Евгений Тугаринов: «Хор – это семья»

Евгений Святославович Тугаринов родился в 1958 году в Москве в семье музыкантов. Закончил дирижерско-хоровое отделение Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского. В 2001 году был официально пригашен митрополитом Сурожским Антонием в лондонский Успенский собор в качестве регента. В настоящее время – руководитель правого хора Богоявленского Елоховского собора в Москве и руководитель детской хоровой студии «Царевич» при Димитриевской школе.

Наша беседа с Евгением Святославовичем – о том, как сохранить традицию и где ее искать, нужны ли «концерты» во время службы и почему детям полезно петь.

Регент Евгений Святославович Тугаринов

– Евгений Святославович, вы 13 лет руководили хором в лондонском Успенском соборе. Есть какая-то разница в церковной хоровой традиции в России и в Великобритании?

– Есть, огромная. Традиция, которая сейчас существует на русском Западе, – она и есть наша исконная, она из первых рук. Там сохранилась преемственность. Скажем, мой лондонский учитель протоиерей Михаил Фортунато перенял традицию церковного пения у регента лондонского Успенского собора Михаила Ивановича Феокритова. А Феокритов – ученик Касторского. А Касторский – ученик Римского-Корсакова. А Римский-Корсаков был помощником управляющего придворной певческой капеллы. До него управляющими были Балакирев, Бортнянский и т.д. Вот такая преемственность.

Кроме того, в Европе русские православные приходы выжили во многом благодаря местному населению: в Англии – англичанам, во Франции – французам, в Германии – немцам. Они перенимали наши традиции, учились славянскому языку, учились церковному пению, переходили в Православие. В России всё иначе. У нас традиция если и сохранилась хоть как-то, то это произошло скорее чудом, вопреки реальности.

И еще одно очень важное, на мой взгляд, отличие: в лондонском соборе, да и практически во всей Европе, нет профессиональных певчих. Люди там приходят на клирос, чтобы молиться. А в России практически всё держится на «концертном» пении и на наемных певчих. Это наша большая проблема. Наемные хоры церковному пению противопоказаны.

– В лондонском соборе нет платного хора?

– Дело не в оплате. Дело в мировоззрении! Там люди не зарабатывают пением в храме. В Англии, если платят за службу, это скорее расценивается как пожертвование, как благодарность. А у нас это – зарплата. Человека берут в хор просто потому, что у него хороший голос. И этого достаточно. Главное – чтобы он хорошо пел Веделя, Бортнянского и прочие «концерты», а причащается он или нет, чем он вообще живет – это никого не волнует.

Поют дети из хоровой студии «Царевич» при Димитриевской школе

– Вы считаете, что «концерты» в церкви неуместны?

– Они давно стали традицией, и с этим приходится считаться. Но до середины XVII века мировоззрение русского народа было иным: его формировало знаменное пение. Это был другой мир, в котором вера пронизывала все стороны жизни. Этот мир давно ушел в прошлое. Вот уже более трех веков мы живем в атмосфере партесного пения, которое представляет собой скорее духовную музыку, нежели церковное пение. Сравнивать знаменный распев и духовную музыку – то же самое, что сравнивать икону и религиозную живопись. Духовная музыка – это религиозная живопись. А знаменное пение – это икона. Духовная музыка, как и любая другая, стремится к наслаждению, удовольствию, художественной эмоции, впечатлению. А знаменное пение – это символ, знак, бесстрастие. Современный человек не способен воспринять знаменное пение в его первозданном виде. И я не способен, я же современный человек. Нашему веку соответствует духовная музыка – с этим ничего не поделаешь, нужно стараться и в ней услышать молитву. А для этого не надо увлекаться эффектами, руладами, всякими украшениями. Пение должно быть как можно более простым, чтобы народ мог присоединиться.

– В Елоховском соборе прихожане присоединяются к пению хора?

– Пение богослужения всем храмом – замечательная традиция. Я знаю несколько приходов, где она давно укоренилась. Но таких приходов единицы. В большинстве храмов, и в Елоховском в том числе, люди привыкли к правохорным «концертам» и ждут их. Для некоторых «Покаяния отверзи ми двери» Веделя, «Помощник и покровитель» Бортнянского, «На реках Вавилонских» Крупицкого – знаковые произведения, без них Великий пост просто немыслим. «Ты отнял у нас Великий пост!» – сказали однажды монахи Троице-Сергиевой Лавры регенту отцу Матфею. Знаете, почему? Потому что он решил не исполнять очень эмоциональное «Покаяние» Веделя, и хор просто спел его на 8-й глас – тихо и сдержанно. Даже монахи были возмущены! Что же говорить тогда о прихожанах? Людям нужны «концерты», они привыкли так молиться. Разве можно этим пренебрегать? Нет, конечно! Если от регента ждут «концерта», он должен постараться исполнить его так, чтобы и в «концерте» зазвучала молитва. В церкви нет места эффекту, нет места аффекту. В церкви есть место молитве, вот ее и надо искать.

Регент Евгений Святославович Тугаринов

– Вы применяете в Елоховском соборе и в хоровой студии свой лондонский опыт?

