунгом наведения порядка в Испанской республике, разваливающейся под грузом социальных конфликтов и сепаратистских поползновений, но декларируя открыто ясную и понятную цель — упразднить республику и восстановить в стране монархическое правление, что не помешало ему после победы, при формальном провозглашении Испании королевством, править в режиме военной диктатуры до конца своей долгой жизни. Генерал Корнилов, осуществивший в свое время арест святой императрицы, и не мог, и, похоже, не хотел действовать подобным образом. Он не сжег за собой мосты. Это был своего рода недопереворот, схематически повторившийся у нас три четверти века спустя. После ареста Корнилов, подвергаясь допросам, пытался оправдаться, уверяя следователей в том, что он не замышлял покушения на демократию. В этом он был прав. Но это обстоятельство как раз и способствовало его поражению.

Он не сжег за собой мосты

И все же, если у Корнилова и был некий шанс на успех, он утратил его потому, что неправильно выбрал время для выступления — это был фальстарт. Как известно, России не удалось избежать полномасштабной гражданской войны, и освобожденный из Быховской тюрьмы Л.Г. Корнилов вместе со своими сподвижниками и заодно с арестовавшим его генералом М.В. Алексеевым выступили инициаторами белой борьбы, но Корнилов имел бы гораздо более сильные позиции при начале этой войны, если бы он продержался до нее и начал ее в должности Главковерха, например, в тот момент, когда бы схлестнулись Советы с их большевистским большинством, сложившимся осенью 1917, с Учредительным собранием, в котором доминировали эсеры. В этой ситуации у Верховного главнокомандующего был бы максимально выигрышный шанс выступить арбитром в противостоянии, распустив оба учреждения, поставивших страну на грань братоубийственной междоусобицы. Увлеченные противоборством стороны могли бы не успеть заключить перемирия для солидарного отпора Главковерху. Впрочем, и в этом случае окончательный исход смуты оставался бы неясным.

1 (14) сентября 1917 г. Временное правительство, по настоянию Керенского, провозгласило Россию республикой, что, собственно, и было настоящим государственным переворотом, в отличие от действий, предпринятых Корниловым, — актом беспардонной узурпации. До тех пор считалось, что Учредительное собрание как раз и будет созвано для определения формы государственного правления: быть России республикой или монархией. Большевики в своих позднейших акциях по изменению государственного строя всего лишь следовали примеру узурпатора Керенского.

В начале сентября 1917 г. он торжествовал победу, которая оказалась Пирровой. При расследовании всех обстоятельств Корниловского выступления выяснилось, что председатель Временного правительства дал предварительное согласие на ввод в столицу 3-го кавалерийского корпуса и не сошелся с Корниловым главным образом по персональному вопросу: оставаться во главе правительства ему, Керенскому, или передать власть Корнилову. Большевики не преминули сразу после своего кратковременного альянса с ним, с эсерами и меньшевиками обвинить премьера в потворстве Корнилову, а затем и в прямом соучастии в Корниловском «мятеже», заодно распространяя это обвинение и на других лидеров правых эсеров.

Путь к власти большевикам был расчищен успешным подавлением Корниловского «мятежа»

Таким образом, путь к власти большевикам был расчищен успешным подавлением Корниловского «мятежа». В результате выборов в Петроградский и Московский городские советы, проведенных 31 августа и 5 сентября, большинство в них получили большевики, в Петроградском совете их фракция составила 90% всего состава. Подобная метаморфоза наблюдалась и в составе провинциальных Советов. 9 (22) сентября председателем Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, в распоряжении которого находились отряды красной гвардии, вооруженные по приказу Керенского, был избран Л.Д. Троцкий. Эсеровская газета «Дело народа» поместила тогда статью, в которой говорилось: «Большевизм усилился... поглотив собой все революционные элементы. Он усилился численно за счет с.-р. и меньшевистских трудовых масс». Если прибегнуть к спортивной терминологии, после провала акции генерала Корнилова большевики вышли на финишную прямую, а финалом стало устранение Временного правительства и захват власти через доминирование в Советах.

Большинство участников заседавшего в эти дни в Москве Поместного Собора сочувствовало планам Л.Г. Корнилова по наведению в стране порядка, но Собор, вопреки призывам некоторых его участников, благоразумно воздержался от того, чтобы ввязаться в политическое противоборство на его стороне, тем самым устранив опасность своего роспуска правительством Керенского.