Вы когда-нибудь задумывались над словом «прощай»? Ну, когда провожаем близких? Да, конечно, сегодня все суеверные — предпочитают «до свидания», но всё же – задумаемся. Мы сотни раз слышали: «Ну, давайте прощаться». Ныне совсем не воспринимаем изначального, можно сказать, сакрального смысла. Утратили. Для нас это стало дежурной фразой, которая тянет за собой цепь других обычаев: «посидим на дорожку», «на посошок», «не поминайте лихом» и прочее. На самом же деле наши пращуры просили у друг друга прощение. Ну, чтобы не осталось между ними чего вздорного. Зачастую прощались навсегда.
Кстати, вам приходилось видеть человека на смертном одре, которого кто-то не простил? Это всегда мучительно. Он буквально не может умереть, срочно посылая за ним. Хорошо, если рядом проживает. А если за тридевять земель? Родственники отбивают телеграмму. Ждут. Умирающий тревожится. А ведь бывает и не приезжают. Мало ли что…
Умение прощать – великое искусство. Мне повезло. У меня был достойный учитель. Моя бабушка. Другой вопрос, насколько хорошо я усвоил урок. Всё равно мне было легче – перед глазами живой пример, а вот она училась сему через жизненные невзгоды. Вот говорят: «впитала с молоком матери». Про мою бабулю такого не скажешь. Не было. Ну, материнского молока. Родилась недоношенной – семимесячной. Надюшей назвали. Мама при родах скончалась. А папа, как в песне, любил другую… Он и ушёл в ту семью.
Малютку взяла на воспитание родная бабка Ульяна. Выхаживала в тёплой печи, в тазу с гусиным пухом. Слава Богу, выросла. А тут ещё напасть. На верёвке чужое бельё висело – спёрли. Да одна женщина на Надежду показала. А годы были суровые, послевоенные. Долго разбираться не стали – пять лет лагерей. По окончании срока вышла почти без зубов, да ребёнка в подоле принесла. Родных никого: кто помер, а кого – репрессировали. Идти было некуда, подалась в ту семью, ну, куда папка ушёл. А там своих пятеро голодных ртов. Почувствовала себя лишней. Ушла. Даже пыталась под машину броситься, но Бог миловал.
Прошло время. Жизнь наладилась. Пришла пора умирать той женщине, ну, которая в пропаже белья обвинила. Родственники отыскали адрес. Стали умолять, к умирающей звали. Бабушка собралась, и не раздумывая поехала. Простила… Прошло ещё время. К закату клонилась жизнь другой женщины, ну, той, к которой папа ушёл. Стала звать к себе Надежду и в слезах просила прощения, что не приняла её ни в младенчестве, ни после. И моя бабушка, конечно, простила.
Часы отмерили ещё полвремени. Я из махонького внучка превратился в дерзкого подростка. Помню, бывало, обижал бабулю. Крепко ссорились. Но всегда эти раздоры оканчивались одинаково. Через пять минут бабушка подходила к моей комнате и сквозь рифлёное стекло закрытой дверь говорила: «Внука прости меня, не сердись». Волна чего-то необъяснимого накрывала меня, и поток слёз прорывался из глаз.
Для меня это был полный разрыв шаблона. Тогда, помню, долго ломал голову: почему же она первая просит прощения, когда, по сути, я виновник ссоры? Спустя время я понял, что просящий прощения человек получает неземное блаженство. Это не сравнить с земными удовольствиями от лакомства мороженым, просмотренного фильма, выкуренной сигареты, выпитой рюмки… Думаю, что сердца человека, смирившегося, чтобы попросить прощения — касается Бог. От того у него становится тихо и спокойно на душе.
А ещё вспомнилось, что бабуля будила своего нерадивого внука словами: «Вставай, Царствие Небесное проспишь!», а когда ранился, то звучало неизменное: «Бог терпел и нам велел».
Володя.