«Я чувствую, как от некоторых людей идет тепло»

Быстро опускаются на город синие февральские сумерки. Мы идем по самому центру старого Тбилиси — нас ждет в гости игумения монастыря в честь Преображения Господня, матушка Мариам (Микеладзе). Долго не можем найти вход в небольшой монастырь — он совсем незаметен в переплетении старинных улиц и двориков.

Стучим в первую попавшуюся из дверей, выходящих на улицу — и, к нашей большой радости, её открывает монахиня. Мы попадаем в вышивальную мастерскую, проходим её насквозь и довольно долго, по многочисленным каменным ступеням, поднимаемся в гору, к основным монастырским постройкам.

Когда-то здесь был дворец — царь Ираклий Второй построил его для любимой супруги Дареджан. Потом здесь размещалась духовная семинария, а с 1824 года — мужской Преображенский монастырь. Здесь с 1906 по 1908 год жил Католикос-Патриарх Амвросий (Хелая), ныне прославленный в лике исповедников. При Советской власти монастырь, конечно, закрыли и разместили здесь музей имени 26 бакинских комиссаров. Обитель вернули Церкви только в 1991 году.

От дворца царицы Дареджан осталась небольшая башня с опорными столбами и ажурным круговым балконом — смотровой площадкой. С балкона открывается прекрасный панорамный вид на вечерний, полный огней Тбилиси. Возможно, это только часть прежнего дворца царицы, но, скорей всего, он и строился таким небольшим: грузинские царские дворцы обычно были невелики. Рядом — храм. Разведены газоны, растут розы и пальмы. С 2003 года в монастыре действуют хоспис, учебная база для сестер милосердия, мастерские по вышиванию, иконописи.

Мы наконец поднялись к башне. Игумения Мариам, тоненькая как тростинка, легкая, изящная, спешит нам навстречу — и она выглядит совсем юной. Матушка отвечает на наши вопросы и рассказывает нам о себе и о своем монастыре.

— Матушка Мариам, не могли бы вы поделиться и рассказать, как вы пришли к Богу?

— В том, что Бог есть, я никогда не сомневалась. Но родилась я в 1964 году, а это было время атеизма. Мы в школе вступали в пионеры, по телевизору часто показывали Брежнева, и казалось, что так будет всегда. Я хорошо училась, даже ездила в знаменитый пионерский лагерь «Артек».

В детстве мне снились кошмары. Я сама просила маму, чтобы меня окрестили, и меня окрестили, когда мне было 14 лет. Крестилась я вместе с сестрой, при этом мама оставалась ещё некрещеной.

Как-то мне приснился странный сон, будто я умерла. Он произвел на меня такое сильное впечатление, что я помню его до сих пор, спустя более 30 лет. Сон такой. Идет панихида, с одной стороны у моего гроба сидят мои подруги, с другой стороны — моя бабушка. Подруги сначала оплакивают меня, а потом начинают говорить о своих житейских делах, о каких-то своих планах. И я чувствую глубокую печаль, потому что больше не могу с ними в этих делах участвовать. Но я могла общаться с бабушкой — каким-то образом она слышала меня. Вот такой странный сон.

Через некоторое время я пошла на спектакль «Наш город», главная героиня спектакля умирает, и у неё там такие же переживания, как в моем сне. Все это странно, но об этом сне у меня сохранились очень живые воспоминания, и, видимо, впервые я задумалась о смерти, у меня появилась память смертная. Я даже теперь, когда бываю на панихидах, всегда чувствую, что нужно выбирать слова, нужно думать, что душа покойного вас слышит, потому что душа не умирает.

Хорошо помню другой момент, когда столкнулась со смертью: погибли на яхте мои друзья — что-то там случилось с электричеством. Это было очень страшно, потому что за две недели до трагедии я была на этой яхте, и все это могло случиться со мной. Столкновение со смертью никогда не проходит бесследно, всегда заставляет задуматься о смысле жизни, о её Творце, о том, что будет там, за смертным порогом.

После школы я поступила на биофак университета в Тбилиси, но никогда не верила в теорию эволюции, понимала, что у всего живого был Создатель. Здесь я подружилась с Кетеван Махвиладзе, сейчас она игумения монастыря в Бодби, матушка Теодора.

— И вы пришли в храм?