– Я этот опыт не просто применяю, я им живу. Хор – это семья, это сообщество единомышленников. Вообще такие отношения – норма для любого сообщества людей. Возьмем, к примеру, завод. Как директору объединить коллектив на заводе? Да очень просто: человеческим вниманием! Надо просто интересоваться этими людьми: чем они живут, какие у них беды и радости. Сплотить людей можно любовью, то есть христианским отношением к ближнему.

Так получилось, что я одновременно начал работать и в соборе, и в детской хоровой студии «Царевич» при Димитриевской школе. Нам, то есть коллективу педагогов, потребовалось два года, чтобы заслужить любовь детей, чтобы они поверили, что хор – это не очередной педагогический эксперимент, что мы не делаем на нем карьеры, ничего для себя не добиваемся, а просто делаем то, что любим. Я несказанно рад, что дети мне поверили! Сейчас они меня слышат, замечают мое настроение. Если я повесил голову и замолчал, они понимают: что-то не так, стараются исправиться. Я ни на кого не кричу, никого не выгоняю. Я их искренне люблю. И они меня любят и стараются не огорчать. Как бы они ни были заняты, сколько бы уроков им ни задали, пропустить занятия в студии для них невозможно. Отстать, выпасть из общего потока никто не хочет.

Нам очень дороги эти отношения, мы знаем, как легко их разрушить. Дети очень тонко чувствуют фальшь, они чувствуют, когда ты чего-то от них хочешь. «Хочешь» – это всегда мелко. А вот «надо» – совсем другое дело. Наши дети очень хорошо понимают, что значит «надо». Во что бы то ни стало подготовиться к выступлению – надо, прийти на репетицию, даже если очень сильно устал, – надо. Вот это самое ценное, что есть в нашей студии.

– Почему в школе вдруг появился хор? Вы считаете, что детям полезно петь?

– Протоиерей Владимир Воробьев как-то сказал, что, когда наш народ перестанет петь, его и завоевывать не надо будет – он сам вымрет. Дух народа формируется и пением, и верой, и подвигом жизни.

Да, конечно, всем людям очень полезно петь, и детям тоже. Это воспитывает чувства и вкус, укрепляет дух. В нашей студии занимается больше половины учащихся школы, у нас семь хоров разных возрастов. Значит, дети этого хотят, значит, им это для чего-то полезно.

– В студии занимаются только пением или есть и другие музыкальные дисциплины?

– У нас полный цикл хоровой студии: хор, сольфеджио, музыкальная литература, вокал. Обязательный предмет – музыкальный инструмент. Можно заниматься на фортепиано, скрипке, виолончели, кларнете, флейте.

– Вы как-то отбираете детей?

– Мы, конечно, проводим прослушивание, но оно часто бывает не показательно, и мы это понимаем. Я убежден, что в каждом человеке есть способности абсолютно ко всему, просто одни в процессе роста активно затрагиваются, а другие не затрагиваются вообще. Они дремлют какое-то время, а потом с возрастом уходят на периферию. Так вот, пока эти способности еще не угасли, мы даем ребенку возможность их в себе развить. Если не получается, ребенок сам уходит – находит что-то более близкое и интересное для себя.

– Какой репертуар у ваших хоров?

– Очень разнообразный. В нем есть Рахманинов, Бах, Бетховен, Глинка, Дунаевский – «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер», колыбельная Раймонда Паулса… На именины школы 1 ноября (день памяти свято благоверного царевича Димитрия) мы подготовили спектакль по «Борису Годунову»: выбрали из трагедии Пушкина все отрывки, посвященные царевичу Димитрию, и разучили несколько хоров из оперы Мусоргского.

Сейчас по моей просьбе известный композитор Владимир Борисович Довгань пишет нечто вроде оперы, действо, посвященное Александру Невскому, – для совместного исполнения хором Елоховского собора и студией «Царевич». Мы уже знаем, что 11 июня 2017 года в Переславле, в одном из монастырей, будем исполнять это действо, и всех на него приглашаем.

Вообще мы не стремимся к частым выступлениям. Ребенку до определенного возраста вредно много выступать – ему надо работать. Выступать – значит, соревноваться, стремиться к славе. А это не то, чему мы хотим научить наших детей. Но и вообще без выступлений тоже нельзя. Когда знаешь, что у тебя впереди концерт, это мобилизует, стимулирует, помогает собраться.

Регент Евгений Святославович Тугаринов

– А на богослужениях дети поют?

– Конечно! В октябре прошлого года мы полностью заменили на Литургии правый хор в храме Христа Спасителя. Через неделю спели Литургию в Покровском храме в Суздале. Еще через неделю спели Литургию в Минске. Еще через неделю – Литургию в храме царевича Димитрия. За один месяц у нас было четыре полных Литургии! Много ли в Москве детских хоров, которые могут спеть не отдельные песнопения, а всю Литургию от и до? Думаю, не больше трех-четырех, и наш хор в их числе. А ведь ему еще и трех лет нет!

Только вы поймите правильно: мы не готовим профессиональных музыкантов. Наши дети смогут петь в церковном хоре, в самодеятельном хоре, смогут петь застольные песни и колыбельные своим детям. Вот, пожалуй, и все. Мы не имеем в виду музыкальную карьеру, мы готовим к вступлению во взрослую жизнь, в которой есть место музыке. Мне кажется, музыка в жизни никому не помешает.