— Да, будучи студенткой, я впервые пришла на службу в храм. Почти ничего не понимала — что там происходит. Была Пасха, и прихожане шумели, радовались — а я ничего толком не понимала. Обратила внимание на священника: он всю ночь принимал исповедь у прихожан. Я провела на службе целую ночь и от усталости села, а священник все стоял и внимательно слушал людей. Думаю: как же он устал, наверное! Я-то сижу, а он всю ночь стоит!

А потом я увидела, как он радовался Пасхе, как был счастлив... Такая небесная радость была на его лице, что она невольно передалась и мне, и я тоже чувствовала неземную радость, когда смотрела на него.

Потом я пошла к нему на исповедь — и это была первая исповедь в моей жизни. И меня поразило: как этот незнакомый священник понимал меня с полуслова, словно он знал меня всю жизнь. Я не знала тогда, что это Господь открывает своим пастырям то, что нужно для спасения их паствы.

Потом этот священник стал моим духовником. Это был отец Даниил (Датуашвили). Он очень духовно одаренный человек. Отец Даниил принял монашеский постриг в 1991 году с именем Давид. В 2002 году он возведен в сан митрополита.

Позже была встреча со Святейшим Патриархом Илией II. Святейший притягивал к себе, как магнит. Мое поколение, те, кто сейчас игумении и игумены монастырей, настоятели храмов — мы все его духовные воспитанники.

Я стала воцерковляться, и все было так, как написано в Евангелии. Это было возрождение духовной жизни в Грузии, и Господь носил нас, духовных младенцев, на руках, подавал нам, как любящий Отец, все необходимое, о чем бы мы ни молились. Утешал нас Своей милостью — и у нас была радость, как у первых христиан. И все это происходило по молитвам Святейшего.

— А как вы впервые оказались в монастыре и что при этом почувствовали?

— Как-то мы ехали с моим соседом на машине и увидели, как отец Даниил голосует, чтобы остановить такси. Мы предложили его подвезти, а он сказал, что едет в Мцхету, в монастырь Самтавро. Мы поехали в Самтавро, а там я почувствовала, что не хочу уезжать из монастыря, что мне необходимо нужно здесь побыть и помолиться. Сам Господь нас привел сюда через духовника. И я неожиданно для себя сказала своему соседу:

Вид с террасы Преображенского монастыря

— Пожалуйста, когда вернешься домой, зайди к моим родителям, передай им, чтобы меня не теряли — я остаюсь ночевать в монастыре.

В те времена в Самтавро подвизались совсем старенькие матушки, молодых никого не было, и меня оставили ночевать с какой-то старенькой монахиней в её келье. Это была моя первая встреча с монастырем — и это была неописуемая радость! Я почувствовала такую сильную благодать, что мне не хотелось никуда уезжать отсюда...

В Мцхете я познакомилась со старенькой монахиней — матушкой Рахилью. Она так молилась! Она умела молиться... Там одна монахиня тяжело заболела, и мать Рахиль молилась за неё горячо, дерзновенно. Она просила:

— Господи! Как Ты увел танки из Грузии — так уведи болезнь от тяжко болящей монахини...

Её молитва была такой живой! Она даже как бы и не просила, а требовала с дерзновением и упованием на милость Божию...

Матушки этого монастыря были такими старенькими, что не могли ухаживать за монастырем, не в силах были вести хозяйство, но они своим примером научили нас главному монашескому деланию — молитве. И они были очень простыми, искренними людьми, у них было живое отношение к Господу, они чувствовали Его присутствие в своей жизни. Мать Рахиль плакала, когда мы невнимательно молились...

— Наверное, постепенно монашеский образ жизни становился для вас все ближе и ближе?

— Да. После окончания Университета я устроилась работать в Научно-исследовательский институт биофизики. Но мирская жизнь все меньше привлекала меня, я стала избегать шумных компаний, потеряла интерес ко всем мирским утешениям. По благословению духовника, отца Даниила, оставила работу.

Потом и моя подруга Кетеван Махвиладзе (сейчас игуменья Теодора) оставила работу в научно-исследовательском институте. С нами была ещё одна наша подруга, матушка Елизавета (Месхишвили), сейчас она тоже игумения миссионерского ставропигиального монастыря святой Нино в селе Фока на озере Паравани.

Мы, молодёжь, сплотились вокруг нашего духовника, отца Даниила, и Святейший предложил, чтобы мы все вместе один день в неделю посвящали работе в заброшенных храмах и монастырях, работали там, потом вместе молились и трапезничали. Святейший также благословил нас молиться по четкам — и это было уже близко к иноческой жизни.

Позднее Святейший благословил нас пожить около месяца в Пюхтицком монастыре, где традиции монашеской жизни передавались от поколения к поколению. Так монашеский образ жизни становился для нас все ближе и ближе. Затем Святейший благословил нас пожить в монастыре в Самтавро, где я узнала великого святого нашего времени, отца Гавриила (Ургебадзе). О своих встречах с ним я рассказывала для книги «Диадема старца».

— Ваши родители сразу приняли ваш выбор монашеского пути?

— В монахини меня постригал сам Святейший. Родители мои сначала были против и очень переживали, но, по молитвам Святейшего и отца Гавриила, они приняли мой выбор.

Моя мама как-то раз приехала ко мне в монастырь накануне праздника Богоявления Господня. Мне очень хотелось в этот праздник помолиться на службе в храме, но мне дали послушание побыть с больной монахиней в онкологии. Я стала у неё отпрашиваться ненадолго на службу, и она меня, конечно, отпустила.

Я поспешила в монастырь, чтобы успеть на праздничную литургию, но по дороге стала переживать, что не исполняю послушания и бросила больную. Я вернулась назад в больницу и почувствовала утешение и уверенность, что поступила правильно.

К своему огромному изумлению, вернувшись после исполненного послушания в обитель, я узнала, что моя мама на этот праздник впервые исповедалась и причастилась. Так Господь утешил меня, словно сказал мне: «Ты неси свое послушание, а все остальное сделаю Я Сам».

— Матушка, расскажите, пожалуйста, о том, как вы стали игуменьей.

— После Самтавро нас с матушкой Феодорой и матушкой Елизаветой перевели в село Марткопи, одно из самых древних селений Кавказа. В Марткопи много исторических памятников, которые можно встретить даже во дворах местных жителей, например, многовековые башни.

В этих местах в VI веке подвизался святой Антоний Марткопский, один из основателей грузинского монашества. Его прозвали Марткопским из-за любви к уединению: в переводе с грузинского «марто мкопи» означает «находящийся в одиночестве». Последние 15 лет своей жизни он подвизался на столпе, и после смерти святого на его гробнице произошли многочисленные исцеления.

Здесь мы строили церковь в честь святого Георгия. Мы были молодыми девушками, и нам приходилось очень нелегко. Святой Георгий очень помогал — почти все благодетели, которые нас поддерживали, носили имя Георгий. Ну, все знают, кто строит церкви — это в первую очередь святые.

Я стала игуменией Иверского монастыря в Марткопи в 27 лет. Это было для меня совершенной неожиданностью: Святейший не предупредил меня заранее, и я этого совсем не ожидала.

Когда узнала о предстоящем игуменстве, мне было немножко страшно. Отец Гавриил (Ургебадзе), ныне прославленный в лике святых, мне предсказал игуменство, но сказал, что это будет нескоро. Он как-то обратился ко мне, когда я была ещё послушницей Нино:

— Через 12 лет станешь игуменьей.

А я стала игуменией гораздо раньше. И сначала недоумевала: почему предсказание святого не сбылось? И только потом поняла. Именно через 12 лет я сказала себе:

— Ладно, я буду игуменией!

Мне нужно было время. Должны были пройти эти 12 лет, чтобы это осознать и принять свой крест...

С 1991 года по 1995 год я трудилась настоятельницей Иверского монастыря в Марткопи. Мы построили церковь, наладили устав и быт. Только я немного привыкла к своему настоятельству в небольшой обители — и меня назначили настоятельницей Преображенского монастыря в центре Тбилиси.

— Как вы приняли новое назначение?

— Тогда уже Господь, носивший нас ранее на руках, как духовных младенцев, начал нас потихоньку учить ходить своими ножками, как мать учит ходить ребенка. А младенец падает, ушибается, просится снова на ручки — ему так хорошо было, когда его носили на руках... Я плакала три дня, узнав о предстоящем назначении. Но это было мое новое послушание.

Тбилиси

И вот уже более 20 лет я здесь. Обитель в центре Тбилиси, и у нас бывает очень шумно, особенно летом: гремит музыка всю ночь. Жара. Как мы это преодолеваем, даже не знаю... С Божией помощью. Когда мы чуть свет встаем на молитву — музыка заканчивается, слава Богу. У нас 16 сестер: две послушницы, одна инокиня, остальные монахини. Мы — как одна семья.

— Расскажите, пожалуйста, немного об уставе вашего монастыря.

— Встаем в пять утра, молимся. Молитва заканчивается в половине восьмого. В одиннадцать — трапеза. После трапезы до пяти вечера — послушания. В пять — вторая трапеза. Затем — вечерние молитвы, после молитв расходимся по кельям.

Мы оставляем время для отдыха, для чтения духовных книг, для келейной молитвы. Сестры должны иметь время для отдыха, чтобы они могли осмыслить, для чего мы трудимся — а трудимся мы для Бога, для спасения души.

Послушания разные. Сад. Цветы. Свечи делаем, печем просфоры, хлеб. Одна сестра пишет иконы, одна переводит духовные книги. Стирка, уборка. Вышивание. Есть послушание гостиничной.

Трудно ли мне поддерживать дисциплину в монастыре? Видите ли, Господь посылает мне таких сестер, которые сами очень дисциплинированные, и мне не приходится быть очень строгой.

— Я слышала, что у вас при монастыре действует хоспис...

— Да, также у нас при монастыре есть школа сестер милосердия и маленький хоспис на шесть коек. Девушки, проходящие обучение, ухаживают за онкологическими больными в городе, а тех, кому требуется ежедневный уход, привозят в наш хоспис.

Больных к нам обычно привозят в очень тяжелом состоянии. Иногда они остаются у нас на время, иногда до самого конца. Некоторые из них, пожив в нашем хосписе, принимают монашеский постриг.

Квалифицированные сестры милосердия ухаживают за больными, а мы с ними ведем катехизаторские беседы, просто разговариваем, духовно их поддерживаем.

Некоторые из этих смертельно больных людей в последние минуты своей жизни учили нас многому — тому, как они встречали смерть. Учили нас терпению, любви, надежде. Мы видим, как Господь помогает им — и мы благодарны, что Господь даровал нам это служение.

— Это нелегкое служение...

— Да, и у нас было много чудесных случаев, связанных с ним. У нас как-то лежала в хосписе одна молодая девушка. Она умирала от рака. Она захотела стать монахиней, и мы её постригли. У нас как раз гостил Патриарх Александрийский Феодор II, он приезжал к Святейшему и к нам заехал. Он предложил:

— Постригите её с моим именем, в честь того же святого, как и меня постригли, — и я буду за неё молиться.

И мы постригли её с именем Феодора. Потом намечался постриг других сестер, и мать Феодора очень хотела при этом присутствовать, порадоваться за новопостриженных, пережить ещё раз благодать монашеского пострига. Но она была слишком слаба. Она, видимо, молилась, чтобы Господь даровал ей эту радость, и она действительно смогла присутствовать на постриге — но в гробу. А ведь монашеский постриг — это тоже смерть. Смерть старого, ветхого человека — и рождение нового. Рождается новый человек, с новым именем.

И на этом постриге грани смерти словно не существовало — мы видели, что смерти не существует.

— Может быть, вспомните ещё какой-нибудь назидательный случай?

— Когда меня Святейший назначил игуменьей нынешнего монастыря, я ещё какое-то короткое время оставалась и игуменией монастыря в Марткопи. И вот сестры из Марткопи приехали в наш монастырь в Тбилиси на монашеский постриг.

А в Марткопи у нас жила одна послушница, она была врачом-психиатром. И надо же так случиться, что она сама заболела душевной болезнью. Причем интеллект у неё полностью сохранился, и она понимала, что с ней происходит, все осознавала. Но временами пелена болезни так сильно помрачала её сознание, что ей становилось совсем тяжело, и она теряла контакт с реальностью. Она очень хотела поехать на постриг вместе с сестрами, но у неё началось обострение, и она находилась в таком тяжелом состоянии, что мы ей даже не сказали о поездке.

Когда мы вернулись после пострига в монастырь, она открыла нам двери. И мы увидели с изумлением, что она совершенно здорова. Пелена болезни спала с её разума, и она совершенно здраво мыслила и все понимала. Мы просто остолбенели, честно говоря. Наверное, так люди остолбенели, когда Лазарь встал из гроба. Нужно было видеть её тяжелое состояние душевнобольного человека до нашего отъезда — и совершенно здоровое и ясное состояние её разума после.

И мы поняли: Господу ничего не стоит исцелить любого, самого тяжелобольного человека! Она рассказала нам, что был такой момент, когда её словно облили холодной водой — и она прозрела и вылечилась. И по времени этот момент как раз совпал с тем моментом, когда совершался монашеский постриг, на который она так хотела попасть! И мы поняли, что Господу все возможно!

Эта сестра — пример того, как Бог может исцелить любого человека, если на то будет Его святая воля. Потом этой сестре стало немного хуже, но больше никогда ей уже не было так плохо, как раньше, больше никогда уже её сознание так не помрачалось.

Её случай — пример того, как человек терпеливо несет свой крест. Этот случай был и для неё самой очень важным: в ней словно что-то изменилось. И мы все поверили в чудо. Сейчас эта сестра — монахиня.

— Матушка Мариам, встречи с какими людьми произвели на вас самое большое впечатление?

— Хотите, расскажу о своей встрече с Оптинским старцем, схиархимандритом Илием (Ноздриным)? Я увидела, как старец сидит за столом, и так хотела узнать его поближе, что просто подошла и села рядом с ним. И в это время зашел один человек, которого я недолюбливала. И вдруг я увидела, с какой любовью старец на него посмотрел — и поняла, как отец Илий любит людей и никого не осуждает. Увидела саму себя на фоне старца — и это был урок для меня!

А ещё как-то раз я, уже будучи игуменьей, ездила в Америку. Мои друзья, Михаил и Кетеван, хотели познакомить меня с епископом Василием (Родзянко). Рейс задержался, и когда я приехала к друзьям, владыка уже ушел. Я очень расстроилась: мне так хотелось с ним встретиться...

А владыка Василий даже не знал меня, но когда ему передали, как я расстроилась, не застав его, сказал:

— Ничего, я приду ещё раз специально для встречи с ней!

И он пришел. Когда я увидела владыку — была просто поражена: он весь светился! Он был как глоток воздуха! И он дал мне силы, поддержал меня. Когда владыка служил литургию — я была вне времени, вне пространства...

Мои друзья, Михаил и Кетеван, рассказывали мне о владыке Василии. Михаил (он сейчас священник в Грузии) делился: когда он только приехал в Америку, он очень унывал. Как-то он сидел в храме после службы в полном унынии. Владыка был уставший после службы, и он не знал Михаила, но не прошел мимо, а подошел к сидящему в храме человеку, утешил его, а потом стал его духовным отцом.

Знаете, у меня бывает такое чувство — я чувствую, как от некоторых людей идет тепло. Такое тепло благодати исходило от преподобного Гавриила Ургебадзе, такое тепло идет от Святейшего, и точно такое же тепло я чувствовала от епископа Василия (Родзянко)... И с такими людьми радостно и не страшно, и чувствуешь себя как дома! Такие люди всегда напоминают Бога, потому что они похожи на Него!

Ещё мне очень нравились книги митрополита Антония Сурожского. Когда мы собрались в Америку, то специально полетели через Лондон — так мне хотелось увидеть владыку Антония. Мы позвонили в дверь храма, где он служил. Кто-то открыл двери. Смотрю: стоит человек в жилетке, в брюках. Лицо очень знакомое. Я представляла себе владыку чуть ли не сидящим на облаках — а тут он сам нам двери открывает, как простой привратник или сторож... Я спрашиваю растерянно:

— Это вы, владыка?!

— Да, это я.

— А я думала, что вы — сторож...

— А я и сторожем здесь работаю.

Потом владыка Антоний сказал:

— Я пойду надену подрясник — не буду вас шокировать.

Вышел потом в подряснике. Они были с епископом Василием (Родзянко) и разные и похожие одновременно. От них исходили радость и жизнь...

Митрополит Антоний остался у меня в памяти как очень скромный и смиренный человек. Он устроил нам встречу с грузинской диаспорой, создал нам чудесную атмосферу, а сам остался в тени.

— Матушка Мариам, к кому из святых вы чаще всего обращаетесь в трудных ситуациях за молитвенной помощью?

— Святые всегда рядом с нами. У каждого есть святые, к которым он чаще всего обращается за помощью, с которыми чувствует какую-то особенную духовную близость.

Когда случается какая-то беда или неприятность, я обращаюсь за помощью к святителю Николаю Чудотворцу. Как-то мы ехали на такси в аэропорт, спешили на самолет в Америку. Я уже села в такси, а тут племянник подъехал на своей машине, предложил сам отвезти меня в аэропорт.

Я пересела, мы уже доехали до аэропорта, и вдруг обнаруживаю, что оставила сумку с документами и деньгами в такси. До рейса времени в обрез. Где искать машину и водителя?! Племянник тоже в недоумении — он не обратил внимания, какая машина была у водителя такси. Я сказала святителю Николаю:

— Дорогой мой отче Николае! Ты же все можешь! Ты скоропослушник! Как хочешь — но найди мне, пожалуйста, мою сумку!

Только обратилась к святителю — племянник тут же кричит:

— Я вспомнил!

И он вспомнил, какая машина была у водителя такси, а это была «Вольво». Племянник тут же позвонил в центр, такси мгновенно приехало к нам, и водитель вернул мне сумку целой и невредимой. Я спокойно успела на рейс. Вот такой скоропослушливый Николай Чудотворец.

Ещё был случай. Я ездила в Италию. Собиралась проехать к святителю Николаю в Бари. Была совсем одна. И как-то заблудилась, не знала, в какую сторону идти, где вокзал, где купить билеты. Спрашиваю у всех прохожих по-английски, но никто не желает со мной разговаривать, все проносятся на полном ходу мимо, даже не слушают меня. Я растерялась. У кого ни спрашиваю — ни один не отвечает. Чужой город. Незнакомые люди.

И я взмолилась:

— Святитель Николай, я же к тебе еду!

Мгновенно ко мне подходит женщина — а я даже её не останавливала и ни о чем не спрашивала. И она интересуется, какая у меня проблема и чем она может мне помочь. И по-английски тут же мне все объясняет и про дорогу, и про поезд в Бари, и про билеты. Такой мгновенный ответ на молитву! Скоропослушливый Николай Чудотворец...

Святая Нино... Её не нужно ни о чем просить — она и так сама поможет! Когда мне было тяжело, я каким-то образом оказывалась у её могилы, и она мне давала силы. У неё самой были такая сила и такая вера непоколебимая — и она делится этой верой и силой с нами. И она помогает Святейшему и Грузии.

Святая преподобномученица великая княгиня Елисавета Федоровна... Её житие произвело на меня очень большое впечатление. Она тоже помогала больным, немощным, как это делаем мы в нашем монастыре, поэтому она особенно близка нам. Она мне очень помогает своим примером.

Рано овдовела. После смерти мужа посвятила себя строительству церквей, монастырей и больниц. Она любила свою страну — страну отняли. Шах Аббас I угрожал обратить Грузию в руины, и Кетеван пожертвовала собой: желая предотвратить войну, отправилась к шаху с богатыми дарами и даже предложила себя в заложницы за свой народ. Её саму мучили, её внуков мучили — их бросили в темницу, где они страдали десять лет. Очень тяжелая жизнь!

Шах предлагал ей стать его женой, требовал перейти в ислам. Но ни пытки, ни подкуп не могли сломить Кетеван. Многие её оставили, и она осталась совсем одна, но была непоколебима как скала. Она спасла всю Грузию! Великая святая! Необыкновенная вера и любовь к Богу! И она видела, как другие люди отказывались от веры в обмен на земную жизнь и земные блага — а она стояла как столп.

И ещё Кетеван была очень красива. Единственное, о чем она просила: чтобы её не раздевали перед муками — даже это не исполнили. Ей не оставили никаких человеческих утешений. Тело великомученицы раздирали раскаленными крюками, а она перед каждой пыткой осеняла себя крестным знамением и произносила: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». В конце мучений ей надели на голову чан с горящими углями, но она до конца осталась верна Христу.

Я эту святую никогда ни о чем не прошу — о чем такую святую можно просить?! Но сам факт, что она существует, дает силы и укрепляет в вере. Сами знаете: иногда на людей нападает уныние или они начинают жалеть себя. Тогда бывает полезно вспомнить о святой великомученице Кетеван.

— Благодарим вас за чудесную беседу!

— Храни Господь!